Лики зазеркалья - "Kagami" - Страница 38

И тут снова промелькнула мордочка. И снова я не поняла, кто это был. И снова любопытство смешалось с испугом, а потом к нему, кажется, добавился налет облегчения. Я опять не успела поймать гостя. Он исчез так же быстро, как и появился.

Странно! Я помотала головой и задумалась. Раньше я никогда не чувствовала в них страха по отношению ко мне. Почему же теперь они, едва сунув нос в мои мысли, убегают, словно боятся найти во мне что-то ужасное? Когда приходила Кицуне, я чувствовала, что они боятся ее, но не меня, а сейчас, словно опасаются подвоха и не решаются подойти поближе.

Я снова взглянула на рисунки и вздрогнула. Я вдруг отчетливо увидела перемены, которые произошли с эльфом между первым и вторым визитом. Его лицо не стало старше, но взгляд наполнился решимостью борца или воина. Решимостью идти до конца, даже на смерть. И лишь в самой глубине глаз легкой дымкой теплился страх перед грядущей битвой. Страх не умереть. Страх проиграть.

Мне стало не по себе. Что же заставило тебя так вырасти, малыш? У меня не было ответа, но почему-то казалось, что узнать его очень важно. И еще я была уверена, что рано или поздно узнаю.

Они пришли целой толпой в самый разгар урока. Это было так неожиданно, что я ошиблась с артиклем, и девчонки захихикали. Я отболталась тем, что вчера говорила с Максом, а этот двуязычный ребенок и не такое может ляпнуть. Объяснение прошло, но мысли собрать было уже невозможно. Я с трудом дотянула до конца урока, потом стоически вытерпела почти час традиционного чаепития. Мое подсознание обиженно гудело на разные голоса. Едва дверь за девочками закрылась, я схватила альбом и рванула на кухню.

И начался марафон.

Я рисовала, не переставая, до глубокой ночи. Потом утром, за завтраком. В последний момент, перед уходом на работу я, сунула в сумку альбом и карандаши. (Будь благословенна мода на необъятные дамские ридикюльчики!) Это было глупо, но в сердце тлела надежда, что к перерыву удастся разгрести завал в работе и немного порисовать. Но, в любом случае, я ни за что не согласилась бы расстаться с альбомом на долго. Он был связующей ниточкой между мной и их миром. А они ждали. Я все время чувствовала их присутствие за спиной и почему-то знала, что не имею права это игнорировать. Что-то важное творилось в мире. В моем? Или в том, другом? Я не понимала, что именно, но знала, что прочно повязана на неведомые мне события. И все еще надеялась разобраться. А для этого надо было рисовать.

И я рисовала. Рисовала каждую свободную минутку. Обнаглев окончательно — даже на работе, когда не было ничего срочного. Наталья Аристарховна и Мариф косились на меня с любопытством, но не возражали. Я понимала, что если меня застукает начальство, то, скорее всего, уволит, но мне было наплевать. Рисовать было важнее. И в среду начальство меня таки застукало. Но, как ни странно, мне это пошло только на пользу.

Утро достопамятного понедельника ознаменовалось паломничеством к нам молодого поколения со всего офиса. Впервые причиной такого повышенного интереса стал не Эфенди, а моя прическа. Ну, что поделать, не удалось мне проскользнуть в наш тихий отдел незамеченной, и глазастые девчонки из кастомер сервиса повалили выяснять, в какой салон я хожу.

Наталья Аристарховна потерпела это примерно с полчаса, а потом трубным гласом устранила безобразие. Но любопытные физиономии сотрудников продолжали мелькать в дверях.

К перерыву я закончила все переводы, кроме английских. Наталья Аристарховна затеялась чаевничать, а я, по-партизански приладив альбом на коленях, рисовала.

— А то я не знал, куда работать иду! Специально самых красивых женщин выбирал, да! — донесся из коридора насмешливый рык Марифа.

Мы прыснули. Эфенди просочился в комнату и закрыл за собой дверь, отрезая отголоски маленького сражения. Я выглянула из-за монитора и сделала ему ручкой.

— Вах! Правду сказали! Эльфа! Почему раньше маскировалась?!

Мы покатились с хохоту. Наталья Аристарховна тут же протянула нашему любимцу кружку с чаем и тарелку с домашней выпечкой.

— Злая вы женщина, Наталья Аристарховна! — пожалел меня Мариф, прожевывая первый кусок яблочного пирога, — Опять сладкое испекли. Зачем нашу эльфу обижаете?

Я засмеялась. Увы, мое расписание не позволяло мне делить трапезу с сослуживцами. Мой безуглеводный ланч еще ждал своего часа. Но я решила не упускать подвернувшегося шанса.

— Мариф, солнышко, никто меня, кроме тебя не пожалеет! Выручай, а?

— Что, работы много? — усмехнулся он.

— Не, не много, но работать лень. Возьми английский, а?

— Лень — это святое! — с пафосом возгласил парень, — Сейчас посмотрю, что у меня там.

Через пару минут, когда его компьютер загрузился, Эфенди картинно заломил руки.

— Ну почему мне бедному так не везет! Совсем мало с турецкого переводить надо! Придется чужую работу делать, да! — и, покосившись в мою сторону, спросил: — А над чем это ты там так активно ленишься?

— Рисую. Очень хочется. Муза у меня. Понимаешь?

— Святое дело! Ладно, рисуй. Вечером посмотрю, когда выложишь.

Мариф был единственным поклонником моего творчества, с которым я была знакома лично. Собственно, стал-то он таковым уже после того, как мы познакомились, и я сама показала ему свои рисунки в сети. Как-то так получилось, что в редких случаях отсутствия Натальи Аристарховны мы вели с ним долгие задушевные разговоры. Вот я и рассказала ему однажды о своем хобби рисовать сказочных персонажей. С тех пор на сайтах, где я выкладываю рисунки, стали регулярно появляться комментарии от Эфенди. Это было приятно. Я вдруг поняла, что за безликими никами стоят живые люди, и стала больше общаться с ними на форумах. Странное ощущение. Все они были на десятилетия младше меня, но не я вела их за собой, а они втягивали меня в яркий водоворот своего мировосприятия. И я, продираясь через сленг молодежной субкультуры, смеялась и печалилась вместе с ними. Едва ли кому-нибудь из них могло придти в голову, что "Странница 222" — одинокая старуха, коротающая оставшееся время жизни за рисованием и общением в молодежных чатах. Со временем некоторые мои поклонники стали почти друзьями. Я с нетерпением ждала их сообщений, часто размышляя о том, какие они. Вполне возможно, что в жизни они совсем не такие веселые, или не такие мудрые, или не такие раскованные. Ведь и "Странница 222" — это не совсем я. А может быть, это я настоящая.

Итак, Мариф с пониманием отнесся к моему небывалому вдохновению, и я воспользовалась этим на всю катушку.

В среду, примерно за час до конца рабочего дня, нас позвали отметить день рождения кого-то из отдела рекламы. Я, как всегда, посчитала, что выполнила свой долг, скинувшись в общак на подарок, и не пошла. К моим отказам привыкли и относились с пониманием. Грешно искушать сладким и спиртным больного человека. Работы не было, но босс не порадовал нас ранним уходом, поэтому сбежать я не рискнула. Отъехав от стола вместе с креслом, я сняла туфли, задрала ноги на тумбочку и пристроила на коленях альбом.

Это был странный посетитель. Нет, они, конечно, все странные, а кентавры, точнее, кентаврята, появлялись у меня до этого всего один раз, да и то очень давно. И сразу большой компанией — штук шесть-семь, точно не помню. Но помню, что они ни минуты не могли постоять спокойно. Детский сад на прогулке, да и только.

Но не расовая принадлежность гостя, а его возраст поверг меня в замешательство. За последние несколько дней я привыкла, что среди них стало больше взрослых. Но это был старый воин, прошедший, я уверена, долгий путь от рядового рубаки до генерала. Его глаза не знали страха, но в них затаилась печаль. Широкие плечи, на которые он некогда играючи закидывал тяжелую боевую секиру, теперь слегка ссутулились под грузом ответственности. С каждой стычкой, с каждой новой войной он терял соратников — старых однополчан и совсем молодых новобранцев. И каждая смерть тяжелым гнетом ложилась на душу боевого командира. Зачем же он пришел ко мне? Чего ждет от портрета, в который, как и в его сердце, вплетется грусть невосполнимых потерь? Ничего он не ждет. И не хочет ждать. Он здесь потому, что ему приказали, а офицер не может ослушаться приказа. Чем я могу помочь тебе, старый кентавр? Я не верну твоих погибших близких. Я только увековечу тебя вот таким, не молодым, уставшим, одиноким. Слишком привыкшим терять. И так и не привыкшим. И ты не останешься доволен. Ведь ты здесь не за этим. Так в чем он, твой долг, и почему мне кажется, что он напрямую касается меня?