Черная вдова. Шаттам - Шаттам Максим - Страница 2

Так она дошла до мочевого пузыря. Затем, воспользовавшись методом Вирхова, Сидни на месте изучила органы и их анатомические связи.

Лезвие, сверкавшее в ярком свете, внезапно остановилось.

Заметив это, Котленд поднял голову.

– Что? Что там такое? – взволнованно спросил он.

Его тревога усилилась, когда он увидел на лице судмедэксперта тень сомнения.

– Это…странно. Кожа только что отреагировала.

Бледный как смерть Котленд с трудом поднялся на ноги.

– Странно, – повторила Сидни Фолстом. – Никогда прежде такого не видела. На бедрах появилась гусиная кожа.

– Гусиная кожа? Та, что появляется, когда нам холодно?

– Нет, это невозможно, но…

Доктор Фолстом положила скальпель на тележку и склонилась над телом. Ее лицо стало белым как снег.

Вдруг плечо покойника задрожало.

От этого движения из его внутренностей выпало несколько зажимов.

После этого Иеремия Фишер застыл.

Дрожа всем телом, Котленд зажал рот рукой.

– Санта Мария Матерь Божья, он что, жив?

– Не говорите глупостей.

– А это вы как объясните? – воскликнул Котленд. – Он шевелился, и у него гусиная кожа, черт возьми!

Изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, Сидни Фолстом взяла в руки маленькую лампу.

– Заместитель Котленд, вам следует знать: сюда попадают только те «пациенты», у которых отсутствует дыхание, не прослушивается пульс, а зрачки не реагируют на свет. Всего полчаса назад я убедилась в этом сама. Поверьте, ошибка исключена.

Подняв веко покойного, она поднесла к его глазу лампу.

– Смот…

Слова замерли на ее губах.

Ее колени задрожали, перчатки стали влажными от пота.

Ее окутал чудовищный мрак, и больше она ничего не видела.

Наука исчезла где-то далеко, а вместе с ней все непоколебимые истины этого мира. Все это всосал в себя зрачок.

Иеремия Фишер задрожал всем телом.

Сидни окаменела. Она была не в силах пошевелиться, она не хотела шевелиться. Ее сковал страх.

Она знала, что сойдет с ума, если посмотрит вниз.

Окончательно и бесповоротно.

Гора Худ находится в пятидесяти километрах к востоку от Портленда, штат Орегон. Она напоминает колосса с содранной кожей, скрюченного и обезглавленного временем. Ее окружают другие горы и холмы, похожие на ласковые волны и следующие за ней на многие десятки километров. Густой лес, покрывающий весь пейзаж и пронизанный клочками тумана, заканчивается где-то далеко на горизонте. Это дикая территория Национального лесного заповедника «Гора Худ», огромного растительного мира, полного опасных бездн и бурных водоворотов.

Крошечный автомобиль, поблескивающий в лучах июньского солнца, был похож на жемчужину, затерявшуюся в самом сердце этого изумрудного ложа.

В кабине джипа раздался треск рации.

– Адриен?… Адриен?… Это Джим.

Адриен Арк положил кирку на кожаное кресло автомобиля и взял в руки микрофон.

– Это Адриен. В чем дело?

– Нам позвонили из Агентства по охране окружающей среды. У них по-прежнему нет новостей от их сотрудника по имени Флетчер Салиндро. Не мог бы ты пойти проверить? Он вышел сегодня утром в направлении большой поляны за Игл Крик. Поляна Игл Крик Семь.

Адриен поставил ногу на борт джипа и облокотился о крышу.

– Хорошо, я проверю. А что там делал этот Флетчер? – спросил он.

– Ничего особенного. Он ушел в сторону поляны, после чего не отправил ни одного сообщения по рации и не отвечал на вызовы коллег из Портленда. Они хотят, чтобы мы убедились, что с ним все в порядке. Сделай, что сможешь. Спасибо.

Адриен снял шляпу и бросил ее на заднее сиденье вместе с собранными образцами мха и веток.

Мотор взревел, подняв в воздух стаю птиц, и джип помчался по обрамленной кустарником дороге.

Адриен работал здесь уже три года и знал все местные тропы как свои пять пальцев. Это была его стихия – дикий парк площадью почти девяносто на шестьдесят километров, западная часть которого находилась в его ведении. Работа Адриена заключалась в том, чтобы наблюдать за флорой и фауной, за жизнью леса, предупреждать пожары и – крайне редко – проводить спасательные операции. Туристы-новички почти никогда не сходили с помеченных троп или же удалялись от них не настолько далеко, чтобы заблудиться. Лес был слишком велик, чтобы пробудить жажду исследований в том, кто был к этому не готов. Все знали, что потеряться здесь означает погибнуть.

Адриен двигался на север по крутому склону. Проехав десять километров вдоль бурной реки, он миновал заброшенную хижину на Игл Крик – груду досок, бывшее пристанище охотников – и остановился на поляне.

Он с наслаждением укрылся в тени пихт и, обойдя вокруг поляны, заметил за кустом папоротника красный пикап. Ключи торчали в замке зажигания, стекла были опущены, на переднем сиденье лежала раскрытая карта. Скорее всего, этот тип где-то поблизости. Адриен наклонился, чтобы осмотреть поляну из-под навеса листвы.

Она была очень большой и слегка поднималась вверх в форме полумесяца. Из высокой травы то тут то там выступали одинокие деревья, груды упавших стволов или развороченные пни, напоминавшие волшебные замки.

Выйдя из спасительной тени листвы, Адриен почувствовал, как на него свинцовой тяжестью навалилась жара. Откуда-то, будто в знак приветствия, донесся одинокий крик сокола.

Лесник достал из кармана очки, чтобы хоть как-то защитить глаза от палящего солнца.

Этот Флетчер, должно быть, где-то рядом. Может, поднялся по поляне вверх или вздремнул где-нибудь в тени…

Сложив ладони, Адриен позвал:

– Эй! Флетчер! Флетчер Салиндро!

В ответ пронзительно крикнул сокол.

Три месяца назад сюда еще заходили случайные туристы, чтобы устроить пикник или просто полюбоваться красотой пейзажа. А потом произошла серия несчастных случаев. Четверо раненых, одна женщина очень тяжело. Всего за три месяца, одним и тем же способом…

Сокол снова издал печальный крик.

Да что с ним такое?

Заслонив глаза от солнца, Адриен внимательно посмотрел на птицу.

Она кружила низко над землей. Адриен заметил, что диаметр спирали не изменился с тех пор, как он взглянул на птицу первый раз. Обычно этот хищник описывает круги над добычей, постоянно сокращая их, пока наконец не бросится на жертву. Однако сейчас он, казалось, был не готов пикировать, будто заметил добычу, но не решался на нее напасть.

Что с тобой, дружище? Что тебя тревожит?

Озадаченный, Адриен направился к тому месту, над которым кружил сокол. Оно находилось всего в десяти метрах от него.

Трава там оказалась такой высокой, что доставала почти до пояса. Воздух был тяжелым от зноя.

Ноздри лесника уловили запах.

Едкий, кислый. Запах подгнившей плоти.

Адриен увидел черный кожаный сапог, согнутую ногу и тело мужчины, лежащего под солнцем.

Он поднял глаза и посмотрел на лицо того, кто должен был быть Флетчером Салиндро.

Несмотря на невыносимый июньский зной, у Адриена застучали зубы.

Вечернее солнце садилось, рисуя на деревьях оранжевые узоры. На склоне холма стоял дом-шале с террасой из белого кедра. Издалека он напоминал маленькую бригантину, затерянную в зеленом океане. Длинная терраса делала шале похожим на пиратское судно, центральная свая которого поднималась из земли и на высоте шести метров пронзала плоскую крышу, как обнаженная мачта. Одна из дверей застекленной террасы была открыта.

Когда в дом проникли последние пурпурные лучи света, из него донеслись звуки музыки.

Это были меланхоличные переливы фортепиано, гармоничные, порой неуверенные. Судя по всему, музыкант не был мастером своего дела: в музыке для него гораздо важнее были эмоции, а не техника. Произведение отдаленно напоминало «Лунную сонату» Бетховена.

За лакированным роялем «Бëзендорфер» сидел мужчина. Его длинные пальцы ритмично опускались на клавиши. Он играл для себя, импровизируя свой воздушный монолог на незнакомом языке.