Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий - Судникова Ирина В. - Страница 42

Во время торжественного вступления русских войск в Париж Император Александр находился в самом радостном настроении духа и весело шутил с лицами своей свиты. А. П. Ермолов, вспоминая этот день, рассказывал, что Государь подозвал его к себе и, указывая незаметно на ехавшего обок австрийского фельдмаршала князя Шварценберга, сказал по-русски:

— По милости этого толстяка не раз ворочалась у меня под головою подушка. — И, помолчав с минуту, спросил: — Ну, что, Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге? Ведь, право, было время, когда у нас, величая Наполеона, меня считали простяком.

— Не знаю, Государь, — отвечал Ермолов. — Могу сказать только, что слова, которые я удостоился слышать от Вашего Величества, никогда еще не были сказаны Монархом своему подданному. (1)

Проезжая мимо Вандомской колонны в Париже и взглянув на колоссальную статую Наполеона, воздвигнутую на ней. Император Александр сказал:

— Если б я стоял так высоко, то боялся бы, чтоб у меня не закружилась голова. (1)

По окончании большого смотра русских войск в окрестностях Парижа Император Александр возвращался в город в карете. Кучер его, француз, по неосторожности задел коляску частного человека, сломал ее и опрокинул. Государь тотчас вышел из кареты, поднял хозяина коляски, извинился перед ним и спросил фамилию и адрес. Вечером он отправил к нему дежурного адъютанта узнать о здоровье, а на другой день прислал в подарок богатый перстень, новую коляску и прекрасную лошадь, приказав вторично просить извинения в случившемся. (1)

В сражении при Монмартре особенно отличился находившийся в русской службе генерал граф Ланжерон. Через несколько дней после этого, на обеде, к которому был приглашен и Ланжерон. Император Александр обратился к графу и сказал:

— Я недавно осматривал высоты Монмартра и нашел там запечатанный конверт на ваше имя.

Ланжерон отвечал, что ничего не терял.

— Однако я, кажется, не ошибся, — возразил Государь и, вынув из кармана пакет, подал ему, прибавив: — Посмотрите.

Взяв пакет, Ланжерон с удивлением увидел, что он действительно адресован на его имя. Можно судить о его радости, когда, распечатав пакет, он нашел в нем орден Святого апостола Андрея Первозванного. (1)

В 1813 году, во время пребывания в Дрездене, Государь по обыкновению совершал свои прогулки по городу пешком, один, без всякой свиты. Одна крестьянка, увидев его прогуливающимся таким образом, в изумлении сказала:

— Смотрите-ка! Ведь это Русский Император идет один! Право, видно, у него чистая совесть. (1)

В 1816 году, находясь в Киеве, Император Александр послал сказать известному в то время по святости своей жизни схимнику Вассиану, что вечером в восемь часов его намерен посетить князь Волконский. В назначенный час ожидаемый гость тихо вошел в келью слепого старца и стал говорить с ним. Вассиан спросил гостя: женат ли он? имеет ли детей? давно ли служит Государю?

— Благодарение Господу Богу, — продолжал схимник, — что Государь удостоил и Киев, и Лавру своим посещением. Он вчера в Лавре всех обрадовал своим благочестием и своею кротостью.

— Да он здесь, — сказал посетитель.

— В Киеве? — спросил Вассиан.

— Он у вас. — отвечал Александр. — благословите меня! Еще в Петербурге я наслышался о вас и пришел поговорить с вами. Благословите меня.

Вассиан хотел поклониться в ноги Царю, но Александр не допустил его до этого, поцеловал его руку, говоря:

— Поклонение принадлежит одному Богу. Я человек, как и прочие, и христианин, исповедуйте меня и притом так, как всех вообще духовных сынов своих.

После исповеди и долгой беседы Государь пожелал знать, кто в Лавре более других заслуживает внимания, и когда схимник назвал наместника, иеромонаха Антония, приказал послушнику позвать наместника будто бы к князю Волконскому, ожидающему его у Вассиана. Когда же Антоний, узнав Государя, хотел отдать ему должную честь, Александр удержал его, сказав:

— Благословите как священник и обходитесь со мной как с простым поклонником, пришедшим в сию обитель искать путей к спасению, потому что все дела мои и вся слава принадлежат не мне, а имени Божию, научившему меня познавать истинное величие.

Только в полночь Государь вышел от Вассиана, запретив наместнику провожать себя, а на другой день послал ему и Вассиану по бриллиантовому кресту. (1)

Во время пребывания своего в Брянске в 1823 году Император Александр, возвратясь с осмотра города, заметил у крыльца занимаемого им дома восьмидесятипятилетнего старика в отличном от других наряде. Государь тотчас же велел позвать его к себе.

— Откуда вы? — спросил он старика.

— Вашего Императорского Величества верноподданный, Черниговской губернии Мглинского повета житель Василий Брешков.

— Зачем вы сюда приехали?

— Нарочно приехал узреть священную особу Вашего Императорского Величества, отдать должный мой поклон и сказать: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко».

— Очень хорошо. Но не имеете ли ко мне какого дела?

Брешков объяснил, что он с родственниками давно уже отыскивает потерянное предками их дворянство, что по этому делу в Петербурге живет его племянник и терпит там разные притеснения.

— Я не забуду вас. — сказал Государь, — пишите к своему племяннику, чтоб он явился ко мне, когда я вернусь в Петербург. Этот кафтан у вас, верно, очень древен?

— Ему сто тринадцать лет, он пожалован предком Вашего Величества, великим Государем Императором Петром Первым.

— По какому случаю?

— При взятии Юнгер-Гофской крепости под Ригою.

— Какое тяжелое и крепкое сукно! И сколько лет! — сказал Государь, пощупав полу кафтана. Затем, положив обе руки на плечи старика, прибавил: — Оставайтесь покойны, и если будете иметь какую нужду, пишите ко мне прямо: Государю Императору Александру I в собственные руки. Я вас не забуду.

Действительно, Государь не забыл Брешкова и, по возвращении в Петербург, рассмотрел его дело и, найдя его справедливым, решил в его пользу. (1)

В 1818 году, беседуя с прусским епископом Эллертом, Император Александр сказал: «Императрица Екатерина была умная, великая женщина, но что касается воспитания сердца в духе истинного благочестия, при Петербургском дворе было — как почти везде. Я чувствовал в себе пустоту, и мою душу томило какое-то неясное предчувствие. Пожар Москвы (в 1812 году) просветил мою душу, суд Божий на ледяных полях России преисполнил мое сердце теплотою веры. Тогда я познал Бога, как открывает нам Его Святое Писание, с тех только пор я понял Его волю и Его закон, и во мне зрела твердая решимость посвятить себя и свое царствование Его имени и славе». (2)

Во время своего путешествия в Вятку в 1824 году Государь Александр Павлович проезжал одну станцию на Сибирском тракте. Пока перепрягали лошадей, он вышел прогуляться по довольно большому селению. По дороге зашел в небольшую, но светлую и довольно опрятную избу. Увидел старуху, сидевшую за прялкой, и попросил у нее напиться. Старуха, не знавшая о приезде Государя, подала жбан холодного кваса. Напившись, Государь спросил ее: видала ли она Царя?

— Где ж мне, батюшка, видеть его? Вот, говорят, скоро проезжать здесь будет: народ-то, чай, валом валит, куда уж мне, старухе.

В этом время входит в избу свита Государя.

— Экипажи готовы, Ваше Величество, — сказал барон Дибич.

В ту же минуту старуха сдернула с головы свою шамшуру (головной убор) и, подняв ее вверх, закричала: «Караул!»

Государь изумился:

— Что с тобою, старушка? Чего ты кричишь?

— Прости меня, грешную, батюшка Царь! Нам велено было, как завидим тебя, кричать, а что кричать, не сказали…

Государь рассмеялся и, оставив на столе красную ассигнацию, отправился в дальнейший путь. (6)