Побег - Томпсон Джим - Страница 7
- Предыдущая
- 7/54
- Следующая
Она не видела Дока со времени их липовой ссоры в тюрьме. Они поддерживали связь только посредством коротких, осторожных и не приносящих эмоционального удовольствия междугородных телефонных звонков. Так было нужно, а Кэрол, как и Док, будучи в значительной степени частью Дока, не ссорилась по поводу того, что было нужно. И все-таки это не помешало ей испытывать почти исступленную радость от того, что долгим месяцам их разлуки пришел конец.
Док останется очень ею доволен, она знала. Тем, как она выглядит, всем, что она сделала за это время.
Цвет машины был крикливо-желтый, с откидывающимся верхом. На заднем сиденье вместе с багажом были сложены клюшки для гольфа, удочки, теннисные ракетки и прочие атрибуты отпуска. Чемоданы тоже были яркие, с ярлыками разнородных отелей и туристических баз. В одном из них лежала кепка, точно такая же, какая была на ней, солнечные очки и яркая спортивная куртка. Это было единственное, что в нем лежало, поскольку он предназначался для добычи из банка.
Они будут очень заметными во время путешествия, и эта заметность обеспечит им безопасность. Чем больше вещь бросается в глаза, чем больше ее выставляют напоказ, учил ее Док, тем меньше вероятность того, что она привлечет внимание.
Кэрол поехала медленнее, все чаще и чаще поглядывая на часы приборного щитка и индикатор пройденного расстояния. В девять она увидела, как вдалеке клубится черный дым, потом как он вздымается маслянистым облаком. Кэрол одобрительно кивнула.
Док, как всегда, сделал все точно в запланированное время. Дым сигнализировал об успешном выполнении второй половины его роли в ходе ограбления. Что означало — поскольку одна часть зависела от другой, — что он справился и с первой частью.
Она опять посмотрела на часы, поехав еще медленнее. На гребне холма остановила машину и стала поднимать брезентовый верх. Грузовик и два автомобиля проехали мимо, водитель одной из них — сбавляя скорость, как будто собираясь предложить помощь. Кэрол помахала ему рукой — давая понять, что она остановилась намеренно, потом снова села за баранку.
Она закурила сигарету; пыхнув ею пару раз, щелчком отбросила в сторону и стала пристально смотреть сквозь ветровое стекло. Девять пятнадцать — нет, уже почти девять двадцать. А она еще не получила сигнала — мигания левой фары. Правда, одна из тех машин вдалеке, что ехали к ней, внезапно исчезла с автострады, — а только что и еще одна, — но это ничего не значило. Тут было много боковых дорог, проходящих по обсаженным деревьями аллеям на ферме или прорезающих — между двумя фермами.
В любом случае, Док никогда не вносил изменений в свои планы в последнюю минуту. Если станет ясно, что изменения необходимы, он просто отменит дело — либо насовсем, либо отложив на более поздний срок. Так что раз он сказал, что будет сигнал...
Кэрол завела машину. Вытащила из бардачка пистолет, сунула его за пояс своих слаксов, натянув сверху свитер. Потом поехала — теперь быстро!
Завтрак Дока Маккоя остыл прежде, чем он успел выпроводить Чарли, ночного дежурного. Но он съел его с удовольствием, может быть, настолько же истинным, насколько явным, а может быть, и нет. В случае с Доком это трудно было определить: неизвестно было, действительно ли кто-то или что-то нравится ему настолько, насколько это казалось. Вряд ли это знал и сам Док. Приятность в обхождении была его оружием. Он настолько впитал в себя это качество, что, казалось, все, к чему бы он ни притрагивался, преображалось и начинало видеться в розовом свете.
Своим лучезарным добродушием и берущим в нем начало неотразимостью натуры Док по большей части был обязан своему отцу, овдовевшему шерифу маленького округа на юге страны. Чтобы как-то компенсировать потерю жены, старший Маккой постоянно собирал полный дом гостей. С любовью относясь к своей работе — и зная, что ему никогда не найти другой, хотя бы даже вполовину настолько хорошей, — он принял надежные меры к тому, чтобы ее сохранить. От него никогда не слышали слова «нет», даже в ответ на просьбу бандитской шайки в отношении заключенного. Он всегда был готов сыграть на скрипке в день свадьбы или всплакнуть на поминках. Ни одна игра в покер, петушиный бой или холостяцкая пирушка не считались полноценными без его присутствия, хотя он регулярно причащался в церкви и был непременным гостем и на самых чинных посиделках. Неизбежно он сделался главным любимцем всего округа, единственным человеком, которого все искренне считали другом. А еще он ничего не смыслил в своей работе и был самым дорогостоящим украшением окружного административного аппарата. Но единственный человек, придравшийся к нему, — кандидат от оппозиции, — едва избежал линчевания разгневанной толпой.
Таким образом, Док уже родился популярным; появился на свет, где его тотчас же все полюбили и постоянно уверяли в его желанности. Все улыбались, все были настроены дружелюбно, все из кожи вон лезли, чтобы сделать ему что-то приятное. Не будучи избалован — сугубо мужское окружение в доме отца позаботилось об этом, — он обрел непоколебимую веру в свои собственные достоинства; он был убежден, что не только станет, но просто не может не стать любимцем, куда бы он ни отправился. И, живя с таким убеждением, он неизбежно обрел приятные черты и индивидуальность, призванные его постоянно оправдывать.
Руди Торренто замышлял убить Дока, но, как ни злился, его влекло к нему.
Док намеревался убить Руди, но он ни в коей мере не испытывал к Торренто неприязни. Просто тот нравился ему меньше, чем некоторые другие люди.
Закончив завтракать, Док аккуратно сложил тарелки на поднос и выставил его за дверь. Горничная чистила пылесосом коридор, и Док сообщил ей о своем предстоящем отъезде — «на несколько дней» — и о том, чтобы она не утруждала себя и не занималась его комнатой, пока он не уедет. Он справился о здоровье ее мужа-ревматика, отпустил комплимент по поводу ее новых туфель, дал ей пять долларов на чай и, улыбаясь, закрыл дверь. Он принял ванну, побрился и стал одеваться. В нем было пять футов и десять с половиной дюймов роста и сто семьдесят фунтов веса. Его лицо было несколько вытянутое, рот — широкий, с немного тонковатыми губами, глаза — серые и широко посаженные. Его седеющие рыжеватые волосы стали очень редкими на макушке. На одном из его покатых, могучих, хотя это и не бросалось в глаза, плеч белело два шрама от пуль. За исключением этого, не было ничего отличавшего его от многих других сорокалетних мужчин.
- Предыдущая
- 7/54
- Следующая
