У волшебства запах корицы - Мамаева Надежда - Страница 50
- Предыдущая
- 50/66
- Следующая
— Здравствуй, дорог… — Окончание фразы застряло комом в горле.
Правое плечо дракона было все в крови. Но даже не это было самым страшным. Лицо. Холод и отчаяние. Глаза, в которых застыла боль потери.
— Что случилось? — Я все же пересилила себя, заставила произнести самый банальный из всех вопросов, глядя мужу в глаза.
Арий ничего не отвечал, лишь смотрел на меня пристально, словно я — его последняя надежда, та сила, которая заставляет жить и выживать.
Медленно, шаг за шагом подходила к нему все ближе, как сапер к бомбе, готовой рвануть в любую минуту. Когда до дракона осталось совсем ничего, он просто сделал шаг навстречу и резко обнял, буквально схватил, зарывшись носом в мои волосы, и долго не отпускал. Сколько мы так стояли? Я обняв его, а он — меня, — не знаю. Да это было и не важно. Каким-то шестым чувством понимала — так должно быть. Сейчас дракону нужно было именно почувствовать меня рядом.
Его голос, прозвучавший в тишине, заставил вздрогнуть. Надтреснутый, безжизненный:
— Знаешь, Кесси, что для меня тяжелее всего?
Я лишь помотала головой.
Арий, глядя в темноту, сам ответил на свой вопрос:
— Смотреть в глаза матери и говорить, что ее сын погиб. Погиб, а я был его командиром и не смог уберечь. Этот обычай у нас, драконов, существует испокон веков. И я должен буду стать черным вестником в одиннадцати домах. Одиннадцати! За один только вылет. Мрак и преисподняя! Я знаю, что это война, что смерть здесь идет об руку с победой, но думается, лучше бы я сам наступил на тот заряд…
— Не лучше! — Я резко перебила его. — Думаешь, я рада буду носить вдовий наряд? Думаешь, твоя мать долго проживет, услышав три самых страшных слова для женщины, подарившей жизнь: «Ваш сын погиб»? Не смей! Слышишь, не смей даже так думать!
Арий обнял меня еще крепче, хотя, казалось бы, куда еще.
— Спасибо.
Я вдыхала запах пота и крови, но было ощущение, что муж даже не замечал, что ранен.
— Тебя надо перевязать.
— Надо, — согласился он неохотно. — Я сейчас.
И, разомкнув объятья, направился в угол палатки.
Я осталась стоять в центре, недоумевая: сказал бы мне, что найти, а то с его-то рукой… Но мужчина, похоже, был иного мнения. А может, просто не привык к помощи и заботе, предпочитая справляться с бедами самостоятельно? Иначе как объяснить то, что сейчас он чуть ли не шипел от боли, перебирая вещи, но меня о помощи не просил.
Я без церемоний подошла к нему.
— Скажи, что ты ищешь, и я помогу.
— Котомку, в ней чистые бинты, иголка с шелковой нитью и эликсир для заживления ран.
— Как она выглядит? Я все найду и рану тебе тоже обработаю. Это не обсуждается! — категорично заявила я.
Арий выпрямился, внимательно посмотрел на меня, его взгляд оттаивал, вьюга и холод уступали место удивлению. Он провел пальцами по моей скуле, словно этот жест мог дать ответ на невысказанный вопрос.
— Ты удивительная, Кесси. Я считал, что человеческие девушки, барышни благородного происхождения, презирают вид крови, иные, по слухам, даже падают в обморок. А ты рвешься зашивать разорванную плоть…
— Ну, допустим, не рвусь, а просто здраво понимаю, что у меня двумя руками это получится лучше, чем у тебя одной.
— Мне не впервой, я бы справился…
— Женился — терпи. Такая уж у тебя теперь доля — иногда подчиняться супруге.
Арий невесело усмехнулся, а я отвела взгляд.
— Давай я все же найду эту котомку.
Поиски не заняли много времени. Единственное, что смутило, — это обеспокоенная возня Фира, пока я копошилась в вещах, и его едкие комментарии:
— И не могла промолчать про обработку раны? Кассандриола даже во время ежемесячных недомоганий каждый раз твердит, что ей дурно и невыносимо больно, а уж чтобы накладывать стежки не на канву, а на живого дракона… Она бы и помыслить такого не могла.
Ответить членистоногому, не вызывая подозрений Ария, я, увы, не имела возможности, чем таракашка и пользовался, распинаясь о том, что я опять прокололась. Наконец, он удосужился спросить:
— А ты хоть раз зашивала раны?
Я лишь помотала головой. Смысл последующего высказывания Фира остался для меня лингвистической тайной. Хотя примерный посыл я все же уловила.
Ответить этому шестилапому паразиту захотелось с матерком, в духе моей бабушки, которая прошла от Москвы до Рейхстага, и сдается, швы накладывала и узловые, и непрерывные, и кисетные, и обвивные, а узлов навязала нераспускающихся, морских, ассистируя полевым хирургам… Жаль, что науку старушки я не переняла. Лишь в детстве видела, как она ловко порою орудует иглой, штопая очередную прореху на продранных внучкой-непоседой штанах. Сейчас же мне предстояло сделать то же самое, но с плечом Ария.
Я развязала котомку, швейные принадлежности обнаружились в специальном маленьком футляре.
— Возьми склянку с темной жидкостью, чтобы обработать иголку и нитку, — пояснил Арий. Он сам уже сидел на тюфяке, внимательно следя за каждым моим движением.
Таракашка затаился в шевелюре, больше не смея даже шевелением лапы отвлечь.
Я кивнула, принимая к сведению слова дракона, и, вдев нитку в иголку, опустила их в жидкость на несколько минут. Сама же подошла к Арию.
— Надо снять рубашку… — протянула задумчиво, прикидывая, как половчее это сделать.
Муж, ухватившись за рукав, просто дернул посильнее. Ткань треснула, оголив плечо.
Да уж. Рваная рана с неровными краями — это зрелище не для слабонервных. Плеснув на руки той же жидкостью, в которой были иголка с ниткой (судя по запаху — местный аналог спиртового раствора), аккуратно начала ее очищать чистой тканью, смоченной кипяченой водой. Закончив процедуру, приступила к самому страшному для себя: сведению краев и наложению шва.
В голове мелькнула мысль: «Хирург — профессия, требующая не только ответственности, но и бесстрашия. Каждый день с ножом на человека…» Арий внимательно следил за моими действиями. Я же, подрагивающими руками накладывая стежок за стежком, каждый раз думала о том, что дракону наверняка больно. Но он ни разу не дернулся. На середине я сдалась:
— Отвернись, пожалуйста.
Арий отвел взгляд, а потом, не иначе как для того, чтобы отвлечь меня, заговорил:
— Я всегда думал, что женщина и война — несовместимы. В принципе, и сейчас так считаю, но вот Ауд, чья супруга в лагере подле него… С недавних пор ловлю Эймвольта на том, что самый суровый из стражей облачных врат улыбается, когда думает, что его никто не видит.
— Есть такое выражение: «У войны не женское лицо», но многие войны возникали как раз из-за женщин… — я сказала, лишь бы поддержать разговор, не сильно задумываясь о смысле фразы.
— Да, но эта кампания не из-за женщины.
— А из-за чего?
— Из-за денег и непомерных амбиций трех правителей.
— Теперь я понимаю, как ты угодил в опалу…
— Я военный, а не дипломат, увы. И порою говорю то, что думаю.
— Не обижайся, но я считала и считаю, что самые великие победы в истории любой страны — это не военные, а дипломатические, ибо они ценны уже тем, что не льется рек крови…
— Если бы я мог предотвратить эту войну, то я бы сделал все, лишь бы ее не было…
— А если бы для этого пришлось убить человека? — Мой голос предательски сел, но Арий, этого, кажется, даже не заметил, твердо ответив:
— Убил бы. И пусть этот камень был бы на моей душе, но сотни тысяч жизней были бы спасены…
Я дернула чуть сильнее, заставив дракона зашипеть от боли.
— Извини…
Закончить фразу Арий не дал, поймал мою ладонь своей рукой и поднес к губам.
— Это ты извини меня. За все. Я только сейчас начинаю до конца понимать, какое счастье мне ниспослала судьба. И я не упущу его. Хочешь ты этого или нет, Кесси, но я буду за тебя бороться. Я мечтаю быть отцом твоих сыновей…
— Как сыновей? — перебила я Ария. — В день нашей свадьбы, помнится, когда мы беседовали у камина, речь шла об одной дочери.
— Знаешь, — дракон хитро усмехнулся, — если в паре нет любви, то родиться могут лишь девочки, да и то — редко. Если есть любовь, но нет благословения свыше: не встретил дракон свою истинную пару, нареченную небесами, но полюбил, — то в равной степени на свет могут появиться и мальчики, и девочки. А если ребенок зачат нареченными свыше — то только мальчики.
- Предыдущая
- 50/66
- Следующая