Гвардия советского футбола - Васильев Павел Николаевич - Страница 40

Но я не стал ни объяснять, ни спрашивать, ни спорить. В ворота так в ворота. Главное — поиграю. А начнешь объяснять — глядишь, прогонят…

За годы войны забыл об играх, и когда в одно прекрасное послевоенное весеннее утро увидал в заводской проходной большое объявление: „Желающие играть в футбол, записывайтесь в секцию у Владимира Чечерова“, — глазам своим не поверил.

Я сразу пошел искать указанную в объявлении комнату, а уже вечером стоял в строю своих нескладных сверстников у кромки футбольного поля. Как состоялось мое посвящение во вратарский сан, вам уже известно. Не знаю, как к другим его „крестникам“, но по отношению ко мне у Чечерова, которого мы все любили и, хоть был он не стар, называли „дядя Володя“, оказалась легкая рука».

Лев тренировался с огромной охотой. И с еще бо́льшим желанием выходил на футбольное поле. Но при этом пока даже и не думал о том, чтобы стать игроком команды мастеров. Футбол был для молодого человека праздником, отдушиной в тяжелой послевоенной жизни.

«Каждая неделя кончалась для нас праздником — игровым днем. Утром мы собирались с чемоданчиками у заводской проходной, садились в открытый кузов полуторки и отправлялись на городской стадион. Предстояла очередная встреча на первенство Тушина. На стадион я входил уже не с одним, а с двумя чемоданчиками. Второй принадлежал Алексею Гусеву — вратарю взрослой команды. Носить его вслед за хозяином была моя обязанность, непременная и приятная. Раз тебе сам главный вратарь завода доверил свой чемодан — значит, ты уже чего-то стоишь! Сначала играли мы, юноши, а Гусев стоял за моей спиной и прямо здесь же, как мог, учил уму-разуму. Вслед за юношескими на поле выходили мужские команды, и тогда мы менялись местами: Гусев вставал в ворота, я занимал место по другую сторону сетки. Играл и тренировался я ежевечерне. Наши окна выходили на стадион, и я, умывшись и переодевшись, выскакивал на поле прямо из комнаты».

В 17 лет Лев, такой серьезный и ответственный, вдруг ушел из дома и поселился у приятеля. И это еще не всё. Он перестал ходить на работу, и над ним нависла угроза увольнения за прогулы. А там и до статьи «за тунеядство» рукой подать. Что же произошло? Вот как обрисовал ситуацию сам Лев Иванович в своей биографии «Записки вратаря»:

«Моя жизнь складывалась безоблачно, и время летело незаметно. Работа, учение, футбол, хоккей (в него я играл не в воротах, в нападении) — всюду дело клеилось. Одолел семилетку. В свои неполные восемнадцать лет был уже и слесарем, и строгальщиком, и шлифовальщиком, имел приличный рабочий стаж и правительственную награду — медаль „За доблестный труд в Великой Отечественной войне“.

А потом накопившаяся за годы усталость начала давать о себе знать. Что-то во мне вдруг надломилось. Никогда не слыл я человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, все меня на работе и дома стало раздражать, мог вспыхнуть по любому пустяку. После одной такой вспышки я собрал свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал.

Как назвать мое тогдашнее состояние? Хандра? Депрессия? Не знаю. Знаю только, что посетило оно меня единственный раз в жизни и достигло в этот единственный раз таких размеров, что справиться с ним я долго не мог. Ничего не ощущал, кроме опустошенности.

Положение становилось с каждым днем все безвыходнее. По всем законам я был не кто иной, как прогульщик, и на меня распространялись соответствующие указы об уголовной ответственности. Надо было что-то делать. Но что?

Выручил меня советом кто-то из игроков взрослой нашей команды:

— Надо тебе идти добровольцем на военную службу. За это многое тебе может проститься. Да и дисциплина воинская сейчас для тебя — спасение».

Яшин отправился в военкомат и вскоре был призван во внутренние войска. О любимом футболе пришлось забыть на несколько месяцев — подъемы, построения, строевая подготовка, стрельбы, изучение уставов, чистка оружия, тактические занятия, наряды, караульная служба, политучеба, отбой — примерно так проходила жизнь новобранца. Но однажды во время вечерней поверки командир приказал футболистам сделать шаг вперед. Так Яшин оказался в спортивной роте.

Жизнь спортсменов мало чем отличалась от жизни остальных бойцов. Они наравне со всеми несли службу. Плюс добавились тренировки и игры на первенство городского совета «Динамо». Яшин играл за третью команду. Потом получил травму голкипер второй команды, и Льва в срочном порядке вызвали на его место. Дебют выдался неудачным: уже на десятой минуте юный вратарь пропустил несложный мяч и сразу же подвергся критике со стороны новых товарищей по команде.

Но именно эта, не самая успешная игра стала тем счастливым случаем в жизни Льва Ивановича, благодаря которому он вырос в выдающегося вратаря. Молодого спортсмена увидел и запомнил знаменитый тренер Аркадий Чернышев.

«Летом сорок девятого года, после очередного игрового дня, меня прямо на стадионе остановил какой-то человек — высокий, подтянутый, с чуть пробивающейся сединой в аккуратной — волосок к волоску — прическе.

— Хочешь играть в молодежной команде „Динамо“?

— Еще бы!

— Тогда приезжай на тренировку. — И он назвал день и час.

Как мог я, солдат, распоряжаться своим временем?

— Не беспокойся, это я беру на себя, — развеял он мое недоумение.

Честно признаться, я не слишком надеялся, что незнакомый мне человек выполнит обещание, но он выполнил. Через несколько дней командир с некоторым удивлением показал мне запрос и приказал отправляться на стадион. Там меня ждал незнакомец, — как выяснилось, тренер молодежной команды „Динамо“.

Я спросил у ребят, как его фамилия. Мне ответили: „Чернышев“.

Да, подвел меня к порогу большого футбола Аркадий Иванович Чернышев — прекрасный тренер и обаятельный человек. Чем больше лет, — а теперь уже и десятилетий — минуло со дня нашего знакомства, тем более я благодарен ему за это.

Так я оказался в молодежной команде „Динамо“. Мы успешно выступали в чемпионате и Кубке Москвы, я неизменно играл в основном составе. И однажды нам довелось даже победить в розыгрыше Кубка столицы мужскую динамовскую команду, в которой играли несколько известных футболистов и среди них сам Чернышев. А когда в марте сорок девятого года команда мастеров „Динамо“ отправилась на тренировки в Гагру, я был включен в ее состав в качестве третьего вратаря, дублера Алексея Хомича и Вальтера Саная».

Начало карьеры Яшина выдалось катастрофическим. На предсезонном сборе в Гаграх ему забил вратарь сталинградского «Трактора» Василий Ермасов. Лев слишком далеко вышел из ворот, и оппонент, выбивая мяч с рук, перебросил молодого динамовца. «Не трудно представить мое состояние. Как нашкодивший и стыдящийся поднять глаза мальчишка, я исподтишка оглядел трибуну. То, что я увидал, добило меня окончательно. Игроки нашей основной команды — Василий Карцев, Константин Бесков, Сергей Соловьев, Александр Малявкин, Всеволод Блинков, Леонид Соловьев — покатывались со смеху. Бывалые и всё на свете повидавшие футбольные волки, они ничего подобного в своей жизни не видели.

Не помню, как доиграл я первый тайм. В раздевалке я швырнул в угол перчатки, за ними полетели бутсы. Не в силах сдержать слезы, я стал стаскивать свитер. Мне еще не сказали, что моя футбольная карьера окончена, но я был уверен: сейчас скажут. А если и не скажут, разве я сам этого не понимаю?

Мне не дали снять свитер. Меня заставили натянуть на ноги бутсы, а на руки — перчатки. Я вновь появился на поле. Я доиграл этот злосчастный матч, свой первый матч в команде мастеров. Тренер, работавший тогда с динамовскими дублерами, Иван Иванович Станкевич, человек мягкий и интеллигентный, нашел нужные слова. Он сумел объяснить мне, что все происшедшее не более чем несчастный случай, что ни он, ни старший тренер Михаил Иосифович Якушин во мне не разуверились, что в будущем надо быть осмотрительнее и видеть не только мяч, но и обстановку на поле. На следующий матч меня снова поставили, на следующий — тоже. Я закрепился в дублирующем составе, но мяча, забитого мне вратарем „Трактора“, забыть не мог».