Прощание Горгоны - Трофимов Сергей Павлович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/16
- Следующая
Я кивнула, давая понять о своей осведомленности.
– Не ободряю таких просьб.
Корень угрюмо взглянул на свои широкие мосластые руки.
– Это признание некомпетентности многих служб и, в основном, их руководителей. Но случай неординарный, и мы доверяем вам выполнение этой сложной задачи. Желаю удачи, Горгона.
Мне нравился центр дешифровки. Классный дизайн, спокойная обстановка. Здесь по-настоящему хотелось работать. Стены украшали картины психоделической живописи, потолок был стилизован в египетской манере. Световые эффекты создавали драматизм бесконечной вселенной, ее всепоглощающего присутствия здесь, в этом зале, с приглушенным освещением удобного пульта, с унылым зудом силовых установок и ударами ритуального гонга.
Я вышла на периферийный тракт службы сканирования. Огромный мир ворвался в сознание, резонируя с каждой частичкой тела и даже более того – вибрируя на каждую мысль.
– Системам поддержки – пуск. Уровень Б с переходом на средние диапазоны, – бойко рапортовал оператор.
Мне была безразлична эта нудная процедура настройки. Мой опыт позволял другую размеренность действий. Теплая волна внимания двинулась вверх и влево, почти к плечу. Пазухи носа щелкнули. У пупка собралась паутина напряжения. Пульсация внутренней части бедер совместилась с образом визуализации.
Он сделал блок, но тут же открылся. У него было простодушное лицо, карие глаза и узкие губы – совсем не к месту, словно от другого персонажа. Два узких шрама пересекали щеку.
– Я иду к тебе!
Слова ахнули в сознание, принеся боль и недобрую тяжесть.
– Ты обречен, – крикнула я в бездонное небо или, вернее, в омут моей печали. – Спасайся!
– Уровень Б пройден нормально, отклика не обнаружено, – доложил оператор периферийного тракта.
– Я иду к тебе, – повторило эхо моих чувств.
– Есть контакт! Координаты уточняются, – заголосил оператор. – Системам слежения – пуск! Отделения седьмой и восьмой – готовность один!
А мой ведомый отбросил защиту и свой человеческий облик. Я увидела мощную рысь огненного коня, с оскалом желтых зубов под черной маской нашлемника. Всадник несся, вздымая пыль, по узкой улочке древнего города. Его копье было нацелено в мое сердце. Медные доспехи ослепительно сияли на солнце. На штандарте реяла надпись: «Sic fata tulere». «Так угодно судьбе».
Энергетический шквал смял чуткое нутро изощренной аппаратуры. Что-то замкнуло, запахло горелым лаком. Я выругалась так, что у юнца-оператора открылся рот. Подполковник смотрел на меня с ужасом и восхищением. А мне хотелось кого-нибудь укусить – одного из этих прыщавых мальчиков, которые глазели на меня со своих рабочих мест. Я грохнула дверью. Меня душила злоба. О, как мне хотелось найти его снова и поделиться своими страданиями, болью и тьмой безысходности. И может быть, тогда, в миг очищения и соития наших душ и помыслов, он понял бы, что это уже было…
Было…
… После смерти доброго купца ее хотели удавить два разъяренных монаха. Но судьба была к ней милостива – стены подвала, куда ее заточили, разошлись. Она бежала и полночи скиталась по грязным улицам странного города. Утром стук копыт небольшого конного отряда показался ей тревожным. Она метнулась к массивным воротам высокого дома, теряя последние силы, вырвала щеколду из цельной полосы железа и рухнула на брусчатку внутреннего двора.
Она чувствовала, как сильные руки подняли ее. Она помнила, как ее поили отваром. Она знала, что вокруг были добрые люди. И болезнь, которая навалилась на нее еще в порту, завладела ей полностью. Ее душили кошмары, горлом часто шла кровь, а лунными ночами из провалов бессознательности появлялись картины другого, прекрасного и страшного мира.
У двух оранжевых скал, в узком проходе, усеянном треснувшими костями, она нашла тропу, которая вела к чудесному свету. И в красной мгле, на головокружительной высоте пьедестала, она увидела Его, с изумрудными крыльями серафима, с очами, изливавшими неземное сияние. Здесь все служили Ему, но Он был беспощаден, поражая своих рабов невыносимыми карами, и они, стеная и вопя, в адских страданиях тянули к нему скорченные руки, умоляя о прощении и пощаде.
Однажды она пошла к нему по тропе в алых бликах. Босые ноги утопали в теплой пыли. А вокруг была неописуемая словами красота. Рельефы диких скал с извивами диковинных растений. Небо, до умопомрачения близкое и необъятное.
Она шла к нему, понимая, что это хуже смерти. Понимая, что это страшнее ее ужасной жизни. Он пронзил деву взглядом, и невероятная сила прижала ее к земле, грозя расплющить, сорвать плоть и развеять в прах.
– Чего ты хочешь?
Слова упали как обвал, взметнув к вершинам пылевые вихри.
– Счастья, – тихо прошептала она.
И дикий смех потряс вселенную.
– Его здесь нет! – кричали ей в лицо белесые фигуры в темно-синей мгле теней.
– Его здесь нет! – визжали корни, выползавшие из скал, пытаясь поймать ее в свои коварные петли.
Далекий одинокий вой прорезал вдруг наступившую тишину. Все ждали смерти. Все желали смерти. Но она подняла лицо к Владыке этого жуткого мира, и тогда перед ней появился всадник в ослепительных медных доспехах. Его копье было нацелено ей в сердце. А когда копыта огромного коня взвились над ее головой, и острие грозного оружия почти коснулась тела, она нашла в себе силы взглянуть ему в глаза и поднять руку с белым соцветием лилии. Это изменило все…
Она поправлялась медленно, очень медленно. Парризо, ее добрый хозяин, был медиком. Он часто пускал ей кровь, поил горькой дрянью и кормил нехорошей пищей. Делал он все это по предрассудкам своего знания. Она ничего не могла предпринять, и это мешало ей восстанавливать свои силы. Прошло два долгих месяца в непрерывных переходах из одного мира в другой. Она очистила свою тропу от тлена прежних искателей силы и власти. И все чаще в путешествиях по этой сказочной стране ее сопровождал верный спутник на огненном коне.
Гомункулус соскучился по мне. Он обхватил меня своими щупальцами, и мы закружились в вихре космического танца. С меня посыпались мои проблемы, ставшие вдруг пустяковыми и смешными. Я потеряла ощущения своего тела, но это было мелкой потерей. А танец кружил нас, втягивая в бесконечность и пустоту, где существовало только сметающее все вещи вращение. Я растворилась в этом безумном полете, где-то далеко остался голос, который звал меня, но как он был далек и незнаком мне. Какой-то миг я знала, что уже никогда не вернусь в свой мир, и до скончания веков мне предстоит это всеобъемлющее упоительное вращение. Однако гомункулус разжал объятия, впитав в себя мой новый опыт, мои переживания и слезы. Его раздувало от удовольствия. Еще бы! Расчищенная от чужих костей тропа в чужой мир! Прорыв в ряды Инфернала, как сказал бы Корень.
– Только молчи об этом, – с укором попросила я. – Пусть это останется между нами.
Он долго пыжился и тужился. Его багровая кожица вдруг позеленела. Он поднялся, как гриб, и завибрировал. Такого я еще не видела. На пульте завыла сирена аварийного режима. Мощное магнитное поле смыло наш контакт, но через броню нейтронных потоков я уловила намек, что пожилой мужчина, за которым следили все службы института, был только проекцией. Сущность, создавшая эту физическую копию, имела другой временной континуум и использовала проекцию, как выход в пространство и время наших координат. Вторым вариантом ситуации могло быть отражение в нашей пространственно-временной матрице каких-то событий далекого прошлого. Но при этой версии следовало иметь в виду, что пробой времени мог создаваться лишь огромным импульсом энергии. Короче, с нами на контакт вышел «гость».
Черт бы побрал этого Таракана. Я никогда толком не могла понять того, что он рассказывал мне. Но одно было ясно. Я стала частью необъяснимого процесса, который вышел из-под контроля моего сознания. Я создала намерение. И теперь оно поведет меня до конца. Вот они – печаль и наслаждение предопределенности! Я, наконец, понимала свою Горгону.
- Предыдущая
- 9/16
- Следующая
