Счастливцы с острова отчаяния - Базен Эрве - Страница 15

• Предыдущая
• 15/45
• Следующая

— К тому же я чувствую себя как-то глупо. Они нас здорово во всем опередили.

— Ну и что, — отвечает Олив, — да ты посмотри на них! Бегут, кричат, все боятся опоздать, говорят все время о деньгах, о шефах, карабкаются на плечи друг другу, только и разговоров что об отпуске, о пенсии, о том, как в субботу удрать из города… Если людям не сидится дома, так, конечно, им нужны средства, чтобы куда-нибудь убежать! У дьявола тоже есть эти средства, а он корчится на адских угольях. А вот у нас было по-другому…

— Было… — вторит Гомер.

Внезапно Олив зажигает свет, протирает глаза и спрыгивает на пол:

— Наверное, уже пора идти накрывать столы.

Гомер искоса ее оглядывает. Розовая комбинация с кружевами машинной вязки, нейлоновые чулки — вот вещи, с помощью которых щедрые благодетели изменили все-таки вид принявших эти дары. Платье, которое надевает Олив, отпущено: это заметно по следу от старой подпушки. Но платье от этого все равно полностью не прикрывает икры. Олив хватает свой шерстяной с кисточками шарф, связанный долгими вечерами, закутывается в него так, словно собирается бежать в шторм встречать мужа-рыбака. Она быстро оглядывает комнату, чмокает губами и выходит. Гомер встает, проверяет, все ли пуговицы застегнуты, роется в карманах и, вынув нож, устраивается за столом продолжать свою работу — вырезать из дерева модель баркаса.

Хью, командированный своей газетой, прибыл в Пенделл вместе с фотографом. В «Сазерн пост», захлестнутой потоком писем, Тристан продолжает неизменно фигурировать на первой полосе. Толстяк Филипп даже организовал кампанию солидарности под лозунгом «Приближается рождество, пришлите ваши игрушки и даже, если можете, ваших детей играть с маленькими беженцами». Хью, прежде чем отправиться на еженедельное заседание бюро, решил сначала забежать в детский сад, чтобы узнать, каковы же результаты.

— Я вас прошу, не печатайте больше этого объявления, мы завалены по уши! — сразу же сказала ему мисс Гау, воспитательница.

Хью несколько раз погладил пальцем кадык, что служило у него знаком живейшего удовлетворения. Груда книг, головоломок, автомобилей, ружей и автоматов, подъемных кранов, пластмассовых тракторов, медведей, трехколесных велосипедов, самокатов, электрических железных дорог — и совершенно неожиданно среди всего этого плюшевый ослик в натуральную величину и проигрыватель — загромождали прихожую барака, отведенного под детский садик. Читатели газеты выпотрошили свои детские комнаты…

— Вы забыли об одном, — продолжала мисс Гау. — Игрушки — это предметы, позволяющие детям подражать действиям взрослых. Дети тристанцев не знают, что делать с этими подарками. Они им ничего не говорят, кроме, разумеется, кораблей и домашних животных, с которыми играют мальчики, и кукол для девочек. А что касается остального, то, простите, мне кажется, вы витаете в облаках. Посмотрите сами.

Хью с фотографом проходит в большой зал, где три дежурные девушки из числа добровольцев — в плиссированных юбках, со скаутскими галстуками на шеях — раздают чашки с горячим молоком. Одна чашка уже опрокинулась на большой красный ковер, где копошатся десятка три малышей.

— А вот и маленький гость! — восклицает Хью, направляясь прямо к группе из трех карапузов, среди которых один — как кажется судя по волосам — принадлежит к мини-гражданам Сюррея. Может, оно и так, но обращение редакции здесь ни при чем.

— Это мальчик одной сиделки, которая оставляет его у меня на время работы, — поясняет мисс Гау. — Одно дело послать старые игрушки, совсем другое — отпустить к нам своих чад.

Но Хью не слушает. Он остановился в трех шагах, чтобы насладиться беседой, где детское воображение с такой легкостью преображает все вокруг.

— Это будет гора, — говорит белокурый мальчик, — а вы будете индейцами, и Айэн подползает сзади вместе с Безилом…

— Это кресло, и я в него сяду! — заявляет Безил категорически.

— Они совершенно не признают условность, необходимую в игре, — шепчет мисс Гау. — Я никогда не видела детей, которые бы так цеплялись за реальность. Вот посмотрите на этого.

Взгляд Хью падает на шестилетнего «клопа», в руках у которого модель истребителя. Малыш вертит ее и так и сяк, она явно не очень ему нравится, но, поскольку у нее есть два крыла, он начинает вертеть ею над головой.

— Пе-о, пе-о! — резко выкрикивает он.

— Мистер Айли объяснил мне, — продолжает мисс Гау, — что это крик коричневого альбатроса, грозы цыплят на острове.

С детьми постарше — ими занимается вожатый местных скаутов — почти та же самая история. Они разводят костер, устанавливают палатку, отлично гребут, но делают это все как маленькие взрослые, которые там занимаются такими вещами «не понарошку», и поэтому во всем могут считать для себя образцом своего отца.

— Очень полезно для поддержания согласия в семье! — мечтательно произносит Хью.

— Но менее полезно для прогресса! — возражает фотограф, до сих пор хранивший молчание. — Кто одной шерсти, те живут вместе. Правда, надо еще знать, до какой степени. Недаром здесь у нас есть другое правило: кто свой дом строит, с другими спорит.

Хью хмурится, а мисс Гау покачивает головой:

— Я думаю, что все не так просто. Моя коллега из начальной школы скажет вам то же самое: у ее учеников нет достаточно устойчиво сложившегося стереотипа. В учебе они отстают и вместе с тем во многом другом ушли далеко вперед. Она в растерянности. Истина в том, что у них совсем другая система оценок, связанная с иной общественной формой. Но пойдемте в бюро, господин Фокс. Заседание сейчас начнется.

Белое, голубое, зеленое: все присутствующие — в форменной одежде, кроме администратора и пастора Клемпа. Леди Хауэрелл, затянутая широким поясом, сурова и неприветлива:

— Я не буду скрывать от вас, мистер Фокс, мы чуть было не запретили вам присутствовать на совете. Журналисты написали слишком много глупостей и так навязчивы, что беженцы не хотят их больше видеть… Но мы все-таки нуждаемся в помощи прессы и знаем, что вы, по крайней мере, не исказите факты. Лучше сразу же сказать вам, что перед нами возникли проблемы.

— Начнем с того, что трое умирают, — признается Дон.

Старшая медсестра, делавшая заметки в журнале, медленно поднимает голову.

— Я в отчаянии, — говорит она. — Отсутствие иммунитета многим стоило жизни, и черный список, несомненно, только открывается.

Несколько секунд молчания, затем леди Хауэрелл спрашивает:

— А вы что скажете, Колин?

Желанная перемена. Колин Маккортел, эксперт по снабжению, такой длинный и тощий, что все в лагере прозвали его Ходулей, и с которым, как правило, скучать не приходится.

— С обычными вещами все в порядке! Средний островитянин скорее склонен считать мое меню слишком изобильным. Разве вот только от моей рыбы они почему-то воротят нос.

— Весьма огорчен, — говорит Дон, морщины которого разглаживаются, — но, я должен сказать, рыба на Тристане — это чудо, которое забыть невозможно. Впрочем, единственное чудо, ибо что касается остальных блюд, то я стараюсь их не вспоминать.

— Хорошо, — продолжает Колин. — Но вам известно, что я, расширив свои полномочия, попытался преподать тристанкам урок кулинарного дела и оказался в положении шута. Юго-восточная электрокомпания предложила мне три новехонькие плиты с прозрачными дверцами и автоматическим управлением. Я сказал себе: для них это будет прекрасным уроком! Но, если не считать сделанной молодой Лу попытки, в итоге которой появились сгоревшие тосты, мои усеянные кнопками приборы испугали этих дам.

— Вот что значит слишком рьяно браться за дело, — заметил Дон.

— Совершенно верно, — согласился Колин. — Но я также попробовал взять с собой несколько женщин на рынок. Я позволил выбирать и прицениваться. Они переругивались почти со всеми продавцами, настолько скандально высокими показались им цены. Они спорили обо всем: о количестве, качестве продуктов. Итог: если бы я предоставил им на рынке свободу действий, режим питания упал бы ниже тысячи пятисот калорий в сутки!

• Предыдущая
• 15/45
• Следующая