Частный детектив Выпуск 8 - Макдональд Джон Данн - Страница 45

— Мы с Даниэлем не старались ее скрывать.

— Тогда не удивительно, что мы обнаружили у Морэ ваше имя и номер телефона. Я еще вчера вечером послал своего человека на улицу Гей–Люссака. Поэтому я и знаю, что вас этой ночью не было дома.

Зазвонил телефон. Фушероль пробормотал несколько слов в трубку и закончил разговор.

— Хорошо, спасибо, — он повесил трубку. — Это из лаборатории, — пояснил он. — На пистолете, обойме и патронах не обнаружено отпечатков пальцев. Либо все было хорошо вытерто, либо работали в перчатках. Преднамеренное убийство!

— Поэтому преступник и оставил там оружие, — заметил Морис.

Комиссару, видимо, не понравилось, что кто–то другой сделал выводы из фактов, и он бросил на Мориса недружелюбный взгляд. Зато Валери могла порадоваться более милостивому обращению.

— Этот рисунок появится во всех газетах, — сказал он. — Мы получим массу информации, которая почти вся будет ложной. Это всегда так бывает. Конечно, мы проверим каждое сообщение и найдем достоверные факты при условии, что оригинал будет похож на портрет.

— Я уже подумала о том, что вы будете сомневаться, — и Валери протянула ему листок, на котором во время ожидания она нарисовала несколько голов. Помощник комиссара Совин и сам комиссар тоже находились среди этих портретов. Портрет Фушероля был несколько приукрашен.

— Ну, теперь вы верите, что мой рисунок похож на Дюпона? — спросила Валери.

Комиссар изумился при виде своего портрета. Он был им так же доволен, как и своей собственной персоной.

— Превосходно. Это даже лучше, чем фото. Если негодяй увидит свой портрет, он поймет, что пропал.

— А поэтому имя Жубелин ни в коем случае не должно связываться в печати с этим портретом.

— Этого вы могли бы и не говорить, — возразил комиссар. — Я уже почти двадцать лет нахожусь в своей должности.

Антипатия, которую Морис и Фушероль почувствовали друг к другу с самого начала, в присутствии очаровательной Валери еще больше усилилась.

— Можете не беспокоиться, мадемуазель, — заверил ее комиссар, — ваше имя не будет упомянуто в прессе. После того, что мы теперь имеем…

Фушероль помахал листком, на котором была изображена голова Дюпона.

— …Мерзавец все равно пропал. А зверь, которого догоняет охотник, думает только о бегстве.

Он поднялся и тяжелыми шагами вышел из–за стола.

— Теперь попрошу пройти сюда.

С преувеличенной галантностью он взял Валери за руку, чтобы помочь встать, и, не выпуская ее руки, проводил в соседнюю комнату. На изящной руке Валери его толстая с черными волосами ручища выглядела почти непристойно.

— Совин!

Инспектор подошел с услужливым видом.

— Запротоколируйте показания мадемуазель Жубелин. Я еще побеседую с ней, когда вы закончите.

Совин подобострастно поклонился свидетельнице, очевидно, обрадованный благосклонностью своего шефа. Комиссар закрыл дверь и вернулся к своему письменному столу.

— Ну, мсье Латель, значит, у вас от меня секреты, — проговорил он деланным тоном дружелюбного упрека. — Вы сами любите немножко поиграть в детектива?

— Даже с некоторым успехом, как видите.

— И так же мило вы мне лгали.

Комиссар подмигнул:

— Волнующая особа, эта маленькая Жубелин.

— Вы слишком далеко заходите, — сердито проворчал Морис.

Его антипатия к комиссару перешла в сильное отвращение.

— Я не хотел вступать с вами в пререкания в присутствии мадемуазель Жубелин, но теперь, когда мы одни, я протестую против подобных высказываний. Да, конечно, она провела прошлую ночь в моем доме, но я уже говорил вам, что там была моя дочь. Мадемуазель Жубелин — не девица легкого поведения, с какими вам, вероятно, приходится иметь дело по долгу службы.

— Да, да. Не надо волноваться.

Комиссар самодовольно улыбнулся:

— Я, видимо, кое–что преувеличил, но иногда приходится поступать так, а не иначе, чтобы получить нужную реакцию.

— Это вам удалось, — сказал Морис и добавил: — Девушка в порядке.

— Но вы же знаете ее всего один день.

— Я долго беседовал с ней.

— Либо вы принимаете меня за дурака, — пробормотал Фушероль без всякой неприязни, — либо вы и в самом деле очень наивны. — Не успел Морис возразить ему, как он добавил: — Там есть еще кое–кто…

Пригласив его подойти к двери, ведущей в коридор, он тихо приоткрыл се.

— Взгляните на эту женщину.

Морис увидел стройную маленькую женщину лет шестидесяти, сидящую на скамейке у стены. Она была во всем черном. С непроницаемым лицом и положенными совсем прямо руками, она сидела подчеркнуто неподвижно.

— Она вчера прибыла из Шатеру.

— Это его мать?

— Да. Она вдова. Он был ее единственным ребенком.

— Единственный ребенок… — проговорил Морис.

Ему легко было поставить себя на место этой матери, которая сейчас переживала не меньше, чем он, когда потерял жену.

— Вы когда–нибудь видели эту женщину?

— Нет.

— И вы не знаете, что она была в натянутых отношениях с сыном?

Фушероль подошел к письменному столу и взял пачку сигарет.

— Хотите закурить?

Казалось, он забыл о сделанных ему замечаниях. Он закурил и продолжал:

— Морэ был у нее светом в окне. Она не могла простить ему, что он уехал из Шатеру и поселился в Париже.

— Но ведь он был взрослый.

— Для матери ребенок всю жизнь остается ребенком.

Сперва Морис провел параллель с собой. Разве в его глазах Изабель была взрослой женщиной? Но ведь ей всего девятнадцать лет! Она была совсем еще подростком. Вообще, Изабель — это совсем другое дело.

— А такая мать–собственница, — закончил свою речь Фушероль, явно гордясь своими познаниями в психологии, — любит видеть в себе мученицу. Мадам Морэ не простила своему сыну, что он уехал в Париж. Она не простила и тех, кто переманил его от нее. Она ненавидит всех, кто был ему близок здесь, в Париже, считая, что они разлучили ее с сыном. Она ненавидит весь мир! — сделав паузу, он добавил: — Поэтому прежде всего я покажу портрет Дюпона ей.

— Но вы же не предполагаете… Дюпон несомненно сумасшедший, который возомнил себя мстителем.

«Я убью всех злых!» — это было бы подходящее название для детективного романа.

В это время Морис был озабочен другим. Он думал о Валери.

Пока Фушероль изливался по поводу душевнобольных и мотивов их преступлений, у него в голове возникла одна идея.

— Вы не опасаетесь, что Дюпон станет мстить мадемуазель Жубелин? — спросил он комиссара. — Что, если он отважится пойти на это?

— Может быть, — ответил Фушероль, пытаясь выпустить дым колечком. — Она довольно хорошая приманка, на которую можно поймать преступника.

— Приманка? Надеюсь, вы не собираетесь использовать мадемуазель Жубелин как приманку?

Фушероль, казалось, не заметил возмущения Мориса и спокойно продолжал:

— Конечно, для нас было бы очень неплохо, если бы этот тип узнал, что его портрет получен от нее. Но я постараюсь, чтобы этот факт не просочился в прессу. Мы должны сделать все, чтобы защитить ее.

— А если он все же убьет ее?

— Если он убьет… если он убьет…

Наконец, Фушеролю удалось выпустить дым колечком, но он разрушил его резким движением, так как вопрос Мориса привел его в возбуждение.

— Если он убьет ее, то здесь я ничего поделать не могу. Ведь не приставлю же я к ней личного телохранителя и не запру ее в камере. Это не в моей компетенции.

Он взмахнул сигаретой и стал обнадеживать Мориса:

— Я сделаю все, что от меня зависит, Латель, и даже больше, чем повелевает мне долг. Остальное — в руках божьих.

Он засеменил к окну и выглянул наружу. Большие часы на дворце Правосудия пробили двенадцать. Фушероль повернулся.

— Теперь уже поздно протоколировать ваши показания. Приходите, пожалуйста, завтра. — И добавил дружеским тоном:

— Большое спасибо вам за помощь.

Морис вышел в коридор, озадаченный изменением тона комиссара. Мадам Морэ сидела на том же месте. Он не заметил в ней и тени волнения. Женщина выглядела такой одинокой, что Морису захотелось проявить к ней участие.