Дикий город - Томпсон Джим - Страница 17

• Предыдущая
• 17/48
• Следующая

Багз отмывался и отскребывался в ванной, пока хозяйка возилась на кухне с его костюмом. Потом, обмотавшись простыми, он сел на кровати в ожидании, когда ему принесут его одежду. Наконец она появилась, облаченная на сей раз в халат, и протянула Багзу его вещи. Трудно сказать, случайно это у нее получилось или умышленно, но домашний наряд на ней распахнулся, и Багз подумал, что ей пришлось заняться чисткой также и некоторых деталей собственной одежды, ибо в данный момент под халатом на ней не было абсолютно ничего.

Разумеется, женщина была просто шокирована произошедшим и, как она сама потом выразилась, готова была провалиться сквозь пол. Однако в результате достигнутого компромисса лишь опустилась на кровать, где сидел Багз, после чего ее нагота была должным образом прикрыта его собственной.

По завершении всего она горько плакала, чем едва не довела до слез самого Багза. Как выяснилось, это была ее первая близость с мужчиной — за исключением разве что встреч с матросами тихоокеанского флота и местного контингента морской пехоты, — и Багз не на шутку встревожился из-за того, что недостойно обесчестил девушку.

На следующий же день в Аризоне они зарегистрировали брак. Это было меньшее из того, что он мог сделать, чтобы снова вернуть ей репутацию порядочной и честной женщины.

Две недели спустя, когда у Багза проступили симптомы едва ли не всех существующих венерических болезней, он все еще не решался каким-то образом увязать их появление с личностью супруги, а потому полностью удовлетворился ее объяснением относительно причин их появления.

К счастью — по крайней мере для Багза, — работа, на которую он тогда устраивался, требовала обязательного медицинского освидетельствования. Именно тогда доктор, пересыпавший свою речь старыми как мир шутками и анекдотами, избавил Багза от рудиментов детской наивности.

— Ах, стульчак нечистый? — проговорил врач. — Скажите, вы и спите со стульчаком?

— Нет, конечно, — нахмурившись, ответил Багз. — Я сплю со своей женой.

— А больше с ней никто не спит? Она как, на сторону не похаживает? Ну что ж... — сказал доктор. — Ну что ж тогда, молодой человек. — И он многозначительно развел руки.

Багз тогда ее чуть было не убил. Не приди вовремя полиция, он, наверное, и по сей день колотил бы ее.

Арестованный и преданный суду, он толком не смог объяснить причин своей агрессивности — видимо, гордость и стыд не позволяли признать, что его приняли за сосунка.

Багза приговорили к шести месяцам с отбыванием срока в окружной тюрьме, плюс пожизненное выдворение за пределы штата. По освобождении он начал дрейфовать по стране и в конце концов очутился в Техасе.

По мере того как захудалые городишки превращались в настоящие города, стал возрастать спрос на муниципальных служащих, особенно молодых, крепких телом и имевших хотя бы зачаточные навыки в области полицейской работы. Багз полностью отвечал этим требованиям. Кроме того, было учтено, что он являлся ветераном вооруженных сил. Да, за ним тянулся шлейф полицейских приводов и прочих неприятностей, однако в то суматошное время мог пройти не один месяц, прежде чем кто-то добрался бы до этих записей — если это вообще происходило.

Так Багз стал сотрудником городской патрульной полиции. За три месяца у него на службе сменилось едва ли не сто процентов сотрудников, в результате чего его повысили до чина, позволявшего ходить в штатском. Именно на этой работе он попал в самую крупную и тягостную переделку.

Один из его коллег, парень с диким взглядом и постоянной ухмылкой на лице, страсть как любил подшучивать над другими. Своих сослуживцев он почти не трогал, а потому и те относились к нему снисходительно, даже по-доброму. Однако Багза, от рождения предпочитавшего держаться особняком, этот парень своими подначками доводил чуть ли не до белого каления.

Как-то вечером, когда Багз собирался заступить на дежурство, в раздевалке появился этот самый тип — глаза еще более дикие, чем обычно, и, судя по всему, под мухой. Вытащив револьвер, он заявил, что Багз ему до смерти надоел и что он сейчас же пристрелит его.

Вяло протестуя против данного намерения, мгновенно заскучавшие полицейские потянулись к выходу из раздевалки. Среди них был один, который буквально за несколько секунд до этого попросил Багза показать ему свой револьвер, собираясь поменяться с ним оружием.

Багз как можно тише и осторожнее попросил его вернуть ему револьвер, но тот, видимо, не расслышал его слов. Покрывшись потом, Багз стал умолять парней сделать хоть что-то — ну, там, выйти вперед и остановить этого придурка. Но и на этот раз никто не услышал его мольбы, а может, все просто испугались или были шокированы, чтобы как-то на нее отреагировать.

Тогда, зарычав от страха, Багз резко отпрыгнул в сторону, выхватил из рук парня свой револьвер, развернулся и открыл огонь, разрядив весь барабан. С такого расстояния он конечно же промахнуться не мог.

Шутник скончался, еще даже не коснувшись пола. В общем-то он наверняка просто собирался отмочить свою очередную идиотскую шутку, причем этой точки зрения придерживались и остальные полицейские.

А шутка и в самом деле была идиотская. Более того, вскрытие трупа показало, что покойный действительно был психически ненормальным. Все его эксцентричное поведение было обусловлено наличием в мозгу опухоли, которая через год-два все равно отправила бы его на тот свет. Таким образом, Багза в общем-то и винить было не в чем, и, займи он иную позицию, все дело могло бы ограничиться обычным служебным разбирательством.

Однако, к сожалению...

Ну, вы, наверное, уже поняли, что позиция Багза существенно отличалась от той, которую следовало бы занять, когда речь шла о лишении человека жизни.

Багз прямо заявил, что был чертовски рад, пристрелив этого сукина сына, добавив при этом, что давно надо было бы так поступить и что, окажись он при аналогичных обстоятельствах, непременно поступил бы так же.

С точно такими же заявлениями он выступил и на последовавшем за этим суде, присовокупив к ним еще несколько не менее гневных тирад. Даже когда его уводили из зала суда, Багз продолжал хулить и проклинать свою жертву, в результате чего напросился на самый строгий приговор, который мог вынести ему суд. И теперь, ворочаясь во сне...

«Я доволен, — говорил он себе. — Я не сделал ничего такого, о чем можно было бы сожалеть. Он — они — она должны сами себя винить во всем случившемся. У меня есть свои принципы, и никто, клянусь Богом, не сможет заставить меня изменить им. А она — о Боже, как бы я хотел, чтобы ее вообще не было. Я бы хотел...»

Он повернулся и сел в постели. Было уже одиннадцать часов утра, даже чуть больше одиннадцати, и вовсю надрывался телефон.

Сняв трубку, он проговорил ворчливым со сна голосом:

— Да? Маккена слушает.

— Багз, это Майк Хэнлон. Я хотел бы вас видеть.

— Видеть меня? — Багз почувствовал, как у него перехватило в горле. — Что, прямо сейчас?

— Сейчас, — сказал Хэнлон и повесил трубку.

• Предыдущая
• 17/48
• Следующая