Выходы из тела. Управление реальностью - Радов Владислав - Страница 2

  В жизнь человека, открывшего в себе такую способность, приходят спокойствие, наполненность, благодарность и любовь. Надо лишь найти в себе силы стряхнуть с себя дурман, стряхнуть с себя сон, осознав свою человеческую безграничность, подобную безграничности окружающих нас миров, подобную безграничности Создателя.

  К тому же теперь на это будет проще решиться даже скептикам. Благодаря диссертации на тему «осознанных сновидений» доктора Стэндфордского университета Стивена Лабержа это явление больше не нуждается в доказательствах. Теперь это научный факт, требующий более глубокого изучения. А сам термин «осознанные сновидения» отныне является научным термином, хотя совсем недавно фигурировал лишь в эзотерической литературе.

Но предлагаемая вашему вниманию книга лишь отчасти затрагивает тему осознанных снов. На мой взгляд, существует гораздо больше способов осознанного действия в тонких мирах. В части из которых вообще не используется сон, что предполагает попадание в тонкий мир сразу из состояния бодрствования.

  Боясь показаться смешным даже самому себе, не говоря уже о других, поздним вечером я ехал в вагоне метро в сторону железнодорожного вокзала. Вероятно, мой вид действительно производил странное впечатление особенно в середине марта, так как одет я был по-походному, а на плечах красовался новенький рюкзак, возвышающийся над моей головой сантиметров на тридцать, увенчанный сверху скрученной в рулон специальной подстилкой из вспененного материала. Тщательно подобранная одежда и недавно купленная специальная обувь могли сказать наблюдающим за мной людям, что перед ними какой-то странный путешественник профессионал, отправляющийся в экспедицию, в какую-то южную страну. Ведь какая экспедиция с подстилкой может быть в России в середине марта? Но, думающие так, ошибались. Я не только не был профессиональным путешественником, но и вообще начинал думать, что это происходит не со мной, так как никогда до этого не совершал никаких путешествий. Даже ощущение рюкзака за спиной было новым. Кроме того, это путешествие я решил совершить в полном одиночестве, и путь лежал в низовья гор Северного Кавказа. Я ещё не знал, что моё снаряжение не приспособлено для минусовых температур, с которыми я «внезапно» столкнулся в горах, хотя думал, что там уже сравнительно тепло.

  Если вы думаете, что в тот момент я чувствовал себя героем, бросившим вызов повседневности, то это не так. Героем я себя чувствовал до начала поездки. Находясь же в вагоне метро, я впервые почувствовал всю серьёзность и непредсказуемость своего предприятия. Но, представив гомерический хохот людей, знавших о моём подвиге, если бы я в тот же день вернулся домой, и, представив настоящий гротеск от своего появления дома во всём боевом снаряжении, я всё же не дал сомнениям поколебать мою решимость.

  Меня не манила слава альпинистов или первопроходцев. В моей голове не звучало как речитатив «здесь вам не равнина, здесь климат иной…» Нет. Цель моя была к месту силы, а не просто туда, где потрудней.

  Я уже был там однажды летом в составе группы, и можно сказать случайно. Результатом той поездки стал внезапный прогресс во внетелесной практике. Это было явно не простое место. А, кроме того, уже на кануне отъезда в какой-то оккультной книге я наткнулся на упоминание, что именно в марте начинает активизироваться энергия, которую оккультисты каким-то образом чувствуют и умеют использовать. Там же говорилось, что ранней весной на местах силы активизируются природные элементали и духи. Это, конечно, не прибавляло спокойствия одинокому путешественнику, но прибавляло адреналина. Уже оказавшись там, в полном одиночестве, я вспомнил ещё и о кастанедовских «союзниках». В общем, поначалу страха было ведро.  

  Конечно, нужно сказать и о моём психологическом настрое в эту поездку. Было бы неточностью сказать, что я ехал как целеустремлённый духовный подвижник, спокойно и взвешенно оценивающий и знающий. Скорее это было похоже на бегство. Просто в какой-то момент мне стало всё равно. Страх неизвестности притуплялся равнодушием из-за глубокой депрессии, в которой я находился. Кроме того, снова возник застой во внетелесной практике. Впервые я почувствовал, что проникновение и действие в тех мирах действительно представляют собой проблему преодоления системы врат, а не спокойного эволюционного развития. Всякий прорыв в освоении тонких миров предваряло длительное или не очень топтание у очередных врат, которые непременно нужно было открыть, которые к тому же норовили опять закрыться. Без этого не происходило прогресса. Зная о безграничности тонких миров, трудно и обидно в беспомощности топтаться на ограниченной стадии развития. На эту проблему накладывалось общее ощущение подавленности от городского образа жизни, а так же от бессмысленности девяноста процентов своих повседневных действий, даже если на них смотреть новым «полупросветлённым» взглядом. Если к этому прибавить ещё и отсутствие в Москве солнца зимой, то получится гремучая смесь, с которой знакомо думаю много людей.

  В общем, хотелось совместить практику на месте силы с простым пребыванием в дикой и чистой природе.

  А природа там действительно сказочная даже в такое время года, когда ещё нет зелёной растительности, и только какие-то жёлтые и синие цветы, появляющиеся маленькими кустиками в самых непредсказуемых местах, дают понять о приходе весны. Горные же реки выглядят даже интереснее и мощнее, чем летом.

 Я уже почти прибыл на место. Мой путь пролегал через деревню, пройдя через которую, уже через час я был бы на месте. Я ожидал, что начну чувствовать вдохновение, приближаясь к месту. Но чувствовал всё ту же депрессию, привезённую мной тем же московским поездом. Одним из её проявлений стала моя  реакция на собачий лай почти из каждого двора при моём приближении, сопровождавший меня при проходе через деревню. Патологическая реакция состояла в том, что я был готов к бою с собаками и даже хотел его. Я переложил нож в карман рюкзака так, чтобы суметь быстро выхватить его и ринуться в бой с собаками или с кем бы то ни было. Я не понимал, с какой стати привязанные в своих дворах барбосы вдруг бросятся на меня. Но осознание, что мои агрессивные реакции являются продолжением депрессии, пришло лишь, когда через десять дней я шёл обратно. Я шёл здоровым во всех отношениях человеком, в котором просто не было мыслей о насилии, а разве что только о любви. Я шёл, чувствуя наполненность и благодарность. И на меня не залаяла ни одна собака. Это стало ещё одним чудом, произошедшим там. Я видел глаза собак, смотревших на меня, но не услышал даже попытки залаять.

  Но это было потом, а пока я наконец-то добрался до места. Два дня я вёл себя как дурак. Хотя потом я и понял, что это была необходимая адаптация. Дурость заключалась в том, что я действовал, как на каком-то заурядном пикнике. Действия были очень деловыми и «правильными». Было натаскано безумное количество дров, долго устраивалось удобное сидение у костра. Приспособление же для приготовления и разогрева пищи вообще представляло собой шедевр инженерной мысли из камней и палок. Я читал там какую-то книжку, и даже предпринял поход в деревню за сладостями к чаю. На исходе второго дня я задал себе вопрос: «а стоило ли переться в такую даль, чтобы устроить очередной пикник?» Не так просто взять и изменить себя. Даже представить сложно, а не то чтобы попробовать. Но я на какое-то время остановил себя, остановил, не только тело, но и беспокойный и деловой ум. Да, это случилось.  Впервые со всей глубиной почувствовал своё одиночество здесь. Но это одиночество не было устрашающим и неприятным.

 Почувствовал это место, прислушиваясь к звукам и всматриваясь в образы. Я вдруг услышал, как рядом мелодично течёт родник, похожий на маленькую речку или ручей. А немного дальше бурно шумела горная река, неся воду с таявших снежников. Поскрипывали вековые деревья и пели птицы. Но главное, там было солнце, которого так не хватало в Москве.