Женщина нашего времени - Томас Рози - Страница 60

Это было почти правдой. Она не скажет ему, что подвергла себя суду газетных вырезок и признала себя виновной.

— А что сейчас?

— Я думаю, в постель.

После непродолжительного молчания Робин спросил:

— Можно я приеду и присоединюсь к тебе?

Это была необычная просьба. По молчаливой договоренности, которая, казалось, устраивала их обоих, Робин и Харриет проводили вместе один-два вечера в неделю по рабочим дням в театре или опере или просто обедали. Иногда они ходили на вечеринки или в ночные клубы, обычно по приглашению кого-нибудь из друзей Робина или партнеров по бизнесу, но Харриет предпочитала более раннее время, потому что утром ей требовалась ясная голова. Весь вечер и часть уик-энда они проводили вместе в зависимости от их личных планов. Робин часто бывал за границей, а в последнее время и Харриет тоже стала путешествовать.

После их вечерних выходов они возвращались либо в дом Робина, либо в новую квартиру Харриет. Она все еще удивлялась тому, как много радости она получает от пребывания в постели с Робином Лендуитом. Иногда, когда она неосмотрительно вспомнит об этом, о том, как он в последний раз прикоснулся к ней и что он сказал, ее мышцы сжимаются и перехватывает дыхание.

Это случилось и сейчас, как только она подумала, двадцать минут от Баттерси…

Но уступить сегодня означает поставить себя перед риском дальнейших уступок собственным желаниям и потребностям Робина. «У нас есть прекрасные договоренности, — подумала она, — и они хорошо работают». С самого начала она больше всего боялась ответственности и зависимости, а если договоренности между ними начнут изменяться, то к чему это может привести?

Таким образом, вопреки своему желанию она сказала:

— Нет. Не сегодня, Робин. У меня завтра серьезный день.

И тотчас она подумала: «Чего я боюсь? Робин независим, и мне нет никакой нужды чувствовать ответственность перед ним. Это моя собственная слабость. Страх, что я могу поддаться и признать, что нуждаюсь в нем…»

— Жаль, — ответил Робин.

Голос его прозвучал хрипло, почти неразборчиво. Харриет на мгновение подумала, не выпил ли он, пока не поняла, что то, что она слышит, — это нежность. Ей вспомнилось начало.

— Мы завтра встретимся на ланче? — спросил он.

Харриет прикусила уголок губы.

— Мне бы очень хотелось, но я не могу. У меня завтра ланч с Джейн, и я уже один раз его откладывала.

Она услышала, как на другом конце провода Робин засмеялся. Это был тихий, теплый смех, который снова заставил ее вспомнить, как хорошо, когда он лежит рядом с ней и скользит своей рукой по ее бедру к складкам между ногами.

Харриет неожиданно встала и пошла с телефоном в руке. Она подошла к зеркалу в позолоченной раме, расположенному над каминной полкой, и с антипатией внимательно посмотрела на свое собственное отражение.

— В таком случае, — сказал Робин, — я вынужден сделать это по телефону. Я еще не представляю как, но я должен сделать это. Ты должна принять соответствующую позу, ты знаешь какую, даже если бы мне пришлось стоять на голове.

— Робин, о чем ты говоришь? Может быть, ты немножко пьян.

— Нет, дорогая. Более трезвым быть нельзя. Харриет, ты выйдешь за меня замуж?

Она увидела, как дрогнули глаза у ее отражения. Она заметила также и кое-что еще — свет и тепло на своем лице, от чего она похорошела и стирались морщинки в углах рта. Пальцы стали влажными. Харриет почувствовала, что она на полпути между смехом и слезами.

— Я уже замужем, — прошептала она.

— Это не серьезное препятствие, как ты сама должна знать.

Харриет было жаль, что она не сказала: «Да, приезжай сегодня». Было бы легче сказать все прямо ему, а не его требовательному бестелесному голосу.

— Нет, Робин. Ты слышишь меня? — она сказала это чересчур резко, но она не могла взять назад свои слова. — Я не могу. Я чувствую, что «Пикокс» забирает сейчас всю меня. У меня не достанет сил, чтобы бросить это и выйти замуж. Я очень счастлива с тобой, Робин. Мне нравится то, что мы с тобой делаем, все, что мы делаем вместе. Я не могу снова выйти замуж. Ты слышишь меня?

— Я слышу. Я встаю с колен.

— Ты действительно стоял на коленях?

— Теперь ты никогда не узнаешь.

— Черт, — она уже кричала.

Она увидела пару крупных капель, появившихся в углах глаз, мгновенно накапливающихся и покатившихся вниз с обеих сторон носа.

— Я люблю тебя, Харриет.

Она слушала тишину, слушала его дыхание в двадцати минутах езды от нее на белом порше. Свободной рукой она вытерла слезы. Ей хотелось высморкаться, ей хотелось еще плакать.

— Скажи это, — потребовал он.

— Я люблю тебя тоже.

Это была половина правды, достаточно правды для того, чтобы удовлетворить, как и со многими другими правдами, с которыми она имела дело в последнее время.

Робин тихо сказал:

— Хорошо. Желаю тебе приятного ланча. Увижу тебя в пятницу. — И повесил трубку.

Харриет швырнула телефон на место, медленно спустилась по ступенькам в свою большую роскошную ванную комнату, сбросила одежду и стояла под горячим душем, под которым не имело значения, что слезы бежали у нее по лицу. Она плакала, так до конца и не понимая, зачем ей нужно плакать, а когда слезы закончились, она вытерлась и наложила крем на свои распухшие щеки.

А затем она направилась в постель, говоря себе, что надо быть счастливой, и в конце концов заснула.

Джейн приехала первой. Она сидела за угловым столом в ресторане со сложенной на столе перед ней «Гардиан», изучая раздел, посвященный образованию. Она видела, как Харриет пробирается между Столами в ее направлении.

— Я всегда опаздываю, — сказала Харриет, — извини.

— Это не имеет значения. Ты хорошо выглядишь, Харриет.

«Я тоже хорошо выгляжу», — подумала Джейн. Не было ничего примечательного, за исключением того, что, казалось, у Харриет было здесь свое общество. Два-три человека за соседними столами повернулись, чтобы посмотреть на нее, и как будто узнали ее.

«Девушка Мейзу», — вспомнила Джейн. Нелепость такого титула заставила ее улыбнуться, не разжимая губ. Харриет заметила выражение ее лица и дернула за баску свой ярко-красный жакет, думая, что Джейн, вероятно, имеет в виду ее одежду. Джейн была одета в один из своих стандартных костюмов, который по стилю, однако, меньше, чем обычно, напоминал военный лагерь, потому что были школьные каникулы. Их одежда была в высшей степени контрастна.

Харриет объяснила:

— У меня сегодня день встреч. Я таким образом пытаюсь выглядеть значительнее.

— Очень успешно.

Харриет быстро села.

— Что будем есть?

Ресторан был полон, с шумными рождественскими застольями коллег по офисам, которые уже становились бурными. Харриет начала беспокоиться о своей встрече в три часа.

— Я бы просто ограничилась салатом-моззарелла, — сказала она, не глядя в меню.

— Я голодна. Я взяла бы лапшу.

Они сделали заказ и откинулись на спинки кресел, глядя друг на друга. Прошло больше двух недель с тех пор, как они встречались в последний раз. Харриет попыталась вспомнить, какими новостями они обменялись тогда. Джейн ставила школьный рождественский спектакль, и Харриет получила представление о закулисных драмах, рассказав, в свою очередь, о пике рождественских распродаж и о повторном выпуске коробок с радугой.

— Помнишь ночь перед Ярмаркой игрушек? — спросила Джейн, и они обе рассмеялись.

И в том случае, когда они попрощались в конце вечера, Харриет уходила с чувством, что они что-то еще не обсудили. Сейчас она незаметно посмотрела на часы. Времени, оставшегося от их часа на ланч, уже не хватало ни на что.

— Прошло много времени, — отреагировала Джейн в ответ на мысли Харриет. — Что-нибудь произошло?

«Прошлой ночью предприниматель, инвестирующий средства в рискованные предприятия, к которому вы все относитесь неодобрительно, предложил мне выйти за него замуж». Харриет знала, что она не будет упоминать об этом, и понимание этого заставило ее почувствовать ту пропасть, которая образовалась между Джейн и ею. В последнее время и Джейн не говорила много о своих собственных любовных делах или об их отсутствии.