В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики - Мацак Олег - Страница 41

• Предыдущая
• 41/201
• Следующая

Также было распространено убеждение, что существующие политические системы и стагнация на Ближнем Востоке создавали благодатную почву для терроризма, «Аль-Каиды» и ей подобных. «Новый» Ирак мог стать первым шагом к решению проблемы. Умный и ловкий иракский оппозиционер в изгнании Ахмед Чалаби убедил некоторых высокопоставленных чиновников, что Ирак без Саддама приветствовал бы коалицию как освободителей и перешел бы к построению стабильной демократии. В результате в правящих кругах сложилось мнение, что «плюралистический и демократический Ирак» может запустить процесс трансформации на Ближнем Востоке, сродни тому, как крах коммунистического режима в СССР дал начало процессу реформ и демократизации во всем регионе⁶.

Разведывательные сведения и аналитические выводы, которые противоречили такой точке зрения, были отодвинуты в сторону. После 35-летней диктатуры партии Баас за пределами Ирака мало что было известно о таких «местных реалиях», как религиозный раскол, соперничество между разными ветвями ислама, значимость племенных связей и роль Ирана. Тех, кто действительно что-либо знал об этом, или подвергал сомнению исходные предположения, или же предостерегал о том, что эти предположения слишком оптимистичны, отстранили от процесса принятия решений.

Шок, испытанный страной 11 сентября, породил у США решимость продемонстрировать свое могущество, восстановить геополитический баланс и перехватить инициативу. Также было желание завершить «дело, незаконченное в 1991 г.». После войны в Персидском заливе в 1991 г. Саддам жестоко подавил восстание шиитов на юге страны. Этой расправы возможно и не случилось бы, если бы по условиям перемирия иракским силам было запрещено использовать вертолеты и авиацию.

Некоторые критики говорили, что эта война служила интересам Израиля. Безусловно, устранение воинственного Саддама было благом для Израиля, который оказался под градом иракских ракет Scud во время первой войны в Персидском заливе. Но Саддам уже был обуздан, а его вооруженные силы были существенно ослаблены. Теперь Израиль куда больше волновала иранская ядерная программа. Как писал Ричард Хаасс, глава аппарата политического планирования Госдепартамента, «израильтяне не разделяли озабоченности администрации Буша в связи с Ираком. В действительности, их позиция была прямо противоположной. Израильтяне… опасались, что Ирак отвлечет внимание США от того, что они считали истинной угрозой, – от Ирана». Израильские эксперты и чиновники, включая министра обороны, который сам был урожденным иракцем, предупреждали правительство Буша о том, что оно существенно недооценивает проблемы, с которыми ему предстояло столкнуться после войны в Ираке. На конференции в Вашингтоне один из ведущих израильских экспертов заявил, что кто-то наконец должен сказать американскому президенту о том, что американцам придется оставаться в Ираке не менее пяти лет и что там «их ждут нелегкие времена»⁷.

В решении начать войну с Ираком нефть не играла такой же роли, как другие перечисленные факторы. «Когда я ехал в Багдад, – вспоминал Джон Негропонте, впоследствии первый посол США в новом Ираке, – никаких специальных инструкций в отношении нефти у меня не было». Скорее, значение имел характер региона, который занимал центральное место в мировой системе поставок нефти, и, следовательно, поддержание баланса сил в нем было делом стратегической важности. Начиная с правления Гарри Трумэна, США видели свою задачу в том, чтобы не позволить враждебно настроенным силам получить контроль над Персидским заливом и его нефтью. Однако угроза реализации такого сценария – угроза захвата господства над регионом с его нефтяными богатствами враждебной силой в лице Ирака – была несопоставимо выше во время кризиса в Персидском заливе в 1990–1991 гг., когда Саддам захватил Кувейт и угрожал нефтяным месторождениям Саудовской Аравии. Кроме того, в 2003 г. ни американцы, ни британцы не руководствовались узко меркантильными амбициями в духе 1920-х гг., такими как получение контроля над иракской нефтью. Было не столь важно, кто владеет нефтяными скважинами, главное, чтобы на мировом рынке была нефть. Иракская нефть поступала на мировой рынок, хотя и в ограниченном объеме из-за санкций ООН. В 2001 г. США ежесуточно импортировали из Ирака порядка 800 000 баррелей. Разумеется, предполагалось, что демократический Ирак будет более надежным поставщиком нефти и, после снятия санкций, увеличит объемы поставок. В умах некоторых политиков, которые не могли простить Садовской Аравии участие ее подданных в терактах 11 сентября, перспектива превращение Ирака в более крупного экспортера, служащего противовесом Саудовской Аравии, представлялась весьма привлекательной, но это вряд ли можно было назвать четко сформулированной и обоснованной стратегической целью⁸.

Хотя предлагалась масса идей по послевоенному преобразованию нефтяной отрасли, стратегически считалось, что решения о будущем иракской нефти будут приниматься новым иракским правительством. Ничто не должно было ущемлять прерогативы будущего правительства, хотя разгосударствление нефтедобывающей отрасли представлялось наиболее предпочтительным вариантом, поскольку оно облегчало внедрение новых технологий и вливание десятков миллиардов долларов, в которых так нуждалась промышленность. Но даже в этом случае освобожденный Ирак с его сильной националистической традицией скорее всего предложил бы инвесторам более жесткие условия, чем любая другая страна-экспортер.

К надвигающейся войне против Ирака крупные нефтяные компании относились со смесью скептицизма, настороженности и некоторой тревоги в связи с самой идеей войны. Многие из них были хорошо знакомы с этим регионом и опасались ответной реакции. Они сомневались в том, что на обломках баасистского режима можно быстро построить стабильное, миролюбивое демократическое государство.

«Знаете, что я скажу первому человеку, который предложит нашей компании инвестировать в Ирак миллиард долларов? – спросил генеральный директор одного из супермейджеров за месяц до начала войны. – Я скажу: “Расскажите нам об их правовой системе, расскажите о политической системе. Расскажите об их экономической, договорной и фискальной системах, и расскажите нам об арбитраже. Расскажите нам о безопасности и развитии их политической системы. Расскажите нам обо всех этих вещах, и мы дадим ответ, будем ли мы вкладывать капитал или нет”»⁹.

Актуальной проблемой в 2003 г. было состояние иракской нефтедобывающей отрасли и необходимость гарантировать ее работоспособность, чтобы обеспечивать поток доходов, в которых нуждалось государство. Но это зависело от общей обстановки в стране.

Руководя планированием военной операции, министр обороны Дональд Рамсфелд преследовал свою цель – доказать, что предложенная им концепция мобильной и эффективной «армии нового образца» (термин позаимствован у Оливера Кромвеля) является моделью армии будущего. Рамсфелд собирался сломить почти единодушное противодействие руководства Пентагона, которое он считал слишком осторожным, слишком консервативным и не склонным к риску. Он намеревался ниспровергнуть доктрину «подавляющей силы», которую отстаивал Колин Пауэлл, бывший председателем Объединенного комитета начальников штабов в 1990–1991 гг. во время кризиса в Персидском заливе (а на тот момент занимавший кресло госсекретаря США). Рамсфелд хотел показать на поле боя, что небольшие, но хорошо обученные, дисциплинированные и высокотехнологичные формирования, обладающие «скоростью, быстротой реакции и точностью», более чем достаточны для быстрой победы. И действительно его армии будущего удалось неожиданно быстро свергнуть тирана Саддама Хусейна в 2003 г.

Но одно дело разгромить армию противника на поле боя, и совсем другое дело – обеспечить порядок в оккупированной стране. В плане культуры и региональных политических условий, логистики и обучения было мало что сделано для подготовки самих военнослужащих и чиновников в правительстве США к длительной оккупации. Оказалось, что для оккупации и последующей стабилизации обстановки в стране требуется гораздо больший по численности контингент, чем для быстрой победы на поле боя. Незадолго до начала военной кампании начальник штаба сухопутных войск Эрик Шинсеки сообщил сенатскому комитету, что, исходя из опыта США с оккупацией Германии после Второй мировой войны и до Боснии в 1990-х гг., для поддержания порядка в послевоенном Ираке потребуется «несколько сотен тысяч» военнослужащих, порядка 260 000 человек. Мягко говоря, его оценка вызвала резкое неприятие. Ее немедленно опровергли, а самого Шинсеки в скором времени отправили в отставку. Вдогонку уволили также министра сухопутных войск, который поддержал его точку зрения.

• Предыдущая
• 41/201
• Следующая