Времена не выбирают - Мах Макс - Страница 10

• Предыдущая
• 10/136
• Следующая

Никто не спрашивал Гая, куда он ведет свой маленький отряд, но Гаэр полагал, что все и так догадались, коли с ними все еще находилось не погребенное тело покойной графини. А разговаривать не хотелось никому, и шли они молча.

Гай бывал в Цук Йаар[15] всего дважды. Первый раз, когда ему исполнилось десять лет, и отец Гая выбрал именно это место для «первого паломничества». Второй раз, он попал к Короне Йаара уже зрелым мужчиной, отвезя к подножию холма «благодарственные приношения» от лица тетки покойной графини Леты Нор. Было это восемь лет назад. И хотя в тот раз, как и в первый, он шел не с запада, а с северо-востока, направление Гай выбрал безошибочно, так что в ранних сумерках того же дня они вышли из неожиданно расступившегося перед ними леса на просторную, поросшую лишь травой, папоротниками да редкими кустами вереска пустошь, на восточном краю которой поднимался к низкому быстро темнеющему небу скалистый холм. На вершине холма стояли вертикально вкопанные в землю семь колоссальных камней, образующих нечто действительно похожее на корону великана. Это и был Цук Йаар.

– Ждите там, – сказал Гай своим людям, указав рукой вправо, туда, где вдоль опушки леса протекал ручей, сбегавший – как ни странно это выглядело – с вершины одинокого холма, делавший петлю у его подошвы и терявшийся затем где-то среди деревьев.

Отдав приказ, он отвернулся и, более не оглядываясь и ничего никому не объяснив, направился к узкой тропинке, поднимавшейся, петляя, на вершину, увенчанную «короной». Коня с телом графини Гай вел за собой в поводу. Подъем был крутым и довольно долгим, так что, оказавшись, наконец, около семи камней, Гай почувствовал себя усталым и измученным, но времени на отдых у него не было, так как ночная тьма уже сгустилась среди деревьев лежавшего под его ногами леса и медленно затопляла открытое пространство пустоши. Привязав коня к железной скобе, вбитой в высокий выступ скалы, Гай снял с его спины тело графини, взвалил его на плечо и пошел к Короне. Когда он проходил между двумя ее исполинскими зубцами, то остановился на минуту, чтобы произнести подходящую случаю молитву добрым богам, но затем уже не медлил. Почти в центре между великими Камнями, находился естественный скальный выход, из которого, собственно, и бил родник. Вода наполняла каменную чашу, возможно, созданную людьми, а возможно, существующую здесь от века, так что в ней образовалось как бы маленькое озерцо, дававшее начало ручью. Вот к тому месту, где ручей, оставив материнское лоно, начинал свой путь вниз, и пошел Гай.

Достигнув ручья, он бережно положил мертвую графиню на землю и, встав рядом с ней на колени, прочел первую заупокойную молитву. Затем, испросив у духа госпожи прощения, он стал снимать с нее разбитые и иссеченные доспехи. Освободив тело Ай Гель Нор от брони и заскорузлой, жесткой от пропитавших ее крови и пота одежды, он снова встал на колени и, закрыв глаза, прочел вторую заупокойную молитву. После этого он стал обмывать тело своей госпожи водой из ручья. У него не было ни мыла, ни скребка, ни мочала, и вода в ручье была студеная, а не горячая, как следовало бы, но тем не менее он трудился не покладая рук, пока не смыл и не оттер пучками травы всю кровь с великолепного тела графини. Теперь, в сгустившихся уже сумерках, она лежала перед ним нагая и прекрасная. Казалось, она спит, но Гай знал, что сон этот будет длиться вечность. Никакого соблазна, недостойного воина, совершающего обряд прощания, не было и в помине. Красота графини принадлежала теперь богам Высокого Неба, а не смертным людям. Гая только удивило, что, несмотря на такое количество крови, которую потеряла графиня, многочисленные – особенно на руках и плечах – раны ее выглядели скорее как старые рубцы и шрамы, чем как свежие, нанесенные всего два дня назад. Впрочем, задумываться над такими вопросами у него не было ни сил, ни времени. Наступала ночь.

Гай достал из-за пазухи чистую рубаху, найденную в одной из седельных сум, облачил в нее графиню, что было совсем не просто, поднял мертвое тело на руки и понес к скале, из которой бил родник. Он положил свою госпожу у обреза воды, последний раз взглянул в мертвое, но не пострадавшее в бою и по-прежнему прекрасное лицо – глаза графини были закрыты, и она действительно казалась спящей – и начал читать третью заупокойную молитву. Когда спустя минуту Гай произнес последнее «да будет так», уже наступила ночь, но неожиданно вышедшая из-за туч луна – не иначе, как боги приняли его молитвы – осветила вершину Цук Йаар своим волшебным серебром. Теперь графиня уже не казалась Гаю спящей. Он бросил на нее последний взгляд, замешкался было, вспомнив вдруг о Камне Норов, который ему еще предстояло вернуть родичам графини, но, в конце концов, решил, что эту последнюю – во всех смыслах последнюю – ночь, Камень должен оставаться там, где находится теперь, – на ее груди. Гай еще успеет его снять завтра утром, когда они предадут тело графини Ай Гель Нор земле, похоронив в самом подходящем для нее месте, у подошвы холма Цук Йаар.

«Завтра», – решил Гай и, повернувшись, пошел к едва видимой в призрачном свете луны тропе, чтобы спуститься вниз, туда, где, верно, уже ожидали его у разожженного костра товарищи.

– Нет, – сказал Макс, задумчиво глядя на Лику, которая, взлетев метра на три-четыре, «медленно артикулировала» третью строфу «Степной Феи». Собравшиеся в круг девочки даже дышать перестали, стараясь не пропустить ни одного «слова» из этой чудной, стилизованной под народную, песни, которую так любили во времена Пятого Императора, и которую совершенно забыли, как это часто случается даже с самыми замечательными вещами, уже в правление Шестого. «Пела» Лика замечательно, хотя и слишком медленно. Она старалась показать завороженным этим чудом детям не только общий рисунок строфы, но и ритм «плавных» переходов, когда множество самостоятельных движений образуют одно «длинное», которое профессиональные игроки в Жизнь называют «волной». Особую прелесть танцу Лики придавал легкий и, естественно, нарочитый гегхский акцент.

– Нет, – сказал Макс вслух. – Не так все было.

– Ты о чем? – поинтересовался стоявший рядом с ним Виктор. – Кстати, если после четвертого «слова» разорвать связку и пнуть ногой, покойник даже вспотеть не успеет.

В сущности, Виктор был прав, и в обычном бою Макс так бы и поступил. Лика тоже.

«Возможно, – поправил он себя. – А возможно, что и нет».

В империи его психика работала совсем по-другому, но даже сейчас, на Земле, конфликт между эффективностью и красотой однозначно в пользу первой не решался.

– Жалко песню портить, – сказал он вслух. – Можно допеть строфу до конца и ударить правым локтем в сердце. Результат тот же, но…

– Ох уж эти мне аристократы, – притворно вздохнул Виктор. – Ничего по-людски сделать не можете. Все с подковыркой!

Между тем, пока они обменивались мыслями, Лика успела повторить отрывок трижды – в последний раз под радостные вопли юного поколения, – однако на этом не успокоилась. В качестве маленького презента мужчинам, не заметить внимания которых она просто не могла, королева стремительно прокрутила финальную, грубую и едва ли не непристойную – даже по размытым имперским понятиям – строфу из «Бранного Напутствия». Вышло это у нее, как всегда, великолепно и очень естественно. Органично, можно сказать.

Макс только усмехнулся, но его не могло не радовать то, что в сердце его любимой вернулась музыка – «Und hoeren Sie ja nicht mit Singen auf»[16], – а Виктор, которому, собственно, и предназначался этот хулиганский «воздушный поцелуй», крякнул и тут же включился в игру. Ему только повод дай!

• Предыдущая
• 10/136
• Следующая