Полет «Феникса» - Тревор Эллестон - Страница 37

• Предыдущая
• 37/43
• Следующая

Полог завис неподвижно. Тишина была абсолютной: насытившись, птицы оставили верблюжий скелет и тяжело проплыли на запад, к горам, покидая эти места. Эта же, видимо, была не так сыта, как остальные, или её останавливала сила инстинкта, учуявшего приметы смерти у существ, способных пока передвигаться по земле.

Птица опустилась ниже, выворачивая на поворотах чёрные крылья, непрерывно вертя лысой головой, чтобы не упустить жертву. Теперь тень была такой же чёрной, как сама птица, и такой же бесшумной.

Выстрел разметал крылья по воздуху. Птица пронзительно крикнула и неуклюже зашлёпала крыльями в сторону дюн. На песок посыпались перья.

Сержант следил, как она улетает. Он намеревался подпустить её поближе и только потом стрелять, но вид клюва и жадных глаз вызвал спазмы в желудке, и он выстрелил раньше.

— Черт возьми! Кто стрелял? — вскинулся уже забывшийся было в дрёме Моран.

— Уотсон.

— Что это было?

— Стервятник.

— Попал?

— Задел за крыло.

Все встряхнулись ото сна, и сразу включилась память, пошли мысли страшнее стервятников. Одни снова улеглись. Кроу подлил в горелку масла, пролив мимо и присыпав лишнее пламя песком.

Они искали истинную причину спустившейся тишины, забыв, что недостаёт шума генератора.

— Кого я вижу! — вдруг изумился Кроу.

В двери самолёта стоял Стрингер. Белами его не видел и переспросил:

— Кого?

— Проснулась их светлость.

Стрингер не двигался. Он стоял в самой середине дверного проёма, вытянув руки вдоль туловища, ни на что не опираясь. Он переводил взгляд с одного на другого, рывками поворачивая узкую голову. Все приподнялись. Убедившись, что привлёк общее внимание, Стрингер резко выкрикнул:

— Я хочу с вами поговорить, Солнце зависло над западными дюнами, и та сторона самолёта была в тени. Даже ради Стрингера Моран не нашёл бы в себе силы выйти из укрытия

— он способен был ходить только по теневой стороне. Песок обжигал ноги. Он подошёл к человеку, стоявшему в двери.

— Со всеми?

Яркие песчинки, отражённые в стёклах, делали его похожим на инопланетянина с огромными золотыми глазами, способными выжигать целые города.

— Боже! Только посмотрите, — вновь изумился Кроу.

Поднялся на ноги и зашагал к двери Таунс. Первый из всех других. Он встал рядом с Мораном, глядя в лицо Стрингеру. Двинулся Уотсон. Тилни.

— Пойдём, Альберт, — сказал Белами.

Стрингер ждал. Они встали полукругом, уставясь на него. На стёклах виделись их отражения. Сквозь стекла просматривались и его глаза — очень яркие. Он молча наблюдал за ними, рывками поворачивая голову от одного к другому. Косые лучи, пройдя сквозь иллюминаторы, обрамляли его голову светлым ореолом.

— Мистер Таунс?

— Да.

— Кто здесь главный? — Голос металлически дребезжал. Никто не обернулся к Таунсу. Все смотрели на Стрингера. Он на глазах вытягивался, хотя и теперь, стоя на возвышении дверного проёма, был выше всех. Не мигая, он смотрел на Таунса.

Моран слышал звук собственного дыхания в пересохшем горле. Он загадал: жизнь или смерть, то или другое, жизнь или смерть, Молчание иссякло.

— Вы!

Жизнь!

Моран закрыл глаза. Он был так измождён, будто пришлось пройти долгий изнурительный путь. Между тем в ушах продолжалось металлическое скрежетанье:

— Очень хорошо. Я здесь руковожу. Хочу сообщить вам, что я решил закончить аэроплан. Вам следует кое-что уяснить. У нас кончается вода. Завтра будет ещё хуже. Будет много тяжёлой работы, и первый из вас, кто сдастся — как это бывало раньше, — положит конец всем нашим планам, потому что я не намерен растрачивать свои силы ради людей, которые не готовы сотрудничать. Ясно? — Очки выписывали полуокружность.

— Ясно, — подтвердил Белами.

— Далее. Когда я, обращаясь к любому из вас, говорю, что надо что-то сделать, это не просьба. — Стекла блеснули в сторону Таунса. — Это приказ. Я не потерплю неповиновения ни от кого. Большинство из вас работало очень хорошо. Теперь мы все будем так работать, пока не построим самолёт. Когда он будет закончен, думаю, он полетит. Хочу, чтобы вы сосредоточились на этой мысли, вместо того чтобы думать о смерти. Вот что я вам скажу — у меня нет времени умирать!

Он обвёл всех взглядом.

— Мистер Таунс, я хочу, чтобы вы крутили генератор. Один час.

Он зашагал вдоль фюзеляжа к крылу, где в ящиках лежали инструменты. Походка была напряжённой, вдоль тела зависли худые руки, спина выпрямилась. По окончании монолога они опять перестали для него существовать.

Все разошлись без слов. Под ногами розовели тени, отбрасываемые садящимся солнцем. Через несколько минут застонал генератор. Ещё полчаса спустя зажёгся фонарь.

Утром шёлковый полог опять оказался сухим — не было ветра ни с моря, ниоткуда вообще; над бескрайней пустыней поднималось солнце — ясный диск на сухом небе. Чуть позже вспенились миниатюрные вихри. Один прошёл по гребню дюн. Белами не спал. Какое-то время он наблюдал за крошечным торнадо. Заметив, как желтеет весь южный край неба, он разбудил остальных, но ветер настиг их прежде, чем они встали на ноги. Как и раньше, он накинулся на дюны, пока они не закурились песком.

Таунс бросился к мотору закрывать воздухозаборник. Песок больно стегал по оголённым ногам. Кто-то пытался перекричать шум песка, ударявшего по фюзеляжу, — бегающие фигурки едва проглядывали сквозь пелену. Стрингер с куском ткани взбирался на заднее пассажирское сиденье с наветренной стороны, но не удержался, упал, и ткань взмыла на ветру. Под крыло побежало оранжевое пламя от перевёрнутой горелки. Загорелся бачок с маслом, трепеща на ветру и едва не доставая языком пламени топливного бака; лишь в последний момент огонь повернул к дюнам. Кроу ринулся к испарителю — из трубки пролилась жидкость. Он бросился спасать оставшееся.

Небо стало темно-охряным, и «Феникс» обратился в тень. Порывы ветра поднимали и опускали левое крыло. Зазвенел натянувшийся трос. Все спрятались в салоне, закрыв на задвижку дверь. Глаза жгло, но в организме не было воды, чтобы промыть их; песок набивался в рот, но слюны тоже не было.

Буря прорывалась сквозь щели в металлической обшивке, неся с собой песок. Прильнув к иллюминатору, Моран наблюдал, как поднимается и опускается левое крыло, прогибаясь от края до середины. Над крылом то расслаблялся, то натягивался трос, взвизгивая, как огромная гитарная струна. Моран оторвался от стекла и спросил Стрингера:

— Можно что-нибудь сделать — там?

Глаза на сморщенном бледном лице были спокойны:

— Ничего.

«Феникс» стоял крылом к ветру, принимая на себя удар под худшим из возможных углов. Повернуть самолёт было не в их силах. Ему оставалось только выдерживать натиск. Моран думал; вот она, мечта Стрингера. Даже сейчас он не знал, как оценивает конструктора; может, все же где-то там в нем было сердце; или это был только полый сосуд, наделённый мозгом; или аскет, черпающий вдохновение в механических игрушках, или человек на грани сумасшествия. Но кем бы он ни был, у него была своя мечта. Сейчас её треплет буря, и он ничего не может предпринять.

Кроу свернулся на полу, прижимая к себе обезьянку, почёсывая её крошечную головку, успокаивая её. Сержант спросил Белами:

— Эту штуку разобьёт?

— Вполне может разбить.

— Знаешь, мне жаль его. — Он кивнул в сторону Стрингера.

— Мне тоже.

Песок пробивался сквозь щели. Бумаги, оставшиеся после Кепеля, разметало по полу, и Белами собрал их, обратив внимание на заголовок одного из листов — «Белая птица». Он попробовал читать дальше, но не хватило знания немецкого, он свернул листы и сунул их за сиденье.

Свет в салоне стал горчично-серым; лица пожелтели. Время от времени они смотрели в иллюминатор на колеблющееся на ветру крыло и отворачивались.

— Знаю, чего тебе хочется, бедняга Бимбо. — Голос Кроу тонул в завываниях. — Тебе хочется попрыгать на зеленом деревце, хочется большого кокоса, полного молочка, так ведь? И чтобы было много других маленьких Бимбо, чтобы можно было резвиться на ветках. Чтобы журчала речка, а ты бы сидел на бережку и ждал, когда пройдут коровки…

• Предыдущая
• 37/43
• Следующая