Кошачье шоу - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 56

— Не это!

Темпл снова посмотрела на снимки. Она никогда не представляла себе Макса таким молодым, но даже в этом возрасте за скучным и неприглядным черно-белым изображением угадывалась некая чарующая сила. Майкл. Майк? Нет, Макс.

— Посмотри на описание, — продолжала Молина.

Темпл знала данные Макса наизусть, и чертова карточка подтвердила их, только рост не совпадал: 183 см (не хватало еще 7 см). Волосы: темные, глаза: голубые… Она переключилась на ее ледяные, ожидающие глаза цвета моря, в которых все еще горел по-настоящему голубой триумф.

— У Макса глаза не голубые! — сказала Темпл. — Здесь неверно написано.

Может быть, там все было неверно.

— Неужели? Мне всегда было интересно, почему мужчине с зелеными глазами — артист ведь всегда должен поддерживать отличный имидж — нужен был бежево-голубой свитер. Я допускаю, что вы невероятно сентиментальны и все еще храните его в своем шкафу.

Темпл вспыхнула, вспомнив, как решительно Молина потащила свитер Макса к французским дверям, чтобы получше рассмотреть. И это всего несколько недель назад.

— Я не сентиментальна, лейтенант, а просто ленива. Времени на уборку нет. И я никогда не видела, чтобы Макс надевал этот свитер.

— Точно. Но почему он был у него?

— Большинство мужчин пренебрегают цветовыми сочетаниями.

— Он бы не стал, — Молина говорила почти так, словно очень близко его знала. — Ты не поняла? Контактные линзы. Мы знали, что он был в розыске хотя бы один раз в жизни. Кто знает, во что он еще впутался с тех пор, как ему было шестнадцать?

— Я знаю! — Темпл встала. Ее голос и руки дрожали. Карточка билась в мелкой дрожи. — Я никогда не видела никаких приспособлений для контактных линз. Никогда не видела, чтобы Макс надевал или снимал их. А я жила с ним.

— Линзы для долгого ношения. И он был магом, в конце концов. Вы видели только то, что он позволял вам.

Это утверждение ранило ее больше, чем все, что могло быть на него у Интерпола. Темпл снова перевела взгляд на такого знакомого и совсем неизвестного ей человека, запечатленного на фото. — Что он сделал, они сказали?

— Не достаточно, — заявила Молина. — Достаточно, чтобы быть под подозрением, попасть в списки разыскиваемых на какое-то время, а потом оказаться забытым. ИРА — это грязный, грубый бизнес. То, что он ввязался в это дело так рано, меня не обнадеживает.

Темпл потерла нос, который ужасно чесался и хотел, кажется, сделать что-то еще более унизительное, например, захлюпать.

— Это политика, — сказала Темпл. — А политика — всегда грязный бизнес, если ты жертва несправедливости.

— Могу представить, какой он был жертвой, этот мистер Майкл Алоизий Ксавье Кинселла.

— А если ты — жертва, привыкаешь выживать.

— А что вы знаете об этом? — вопрос был личным.

— Я знала Макса, а вы — нет.

Лейтенант отпрянула назад, а потом выдохнула, как запыхавшаяся лошадь:

— Вы знали недостаточно.

— Так же, как и вы, — бесстрастно ответила Темпл.

— Выяснять — моя работа.

— Спасибо за подсказку.

— Вы не разочарованы?

— Разочаровать ассистента мага сложно.

— Вы были больше, чем ассистентом.

— Да? Интересно. Что вы собираетесь делать с этими котами?

— Котами?

Темпл рассказала ей про завещание и скорую статью с последующим фурором вокруг их благосостояния.

— Ах, ртами, — сказала Молина. Ее хорошее настроение было под угрозой надвигающейся грозы. — Все, что мне нужно, это кучка экстремистов, убивающих животных, окруживших место преступления, — она подхватила свою карточку, словно это был туз червей. — Вы подтверждаете, что это тот же самый человек?

— Это тот человек, — сказала Темпл, словно вторя мисс Тайлер, которая повторяла классическую сцену с отречением и поцелуем в Саду, где Петр предал и сам был предан. Темпл отреклась от всего, кроме фактов, мадам, только факты.

Молина прочитала это в ее глазах, у нее была еще одна причина, чтобы поубавить прыть:

— Я думала, вы хотели бы знать.

— Нет, лучше бы я не знала. И не уверена, что вы хотите.

— Почему?

— Политика, лейтенант, имеет менее четкие очертания, чем преступление. Теперь вы должны знать это.

Молина повертела карточкой, а потом спрятала ее в карман. Ушла она так же стремительно и неистово, как и ворвалась: без легкости мага, но с ничего не выражающей яростью.

Темпл подошла к спящей кошке:

— Майкл Алоизий Ксавье. Имя чем-то напоминает икру, правда, киска? Я очень надеюсь, что Черныш Луи не растворился в воздухе, как делают все волшебники.

Ты выглядишь, словно тебя избили, — сказала Шейла, когда Мэтт ровно в шесть сорок пять, в среду вечером зашел в «Контакт».

Он не спорил, а просто скользнул в свой пожертвованный кем-то офисный стул, который развернул его лицом к необставленной комнате, спиной к уютной нише.

— Очереди на линиях были? — спросил он.

— Пока тихо. Они всегда ждут выходных, чтобы взорвать нас, — Шейла смотрела на него с любопытством. — Хочешь кофе?

— Да, спасибо, — он был удивлен. В «Контэкт» все заботились только о себе, но Шейла была социальным работником, она могла чувствовать душевную усталость.

Она принесла ему кружку с надписью «Спасем китов», налив в нее горячий кофе из алюминиевой кофеварки в углу:

— Что такое?

— О, у моих друзей проблемы. Спасибо, — он повыше приподнял кружку в знак благодарности, а потом осторожно отпил жгучий кофе.

— Тебе не хватает проблем здесь?

— Точно. Но старые друзья это старые друзья.

— Они не туристы?..

— Нет! — он засмеялся, представив Серафину и всю приходскую компанию туристами, а потом понял, что Шейла теперь примется хитростью выбивать из него объяснение, отчего идея о туристах показалась ему такой абсурдной. — Моя старая учительница вышла здесь на пенсию. Я помогаю ей со странной проблемой, ну и так дачее.

— Прямо мистер Рвусь Помочь, — сказала шутя улыбающаяся Шейла. — Всегда добр к пожилым дамам и собакам.

Видимо, она испытала облегчение: ведь старушка не могла быть объектом его мужского внимания.

— Кошкам, — поправил он, ничего больше не говоря. Потом он развернул стул к белой звуконепроницаемой стенке.

— Значит, ты устал быть мастером на все руки, — продолжала Шейла.

— Мда, — ответил Мэтт, размышляя, под какую категорию домашних дел попадает обязанность снимать с креста распятых котов.

Ему не хотелось говорить об этом, и даже думать. Так что как только загорелась лампочка, он бросился к наушникам. Он почувствовал, что Шейла подошла и встала у него за спиной, буквально нависая над ним.

— «Контакт», — ответил он. Кто бы ни был на линии, он вряд ли выдержит дыхание вперемешку с вопросами у него над головой.

Зазвучал голос: мужской, нервный. Мэтт почувствовал, как его пульс учащается от волнения, бьется в такт его речи, как его разум рисует портрет звонящего. Он снова подключился к анонимной, далекой ночи. Нависающая над ним Шейла выпрямилась и удалилась, потерпев поражение.

Мэтт облегченно выдохнул, потому что мужчина говорил слишком быстро, и расслышать этот уход он не мог. Теперь Мэтт слушал только его, его проблемы, его страхи, его сиплый, полный отчаяния голос. Он снова сливался с кем-то, кому была нужна помощь, кто не требовал ничего больше. Мэтт начал дышать глубже и спокойнее, как атлет, принимаясь вслушиваться, концентрироваться, настраиваться на решение. Ничто так не успокаивало психику, как проблемы других.

К его счастью, линии почти все время были заняты, ему постоянно звонили, а он бросался на них, как голодный. Это не давало Шейле предложить еще какие-нибудь услуги и ждать от него ответов. Его и так уже обязали отвечать перед более, чем достаточным количеством женщин. Лейтенант Молина, Темпл, сестра Серафина.

И все же, где-то на задворках своего сознания, точно листья, водоворотом кружились проблемы церкви Девы Марии Гваделупской.