Кошачье шоу - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 11

У нее было длинное массивное тело, здоровые лапы с крепкими когтями, прячущимися в мягких белых «перчатках». Остальной окрас был кремово-золотистым, отливающим на свету серебром, однако ее уши, пушистый хвост и морда (которую я сначала даже принял за маску) были чернее ночи. И маска ее была ужасна. Но эти глаза, большие, светлые, по-волчьи голубые, надо было видеть! Я решил: в том, чтобы быть поверженным такой махиной, нет ничего унизительного.

— Послушай, — сказал я извиняющимся тоном, при этом облизывая свои собственные лапы, — я не знал, что ты здесь — законная жительница. Прости, если нарушил расстановку твоей мебели. Я поставлю все на место.

— Не беспокойся, — ответила она, несмотря на то, что я уныло косился в сторону дивана, размышляя, как мне придется поднапрячься.

Но диван уже был на месте! Я перевел взгляд на Карму: она сидела там, ее вздыбленная шерсть медленно опускалась. Без своего воинственного ореола Карма не выглядела так свирепо, хотя все еще казалась мне очень загадочной особой.

— Полагаю, ты сделала это так же, как когда подбросила меня вверх?

— Вещи не всегда такие, как кажутся, особенно когда примитивный мозг включает животные инстинкты.

— Ты считаешь меня глупым?

— Скорее… примитивным, — Карма расчесала длинные, похожие на тонкую паутину, волосы над своим правым глазом и грустно продолжила: — Приходится проживать много жизней, Полуночник Луи, прежде чем попадешь на более высокий уровень самосознания.

— Я бы лучше попал на более высокий уровень полки, где всегда хранят все самое лучшее.

Карма затрясла головой, словно смахивая надоедливую блоху с левого уха:

— Жизнь и смерть есть нечто большее, чем обретение мирских удовольствий и физического благосостояния.

— Мирских удовольствий и физического благосостояния для меня будет достаточно. Ничего более не требую.

— Пока, — сказала она туманно.

— Я пойду, — решительно выдал я, поднимаясь со своей обычной грацией и достоинством.

— Ты можешь идти, но от судьбы тебе не убежать. Осталось не так много жизней, Луи, а твоя душа все еще недостаточно подготовлена для трансформации в более совершенную форму. Будь осторожен.

— Я итак в самой что ни на есть совершенной форме! И я вовсе не беспокоюсь по поводу трансформации, так как меняться не собираюсь. Что до повышения уровня самосознания, единственное правильное, что я слышал о повышении, говорилось о зарплате.

— Я вижу смерть, — тихо сказала Карма, видимо изображая Темную Владычицу.

— С… свою?

— Грядет много несчастий. Скоро явится смерть, и начнет собирать свой страшный урожай. Она уже нависла над тобой и теми, кто рядом.

— Ничего нового, — ответил я как можно развязнее. После того, как меня огрели торшером, мне уже ничего не страшно. — Опасность — мое второе имя.

Голубые глаза расширились. Я сглотнул, заглядывая в них, как, должно быть, делает мисс Электра Ларк со своими кристальными шарами. Глаза Кармы были еще бездоннее, чем пивные бочки в барах Лас-Вегаса, и такими приторно-сладкими и манящими, как остров Кюрасао, не иначе.

— Я вижу смерть. И тебя, Полуночник Луи. Скоро наступит время господства Весов. Берегись их! Я вижу, что наши собратья в большой опасности.

— Весы? — переспросил я, не моргая. — Я не верю в гороскопы. Кроме того, сам я — Рыбы. И сколько кошек могут быть в опасности?

— Много, — услышал я ее дрожащий голос.

Вечная проблема этих чистокровных пород: слишком нервозны, особенно, что касается отшельников. Даже Божественная Иветта была немного… пугливой. А все из-за того, что ее частенько сажали в розовую холщовую сумку-переноску. Я понимаю, что определенный оттенок розового действует успокаивающе на человеческую психику, но не уверен, что тот же цвет может как-то повлиять на кошек, разве только превратить их в дальтоников.

Я зевнул и опять спросил:

— Сколько?

Если уж мне приходится выслушивать ужасные предсказания, я должен знать точное количество трупов.

— Дюжины, — ответила Карма слабым голосом.

— Дюжины, да? Столько обычно живет в питомнике. Карма снова вздрогнула. Может, кондиционер слишком

сильно работает, но лично я не чувствую потребности дрожать как осиновый лист.

— Не зацикливайся на этом, — предупредила меня Карма обреченно. — Почему, ты считаешь, мне приходится скрываться в тишине и мраке? Чтобы как-то справиться с болью, которая исходит из Места Порока. Ежедневно оно излучает скорбь, которая диссанирует с моей чувствительностью к особенной жестокости и преступлениям против таких существ, как мы. Поэтому я и говорю тебе, что скоро наступит хаос, который истребит наш род. Абсолютная катастрофа.

— Ты говоришь, дюжинам котов угрожает смерть, но не в питомнике?

— Возможно… сотням или больше.

— Но где еще можно найти живые кошачьи мишени для уничтожения, если не в клетках питомника? Нас ждет множество смертей? — размышляю я вслух, невольно подбирая рифму, прямо как мой приятель — букмекер Нострадамус.

— Выяснить это — твоя работа, — проурчала мягко Карма. — Я всего лишь передаю сообщение.

Потом я сказал ей, что не понимаю, почему должен верить хоть единому слову из ее трогательного рассказа, и поинтересовался:

— Кто сделал тебя духовным лидером?

Карма вздохнула и уселась на задние лапы, подобрав под себя передние так, что теперь они напоминали свитки рисовой бумаги.

— Я родилась бирманской, — объявила она, наконец.

— Это я уже слышал.

Последовал еще один вздох. Несомненно, она выражала свое раздражение относительно моего невежества, или — что, скорее всего — моей неспособностью впечатлится ее родословной.

— Мы — священные кошки.

— Как мой приятель Моисей из еврейского дома?

— Из более восточного «дома», — пояснила Карма с обычным пренебрежением. — Мы священные коты Бирмы и компаньоны священников храма Лао-Цун, которые поклоняются золотой богине с голубыми глазами. Ее зовут Цун Кян Ксе.

— Давно? — не мог не спросить я вкрадчиво. Все эти иностранные словечки звучат, как китайское меню.

— Время это сон за закрытыми окнами древнего дома, — ответила Карма презрительно и нараспев.

Но что данная фраза означала, я понятия не имел. Может, это одно из выразительных восточных стихотворений, что называются хокку и не имеет абсолютно никакого смысла.

Карма продолжала петь:

— Однажды, — предположительно в далекой-далекой стране в давние-давние времена, подумал я, — злые люди напали на храм и убили главного священника, который медитировал перед статуей золотой богини с голубыми глазами. — Белоснежный кот священника, которого звали Синх, положил лапы на тело своего мертвого господина. Повинуясь его взгляду, монахи смогли одолеть своих противников.

Вспоминаю слова, которые я когда-то услышал: «Если он будет белым, то укусит». И мой опыт, должен сказать, подтверждает это высказывание, особенно если дело касается питбулей.

Голос Кармы продолжает литься и журчать. Урчание усиливается, словно слезливый саундтрек из фильма «Бенджи» (Американский фильм 1974 г. про собаку по кличке Бенджи):

— Когда он положил лапы на тело священника, шерсть кота стала золотой, как у богини, а кончики лап остались белоснежными. Его морда, уши и хвост окрасились в цвет земли, а желтые глаза обратились в небесно-голубые. Семь дней и ночей Синх оставался пред богиней, отказываясь от еды и питья, а затем умер.

Ой-ой. Кажется, у этого парня было просто смертельное желание оставаться там и медитировать, что не удивительно, конечно. Карма, тем не менее, не может читать мои мысли. Возможно, потому что они слишком близки ей, или может, она не хотела снисходить до такого, как я. Так что она продолжала историю своего сверхъестественного происхождения.

— Синх забрал с собой в рай душу священника. Позже, в главном зале храма собрались сотни белых котов, где они приняли тот же облик, что и Синх. С тех пор у бирманских кошек золотой мех богини, ее сапфирово-голубые глаза, и чистые белые «перчатки» в знак победы над злом и смертью.