Биармия: северная колыбель Руси - Леонтьева Марина Владимировна - Страница 6

Там они увидели большую избу. Кстати, в саге указывается, что к тому времени было очень темно, вероятно, действие происходило в конце августа – начале сентября. Подойдя к дверям избы, они увидели, что внутри хорошо освещенного помещения было много народу, там вовсю шло веселое пированье.

Одд спросил у своего напарника, понимает ли он речь местных жителей; Асмунд ответил, что она напоминает ему щебетанье птиц. Тогда они приняли решение похитить человека, который разливал вино, т. к. им почему-то показалось, что он должен знать норвежский язык. Одд незаметно вошел в сени избы и встал за дверью у порога, где было темно. Вскоре туда за очередной порцией вина вошла намеченная жертва, Одд сразу схватил виночерпия и без труда приподнял от земли. Тот, испугавшись, сразу громко завопил, что его схватила нечистая сила, и стал просить о помощи. Биармийцы мигом протрезвели, выскочили в сени и в темноте стали держаться за виночерпия, который продолжал оглушительно орать. Одд, обладая неимоверной силой, стал отмахиваться от биармийцев бедным виночерпием, как дубиной, а затем выскочил с ним на улицу и скрылся в лесу. Повергнутые в ужас аборигены так и не решились выйти из избы, боясь внезапно появившейся нечистой силы.

Одд с виночерпием и Асмундом устремились к судну. После того, как похищенный успокоился, Одд посадил его рядом с собой и стал расспрашивать, но виночерпий упорно молчал. После обещания заковать его в железо, виночерпий на чистом норвежском языке спросил, что именно хотят от него узнать. На естественный вопрос, откуда тот родом, пленный поведал, что он соотечественник Одда и пробыл в Биармии семь лет. Причина такой задержки норвежца в этой стране осталась неизвестной. Но когда пленного спросили, нравится ли ему здесь, ответ был отрицательным.

Одда и его товарищей интересовало более всего, где им поискать богатой добычи в этой стране. Виночерпий поведал им об огромном кургане, находящемся еще выше по реке Двине и составленном из земли и монет, т. к. в Биармии существовал обычай, когда человек умирал или рождался, то за того человека несли туда горсть земли и горсть серебра. И таким образом образовывался большой курган, составленный наполовину из земли и серебра.

Одд принял решение послать к кургану брата Гудмунда, а сам остался на судне со своими людьми и виночерпием. Ночью они тайно высадились на берег и пробрались к кургану. Собранных денег было так много, что им пришлось сооружать носилки. Нагрузив их, они вернулись на судно, за что получили похвалу от Одда. Попросив Сигурда и Гудмунда последить за виночерпием и оставив охрану на судне, Одд со своими людьми тоже отправился к кургану. Когда дядя и племянник стали пересчитывать похищенные серебряные монеты и на время потеряли бдительность, пленный неожиданно вскочил, бросился за борт и быстро поплыл к берегу. Гудмунд, чтобы исправить свою оплошность, схватил копье и бросил вслед беглецу. Оно попало в бедро виночерпия, но, несмотря на страшную боль, он все же сумел доплыть до берега и скрыться в лесу.

А тем временем Одд, добравшись до кургана, приказал каждому участнику экспедиции приготовить для себя, как указано в саге, ноши для переноски добычи. Это, вероятней, всего были обыкновенные, так называемые у поморов – крошни, в которых очень удобно носить и рыбу, и зверя, и вообще любой негабаритный груз. Это неприхотливое приспособление для носки груза представляло собой большой кусок бересты, к которой с одной стороны крепились две лямки для ношения на спине, а с другой – две распахивающиеся створки – крыла, изготовленные из обыкновенной сетки, с помощью которых крепился груз в крошнях.

Нагрузив полные котомки серебром и дождавшись рассвета (а ночи, как уже упоминалось, были темными), они быстро пошли обратно вниз по реке около кромки леса. Пройдя немного, Одд остановил отряд и сказал Асмунду, что впереди он видит биармийцев, выступивших большой толпой из леса; вероятно, предположил он (и не ошибся!), виночерпий сбежал от Гудмунда и предупредил местных жителей. Поэтому Одд приказал отходить к реке, загородить собой мыс (хочется, конечно, верить, что это архангельский Пур-Наволок) и ни в коем случае не отдавать добычу. А до стоявших на рейде судов викингов было бы рукой подать.

Отдав приказание, сам же Одд побежал в лес, быстро вырубил огромную дубину и вернулся к своим людям. Когда толпа биармийцев начала наступать на викингов, то во главе них Одд увидел своего старого знакомого – виночерпия. Викинг успел спросить у него, что же тот поддерживает не своих земляков, а людей, у которых находится в плену. Виночерпий ответил, что, зная о замыслах норманнов, хочет сделать так, чтобы скандинавам было лучше. А предложение заключалось в том, чтобы снова устроить торг и норвежцы продали бы биармийцам оружие, в первую очередь, боевые мечи. Но Одд и его сподвижники наотрез отказались от такой затеи. Тогда виночерпий прокричал им, что в таком случае они вынуждены защищать свою жизнь и богатство, принадлежащее предкам жителей Биармии.

Удивительно, но не верящий ни в бога, ни в черта, больше всего Одд боялся, как видно из саги, чтобы ни один из павших в бою не попал в руки биармийцев, т. к. те, по мнению всех скандинавов, славились своим колдовством и чародейством. Поэтому предводитель викингов приказал трупы погибших не оставлять на поле боя, а забирать с собой и затем бросать в реку.

И начался страшный бой. Обладая огромной силой и гигантским ростом, Одд бесстрашно бросился в толпу и стал размахивать своей дубиной, сокрушая вокруг себя бедных биармийцев. Не выдержав такого яростного натиска, двиняне вынуждены были отступить. Как отмечает сага, очень жестокий был тот бой, много народу пало на поле сражения. Кончился он тем, что биармийцы, не имея такого сильного оружия, как длинные мечи викингов (недаром наивные туземцы просили их продать для своей защиты), обратились в бегство.

Одд еще долгое время преследовал несчастных и убивал всех, кого настигало страшное оружие норманна. Затем вернулся к своим и распорядился разделить добычу. Требовалось отделить серебряные монеты от присохшей земли. На кургане, который они грабили, некогда было этим заниматься, в котомки грузились драгоценности вместе с землей, а теперь в спокойной обстановке можно было завершить раздел добычи.

Проснувшись утром, викинги не обнаружили своих судов, – они ушли в неизвестном направлении, видно, испугался Гудмунд и дал распоряжение подальше уйти от места сражения. Одд посчитал, что поступок напарника можно расценивать двояко: либо он где-то скрывается, либо просто струсил и предал своих земляков. Однако викинги не могли поверить таким суждениям. Для того чтобы еще раз удостовериться в своих словах, Одд решил проверить и побежал в лес. Выбрав высокое дерево, он быстро взобрался на него и развел костер прямо на верхушке. Дерево внезапно вспыхнуло, и так ярко, что озарило округу на большое расстояние. А через некоторое время к берегу, где столпились норвежцы, быстро подошли две лодки, посланные с морских судов викингов, ставших опять на рейде напротив огромного костра.

После этого Одд Стрела с напарниками взошли на свои корабли и немедленно отплыли с богатой добычей, а затем благополучно добрались до исходной точки своего путешествия в Биармию – самый северный район Норвегии – Финмарк.

Позднее у некоторых исследователей возникло суждение, что Оттар и Одд один и тот же человек. Однако это ошибочное мнение опроверг еще в начале прошлого века писатель Тиандер, утверждая, что эти два путешествия относятся к разным эпохам.

Во-первых, Оттар непосредственно побывал в Англии и жил при дворе короля Альфреда Великого – это исторический факт, в саге же об Одде Стреле ничего подобного не говорится. Во-вторых, хотя король прямо не высказывается, но из его записок явствует, что именно Оттар первый побывал в Биармии. Наоборот, в саге об Одде повествуется о виночерпии, который был родом из Норвегии и задолго до похода известного викинга прибыл в Биармию, а затем оказался захваченным в плен. Значит, не всегда скандинавы так победоносно завершали свои путешествия, а иногда терпели поражения и попадали в плен, стало быть, биармийцев не следует представлять такими слабыми и беспомощными, какими их изображают скандинавские саги.