Сейчас и на земле - Томпсон Джим - Страница 38

• Предыдущая
• 38/47
• Следующая

Я ложусь, и...

И нисходит на меня Ярость; рыдающая, безумная и неистовая, дрожащая от жара; ангел Ярости с бедрами цвета слоновой кости берет верх надо мной, и никогда ему не переделать себя. Монстр Франкенштейн с шелковистыми ресницами, и белозубой улыбкой, и с грудями, раскинувшимися врозь от полноты своей.

– Тебе хорошо! Тебе всегда хорошо! Слышишь? Тебе хорошо! Что мне делать, если... Нет... не сейчас... Не... отвечай... сейчас...

Боюсь, что до этого я не представлял по-настоящему, насколько все безнадежно.

Я езжу с Гроссом. Отказаться я не мог. Он знал, что меня никто не подвозит, и предложил подбрасывать меня на работу и обратно задаром (на что я, конечно, не мог не согласиться). А ездить с кем-то мне надо было. Ходить пешком выше моих сил. Я теперь беру на работу кварту кофе вместо пинты и, зная, что все у нас счастливы застукать меня спящим, стараюсь не отключаться. Но топать на работу и обратно пешком – это выше моих сил. Я, конечно, понимаю, что Гросс предложил меня подбрасывать не за красивые глаза. Я вот-вот закончу свою новую систему, хотя пока что мне так и не удалось разрешить ту проблему, о которой я говорил, и он знает, что Болдуин очень мной доволен. И он, полагаю, рассчитывает проехаться за мой счет. Однако то, что я снюхался с Гроссом, не помогает мне в отношениях с Муном, я имею в виду наши личные отношения. Я-то думаю, Мун как может пытается помочь Фрэнки. Когда я впервые заговорил с ним об этом, он воспринял это нормально. Он стоял и постукивал линейкой по моему столу, рассеянно глядя в сторону сборочной линии. Наконец произнес:

– Ты уверен, что это моя ошибка, Дилли?

– Да, – отвечаю. И больше ни слова. Когда живешь так, как мы, когда такие вещи, вообще-то говоря, случаются, надо быть готовым и к таким вопросам.

– Ну что ж, так – значит, так. Сколько, ты полагаешь, надо будет?

– Долларов сто.

Он кивнул:

– Ты думаешь, этого достаточно? Когда моей жене пришлось...

– Не уверен, конечно, но думаю, должно хватить.

– Сотню я, пожалуй, смогу раздобыть.

– Да уж надо бы постараться, – набрался я храбрости вставить.

Он снова кивнул:

– На первый взгляд вроде чего проще, Дилли, так ведь? Я заколачиваю больше семидесяти пяти баксов в неделю. Но я выплачиваю за машину, и мы купили полный дом мебели, а еще приходится посылать деньги семье брата. Так что, кажись, чего проще, а вот попробуй выложи сотню в один присест – и слабо.

– Что ж делать, Мун, надо.

– Я же сказал, что попробую выкрутиться, значит, попробую.

Ну вот, это было дня через два после того, как я стал ездить с Гроссом, и, как только Мун узнал об этом, он вызвал меня в коридор и спрашивает:

– Ты Гроссу сказал?

– Ты что, Мун? – отвечаю. – С какой стати?

Он молчал с минуту, а когда заговорил, не ответил на мой вопрос.

– Ты что, Дилли, метишь на мое место?

– Чего, чего? – Я даже рассмеялся.

– Так да или нет?

Он был серьезен. Я поверить не мог, но это так.

– Да ты что, Мун, – говорю. – Разумеется, нет. За каким чертом мне нужна твоя работа?

– Ты зарабатываешь семьдесят пять центов в час. Я в два раза больше.

– Но мне не нравится эта работа, Мун.

– Но полтора доллара в час тебе нравятся?

– Но вкалывать из-за них здесь постоянно – увольте. Я писатель, Мун, по крайней мере, был им. Если бы я занял твое место, это значило бы, что я никогда отсюда не выберусь. Я бы не смог писать больше. Моему писательству пришел бы конец.

– А сколько ты выколачивал до того, как пришел сюда, – ну стипендия, что ты рассказывал?

– Две тысячи сто в год.

– Но на моем месте ты бы получал раза в два больше.

– Так-то оно так, Мун, – говорю. – Но...

– Что – но? – спрашивает он, мрачно глядя на меня.

– Да я ж тебе, черт побери, сказал...

– Не ори. Хочешь, чтоб все слышали, что ли?

– Все, Мун, хватит с этим. Я все сказал, а ты думай что хочешь.

Через несколько дней он снова начал ходить вокруг этого:

– Если ты не хочешь занять мое место, какого дьявола ты так надрываешься? Зачем изучаешь синьки и бьешься над новой системой...

– А ты в хотел, чтоб я ничего не делал? – спрашиваю. – Сидел бы как дурак, а вокруг хоть трава не расти? Если ты так хочешь, скажи. Мне и так уже осточертело выкладываться из-за полудурков, которые палец о палец не хотят ударить, не то чтобы помочь.

– Да я просто спрашиваю, Дилли.

– А я тебе уже сказал. Думай что хочешь и поступай как хочешь.

Одно я знаю твердо: он не решится уволить меня. Вот устроить мне счастливую жизнь здесь, чтоб я сам смотался, – это дело другое, хотя я и в этом не уверен. Мы навели справки, наше дельце обойдется нам, как минимум, в двести пятьдесят долларов. А Мун, понятно, рассчитывает, что добрую часть я возьму на себя. Если же я потеряю работу...

Я уже видел тут одного из тех, что «затоптали в очереди», – нового человека в нашем отделе. Это целая история. Парень с отличием окончил школу. Может, в этом-то и корень зла. Наверное, он уж очень хотел показать свои знания, а здесь это дело гиблое. Знания здесь как бы нечто само собой разумеющееся. Их незачем выставлять напоказ. Ими пользуются. Бедняга и трех дней у нас не пробыл, как я понял, что все на него взъелись и что ему здесь долго не удержаться.

Скажем, Мун посылает его мести пол. Дометает он до отдела поставок, Баскен просит его разложить по стеллажам прибывшие детали. Парнишка раскладывает с час, как появляется Мун.

– Я, кажется, велел тебе пол подмести.

– Да, но мистер Баскен попросил меня...

– Давай побыстрей.

Теперь была очередь Баскена.

– Ладно. Делай свое. Больше я тебя не попрошу.

– Но почему? В чем дело, мистер Баскен?

– Давай, давай. Откуда мне было знать, что ты так огорчишь Муна только из-за того, что я попросил твоей помощи.

Само собой, парень в полной растерянности. Чего-чего, а досаждать он никому не хотел. Он уверяет, что останется после работы и все сделает, а сейчас дометет пол. Но только он берется за метлу, на него наваливаются Мэрфи и Гросс: им тоже нужна его помощь. Если он замешкается:

– Эй, Мун! Что здесь у нас творится? Мне что, и помочь некому?

– Как – некому? А ну-ка, помоги ему, малыш. Ты что боишься ручки запачкать?

А если парнишка не мешкая бросается помогать:

– Да когда же ты, наконец, дометешь пол?

– Но, мистер Мэр... Сию минуту, сэр.

До вечера пол, конечно, так и не выметен. Через три недели испытательного срока Доллинг приносит бумагу об увольнении. В ней написано:

Общее отношение?...... Недоброжелательное

Помогает другим?........ Неохотно

Компетенция?.............. Редко доводит задания до конца

Примечания ................. Полностью неудовлетворительно

А главное, все так и есть. Хотя более сообразительный, исполнительный и уживчивый парень никогда не переступал порога завода. На сборочных линиях «затоптать в очереди» и того легче. Детали для различных позиций меняются бесконечно. Хронометрист может узнать, что деталь, предназначенная для позиции 1, на самом деле идет на позиции 3. Поэтому, когда эта деталь прибывает, ее можно доставлять «в цех» или «на двор», потому что самолеты уже на таком-то этапе сборки и их невозможно вернуть, скажем, на позицию 2, где деталь и должна была бы использоваться в процессе сборки.

В таких обстоятельствах из хорошего специалиста легко сделать профана (хотя сейчас это делают крайне редко в связи с нехваткой квалифицированных рабочих). И когда ею вызывают на ковер, ему нечем оправдываться. Опять произошло резкое изменение в распределении деталей по назначению. И он тут совершенно ни при чем и отдувается не за свои грехи.

Мне всегда жалко хронометристов. Вот уж кто пребывает в аду, так это они. Ходят из отдела в отдел, из цеха в цех, хронометрируют различные операции. А кому нравится, когда его хронометрируют? Вот каждый и устраивает ему хорошую жизнь как только может. Рабочий может вообще наотрез отказаться.

• Предыдущая
• 38/47
• Следующая