Сейчас и на земле - Томпсон Джим - Страница 30
- Предыдущая
- 30/47
- Следующая
Она хлопает дверью в спальню и будит Мака, а сама залезает в постель. Он, само собой, хочет к нам в кровать, так что ей «ни лечь ни встать», я вне себя от огорчения, но сказанного не вернуть. Все цепляется одно за другое: она не могла не разбудить меня в полпятого утра, собравшись к обедне, я не мог не наговорить ей кучу гадостей. Я беру Мака и отправляюсь с ним на кухню, сделать ему завтрак, но роняю кастрюлю и бужу Шеннон. И вот уже все на кухне, за исключением Джо и Роберты; а Шеннон и Мак гоняются друг за дружкой вокруг стола, я лезу из кожи вон, пытаясь объяснить, из-за чего весь сыр-бор.
– Почему ты не позволил ей идти в церковь? – пристает мама. – Что же это такое? Каждый имеет право верить в Бога. У нее есть деньги, я знаю. Она не отдала мне сдачу, когда платила разносчику газет.
– Дело вовсе не в церкви. Вовсе не в церкви, а сдачу я тебе отдам...
– Нет, нет. Не надо мне никаких денег, я просто хотела сказать...
– Но черт побери, есть у нее деньги. Вся моя зарплата. Просто она пытается сделать из меня...
– О, знаем мы, как все это бывает, – вступает Фрэнки. – Чик заводится точно так же – ни с того ни с сего. Я к этому привыкла, да и кто этого не знает. Джимми хоть лопни надо сказать свое слово, вот и все.
Это все в духе Фрэнки и на уровне ее понимания. В каком-то смысле у Фрэнки более спартанское воспитание, чем у меня. Она ничего другого в жизни не знала, кроме вечных препирательств с клиентами сети магазинов и баррикадирования от босса, и убеждена, что все всегда образуется само собой. В результате я пошел объясняться с Робертой, пока она не простила меня и не отправилась в церковь к десятичасовой обедне. Часам к двенадцати, когда она должна была вернуться, ввалился Кларенс со своими дружками-португальцами. Мы пригласили Кларенса к обеду, потому что он так добр к нам и притащил эту рыбину и все такое прочее. Но у нас совсем из головы вылетело, что он должен явиться именно в это воскресенье, а уж на его дружков, само собой, мы вообще не рассчитывали. Это, насколько понимаю, его кузены. Когда Роберта вернулась и все это увидела, челюсть у нее распахнулась на добрый фут. Она нашла в себе силы улыбаться и чего-то говорить, пока шла в спальню, но вид у нее был очень невеселый. Гости, слава Богу, ничего не заметили. Это было выше их разумения – чтобы друг явился со своим другом в дом третьего друга и ему были бы не рады. Помню, Кларенс как-то прихватил меня с собой (он договорился провести вечер с Фрэнки, а ее не оказалось дома) и возил по всей Пойнт-Лиме. Чуть не на каждом углу к нам подсаживался кто-нибудь, пока в машине не набилось пассажиров как сельдей в бочке. Мы останавливались в десятке домов, и никому в голову не приходило, что в таких нашествиях что-то такое есть. Скорее наоборот, у меня сложилось впечатление, что хозяева были бы огорчены, если б мы не заходили всем гамузом. Нам тут же предлагали портвейн, – и что в этом плохого, португальцы умеют его делать, – а если мы отказывались, тут же появлялось виски (лучшее), или пиво, или чего тебе угодно. И еда. Огромные тарелки цыплят, и ветчины, и тунца; соленья; хлеб – полдюжины разного вида. Складывалось впечатление, что они за неделю знали, что ты придешь, и заранее готовились. Такие уж они были и есть, и им, наверное, непонятно, как это всего пять нежданных гостей могут наделать столько переполоха. Эти ловцы тунца в подобных случаях лицом в грязь не ударят. Те из них, кто не попал на обед к акулам или не погиб от опасностей ремесла или истощения, худо-бедно заколачивали в среднем тысяч десять долларов в год. Кое-кто из них, и Кларенс в их числе, сейчас были на мели. Правительство скупило множество лодок для старателей.
В общем, как я уже говорил, они ввалились в дом, и их надо было чем-то кормить, а в доме только кусок грудинки да немного картошки – только-только нам на обед. Сбегал я в бакалею по соседству и купил хлеба и тушенки – на два доллара, – и с горем пополам сварганили мы приличный обед. (Мака, отличавшегося отменным аппетитом, пришлось спровадить в спальню «посмотреть книжку».) Мама не ела, а мы с Робертой делали вид, что едим. Роберта не выходила из спальни. После обеда наши новые друзья не хотели показать себя неблагодарными невеждами, которые сразу уходят, встав из-за стола. Кто-то из них сходил и принес ящик пива и коробку сигар. И все стали пить пиво и курить сигары. А потом, когда они решили, что пора и честь знать, встали и ушли. Они выказали себя истинными джентльменами. Боюсь, что это мы выставили их за дверь. Лично я не пил, не курил сигар и не прикоснулся к еде. День, по сути, близился к вечеру, и Роберта захотела сходить в кино, пока не поздно, потому что вечерние цены были чересчур высокими. Мы этого себе не могли позволить. Да и утренние билеты были нам не по карману. Весь дом загудел, дети попросили есть. Фрэнки купила фарш и бобы в банках, и все перекусили. Но Роберте все казалась, что Фрэнки злится на нее за Кларенса. И она была в дурном настроении и дулась. Мама тоже чувствовала себя обиженной. Она достала газету с объявлениями и обзванивала десятки номеров, где требовались услуги домработницы или сиделки. Наконец я выхватил у нее газету, разбил телефон и вышвырнул его вон.
Когда я вернулся к восьми, все выглядело тихо и мирно. Мак спал. Джо читала. Она чего-то настряпала, и они с мамой и Фрэнки сидели и дружелюбно чесали языками. Мама говорит что-то вроде – вот и наш бешеный мужчина. Но Фрэнки умоляет ее не начинать. А Роберта садится на подлокотник моего кресла и целует меня.
– А где Шеннон? – спрашиваю. – Легла спать?
– Даже не знаю, – говорит Роберта. – Она легла, мама?
Мама пошла взглянуть. Она заглянула во все чуланчики и в ванную. Шеннон нигде не было.
– Наверное, пошла в свой аптечный магазин, – предполагает Фрэнки. – Придет, когда надо.
– Джо, а ты видела, как она уходила? – спрашиваю.
Джо говорит, что нет. Меня охватило дурное предчувствие. Я сидел как на иголках и не знал, за что взяться, так что мы с Робертой пошли в аптеку. Внутрь мы не зашли. Аптекарь говорил в прошлый раз со мной очень мило, но у меня сложилось впечатление, что он не слишком-то высоко меня ставил. Роберта не могла войти, потому что «не одета». Но Шеннон там не было. Никого, кроме продавщицы содовой. Это было видно через дверь. Мы пошли домой, а мама ждет на ступеньках.
– Часть ее одежды пропала, Роберта. И этот саквояжик Фрэнки тоже.
Роберта тяжело осела на ступеньки.
– Мама!
– Я понятия не имею, куда пошел этот ребенок, а вы? Джимми, ты что-нибудь понимаешь?
Я не знал, что и думать. Как-то, когда ей было три годика, она сказала нам, что уезжает и больше с нами жить не будет, а мы все, как водится, сказали, что это здорово, и стали собирать ей в дорогу еду и одежду; мы полагали, что так ей будет легче передумать. Прошел чуть не день, когда нам удалось вернуть ее. Обходчик нашел ее на тормозной площадке товарняка, отправляющегося в Чикаго.
– Не знаю, – говорю. – У нее же нет ни копейки, так ведь?
– Насколько мне известно, нет.
– В тот вечер, что мы гуляли по заливу, – размышлял я вслух, – она все хотела забраться на какое-нибудь судно. Она говорила, что запросто могла бы пересечь океан, если бы...
Роберта вскрикнула:
– Вот куда она убежала! Она утонет! Я знаю, она утонула! Мое дитя, мое... – И она потеряла сознание.
Мы с мамой отнесли ее в дом. Фрэнки села на телефон. Она позвонила в Агентство помощи путешественникам. В полицию. В транспортную компанию. Она была на грани истерики, такое с ней было раз-два и обчелся за всю жизнь; боюсь, ее толком не поняли. Но я не стал дожидаться, когда она закончит. Как только я уложил Роберту, я бросился что есть духу к заливу.
Там, где мы живем, пляжа нет. Только дамба, и частный Док, и илистые отмели, уже исчезнувшие под приливной волной. Футах в сорока или пятидесяти от края воды болталась гребная шлюпка, одна из дюжины, пляшущих на волнах. Что-то белое приникло к ее борту и отчаянно билось, и мне показалось, что до меня доносятся слабые крики Шеннон. Я представил себе, как все произошло. Она шла здесь по илу, и в это время начался прилив. Наверно, когда вокруг заходили волны, она попробовала вернуться, но споткнулась о якорь. А сейчас... Я стал кричать ей, чтоб как-то поддержать ее, а сам тем временем спрыгнул с дамбы в илистую муть и очутился в воде. Волна сбила меня с ног, и я захлебнулся, но продолжал кричать и так, где бегом, где вплавь двигался к шлюпке. Наконец я был там. Держась за борт, я добрался до того места, где была Шеннон. Но это оказалась не Шеннон. Так, кусок холста... С трудом я одолел холм. Я был почти невменяем и даже не чувствовал, насколько промерз, пока не встретил Фрэнки, спускающуюся сверху.
- Предыдущая
- 30/47
- Следующая
