Путь Людей Книги - Токарчук Ольга - Страница 28

• Предыдущая
• 28/36
• Следующая

— Ну и что же такое на самом деле чудо? — нетерпеливо воскликнул Маркиз.

— Чудес нет.

Делабранш остановился у окна и заложил руки за спину.

— В буквальном понимании нет. Поскольку всё содержит всё, поскольку ясно, что любая вещь может превратиться в другую, невозможно существование чудес, перед которыми хотелось бы преклонить колена. Принято считать чудом редкое явление, возникающее по неизвестным причинам. Но Бог не стал бы создавать правящие миром законы для того, чтобы затем их нарушить. — В последних словах Делабранша, казалось, проскользнуло разочарование.

Сняв с полки сразу несколько переплетенных в кожу томов, он положил их перед Маркизом:

— Вот вся моя документация. Любое явление, или так называемое чудо, описано, объединено с себе подобными и — что самое главное — объяснено законами природы. Тут более тысячи тайн!

Маркиз поочередно брал в руки и перелистывал тяжелые книги. В каждой все до единой страницы были исписаны мелким, но разборчивым почерком.

Том, который он взял первым, начинался с «Трактата о магните». В нем содержались преимущественно описания опытов; в заключении Делабранш, опираясь на результаты экспериментов, объяснял, что такое магнит. Подобным образом были построены все остальные главы. «Естественные предсказания будущего», «Определение характера человеческой особи по лицу», «О видении в темноте», «Прибор, позволяющий слышать на расстоянии», «Об исцелении красотой», «Об использовании морской воды». В главе «О самозарождении» Делабранш на основании опытов доказывал, что паразиты рождаются из экскрементов, скарабеи — из разлагающихся трупов орлов и собак, а лягушки — из грязи и самих себя. Он также отметил, что девственное размножение у людей имеет место раз в сто двадцать лет и непременно весной. Далее шла речь об уходе за кожей лица, выведении веснушек и восстановлении размеров влагалища после родов. А также о причинении боли на расстоянии, о производстве опалов и аметистов, о получении красителей алхимическими методами, о разведении василисков; одна из последних глав была посвящена гомункулусу. Этот раздел был выполнен особенно тщательно. На полях красовались сделанные от руки рисунки и чертежи, а почерк был еще более аккуратным, чем везде. «Человек — самое совершенное из Божьих творений, — начал Маркиз читать последний абзац, — и если он овладевает умением призывать к жизни себе подобных не путем естественного воспроизведения, а с помощью разума, этой искры Божьей, тлеющей в каждом из нас, значит, в его развитии завершился некий цикл. Быть может, таким образом навечно искуплен первородный грех и сделан следующий шаг на пути к Нему». Этими словами Делабранш закончил последний написанный им том.

Маркиз отложил книги. Во рту у него пересохло. Откинув голову на высокую спинку кресла, он закрыл глаза. И опять почувствовал под веками жжение.

— Это и вправду впечатляет, господин Делабранш, — произнес он. — Весь мир умещен на страницах нескольких книг.

— К сожалению, мне все чаще кажется, что представленное мною здесь — увы, лишь тень истинного мира, одиночный отблеск. Вы так не считаете?

— Всякое человеческое творение только отблеск чего-то более совершенного. Всякая написанная человеком книга — отражение той Книги. Мы живем в мире отражений, теней, несовершенства, но это вовсе не означает, что чистое совершенство не существует.

Внезапно, догорев, погасла свеча. Пока Делабранш не зажег другую, библиотека погрузилась в темноту; в ней отчетливее были слышны шаркающие шаги старика и ровное дыхание Вероники. Когда загорелась новая свеча, стало гораздо светлее, чем прежде. Делабранш нагнулся к Маркизу и заговорил, понизив голос:

— Я уверен, что существует. Посмотрите, — произнес он свистящим шепотом и указал пальцем на спящую Веронику.

В тот вечер Маркиз принял решение завтра же отправляться дальше, хотя охотно задержался бы в этом странном доме еще на несколько дней. Его тянуло в библиотеку, в подземелье, где плавал в стеклянном сосуде искусственный человек. Однако он боялся, что погода может резко ухудшиться и после стольких затраченных усилий им придется повернуть обратно. Делабранш выразил желание проводить их до границы, но Маркиз убедил его, что это будет и неосмотрительно, и небезопасно. Нелегкий путь по горам может оказаться ему не по силам, да и движение замедлится. Целый вечер Делабранш готовил для них карты прилегающей к границе местности, обозначая окольные тропы, на которых реже встречались путники и которые охранялись менее тщательно, — стражники, несомненно, потребовали бы свидетельство о пройденном карантине. Кроме того, он дал своим гостям множество советов — тоном столь наставительным, что к ним не хотелось прислушиваться. Он советовал кипятить воду — даже если ручей покажется чистым; рекомендовал, чтобы во время ночлега кто-нибудь один обязательно бодрствовал; призывал не слишком доверять случайным знакомцам, особенно испанцам (среди них полно негодяев), — лучше переночевать под открытым небом, чем воспользоваться сомнительным гостеприимством. В конце Делабранш предложил Маркизу оставить у него лошадей, а взамен взять двух мулов, которых женщина может привести снизу. Он также велел ей приготовить для них мешок с сушеными фруктами и копченым сыром. А сам с интересом врача не переставал присматриваться к Веронике.

— Ты у нас как завороженная, сударыня, — пошутил он, заглядывая ей в глаза. — Бледность, затуманенный взор, замедленные движения. Вы по дороге ко мне с кем-нибудь разговаривали?

— Да, с каким-то человеком в городе, но было темно, — ответила Вероника.

Делабранш велел ей выпить горячего вина со щепоткой растертых в порошок трав и дал баночку с хинином для профилактического приема утром и вечером.

После всех этих приготовлений, около полуночи, по просьбе Маркиза все трое спустились вниз, чтобы еще раз посмотреть на человечка в стеклянной бутыли.

— Ты, сударь, тоже не ахти как выглядишь, — на лестнице сказал Маркизу Делабранш. — На твоем лице тень Сатурна. Я догадываюсь, какой недуг тебя гложет. Меланхолия, тяжелые сны… Всякий раз, совершая выбор, ты режешь себя по живому, а живешь так, будто к ногам твоим привязан камень.

— Болезнь нашего времени, — ответил Маркиз. — Говорят, все мы теперь живем под знаком этой планеты.

— Но кроме того, говорят, что Сатурн не последняя из вращающихся вокруг Солнца планет, что за ним есть еще другие тела — три, четыре, а может быть, пять. Каждая планета — некий этап в развитии. Нужно заниматься Сатурном и изучать, какое он оказывает на нас влияние. Только когда мы проникнем в тайну того, что нас ограничивает и одновременно помогает жить, когда узнаем, что за тень омрачает нашу душу, и отыщем корни смерти — вот тогда настанет новая эпоха и астрономы, несомненно, откроют новую планету.

— И начнутся новые невзгоды, — усмехнулся Маркиз. Они остановились перед дверью в последнее помещение.

— Мы его не разбудим? — спросила Вероника.

— Он никогда не спит, — сказал Делабранш, открывая дверь.

Маркиз, подойдя к стеклянной границе двух миров, долго смотрел в спокойное и прекрасное лицо существа. Ему казалось, что лишенные бесполезных век черные глаза взирают на него с равнодушным высокомерием, в котором присутствует также ирония… В конце концов он заморгал, не выдержав этого пронзительного взгляда.

— До свидания, — смутившись, проговорил он.

Ночью он прильнул к теплому податливому телу Вероники. Он искал в нем человеческий запах, запах, которым пропитана реальность. Рассеянно гладил гладкую горячую кожу.

— Я боюсь, — тихо сказала Вероника.

Маркиз вздрогнул: ему показалось, что он сам произнес эти слова.

— Чего ты боишься, милая? Все идет хорошо…

— Я боюсь, что у нас ничего не получится. Экспедиция закончится ничем.

Он крепче прижал ее к себе.

— Любовь может быть наговором? — спросила в темноте лежащая рядом женщина.

Он не ответил. Подумал: это болезнь.

• Предыдущая
• 28/36
• Следующая