Завоевание Англии нормандцами - Тьерри Огюст - Страница 2

• Предыдущая
• 2/13
• Следующая

Отец и сыновья вступили в тайные сношения с жителями южных провинций. Повсюду, где они причаливали к берегу, им доставляли съестные припасы, переходили под присягой на их сторону и давали им заложников; все отряды, все королевские солдаты, все корабли, которые они находили в гаванях, присоединялись к ним. Они поплыли к Сэндвичу, где беспрепятственно совершили высадку, несмотря на воззвание Эдуарда, повелевавшего всем жителям преграждать путь вождю мятежников. Король находился в то время в Лондоне, куда он созвал все свои западные и северные войска. Немногие повиновались его зову, но и они явились слишком поздно. Корабли Годвина могли преспокойно подняться вверх по течению Темзы и явиться в виду Лондона. Когда наступил отлив, были брошены якоря, лазутчики рассеялись среди жителей Лондона, которые по примеру приморских городов, поклялись, что их желания будут во всем согласны с желаниями врагов чужеземного влияния. Корабли беспрепятственно прошли под лондонским мостом и высадили дружину, которая и выстроилась на берегу реки.

Прежде чем пустить хоть одну стрелу, изгнанники отправили к королю Эдуарду посольство с просьбой пересмотреть приговор, постигший их. Эдуард сначала отказал: новые посольства следовали одно за другим, и во время этих проволочек Годвин с трудом удерживал негодование друзей. Со своей же стороны, английский король людей нашел своих людей мало расположенными сражаться с соотечественниками. Его фавориты – иностранцы, предвидевшие, что мир между саксонцами будет для них погибелью, побуждали короля подать знак к битве. Но так как необходимость умудрила короля, то он перестал слушаться нормандцев и согласился на то, чего желали английские вожди обеих партий. Вожди собрались под председательством винчестерского епископа, человека отличавшегося любовью к родине и решительностью. С общего согласия они постановили, что король должен принять от Годвина и его сыновей клятву мира и заложников, предложив ему со своей стороны равносильные гарантии.

При первом слухе о таком решении придворные – нормандцы и французы – поспешно вскочили на коней и рассеялись в разные стороны. Одни из них добрались до одной крепости на западе, где сидел нормандец Осберн, – другие же пустились бежать по направлению к одному северному замку, которым начальствовал также нормандец. Архиепископ Кентерберийский Роберт и другой епископ-нормандец бежали из Лондона через восточные ворота в сопровождении нескольких вооруженных соплеменников, которые убили несколько англичан, пытавшихся их задержать, и сели в рыбачью лодку. В своем поспешном бегстве архиепископ Роберт оставил в Англии свои наиболее драгоценные вещи и, между прочим, епископскую мантию, полученную им от римской церкви как знак его достоинства.

Великий совет мудрейших людей был созван вблизи Лондона и на этот раз собрался без всяких помех. Все вожди и лучшие люди страны, говорит саксонская хроника, присутствовали здесь. Годвин говорил в свою защиту и оправдался по всем пунктам обвинения перед королем и народом; сыновья его оправдались точно так же. Постановление об их изгнании было отменено и единогласно было принято новое постановление, изгонявшее из пределов Англии всех нормандцев как врагов страны, виновников всяких раздоров и клеветников на английский народ перед их королем. Самый младший сын Годвина, по имени Вульфнот, вместе с одним из сыновей Ивейна был оставлен в качестве заложника в руках Эдуарда.

В то же самое время увлеченный своей роковой любовью к жившему за морем народу король отослал их обоих вместе под охрану нормандского герцога Вильгельма. Дочь Годвина вышла из монастыря и снова поселилась во дворце; все члены этой пользующейся народным расположением семьи вошли в прежнюю честь.

Епископ Стиганд, руководивший великим собранием, созванным ради великого примирения, занял место нормандца Роберта в Кентерберийском архиепископстве. Это был человек, отличавшийся талантами политического деятеля более, чем священническими добродетелями, жаждавший почестей и богатств, но соединявший с подобного рода честолюбием страсть более благородную, именно – любовь к общественному благу и независимости страны. Нормандцы Гуго и Осберн Пентекост сдали свои крепости и взяли пропускные листы, чтобы удалиться из Англии; но по просьбе слабохарактерного Эдуарда были сделаны некоторые отступления от постановления об изгнании, направленном против всех чужеземцев вообще. Рауль, сын Гольтьера из Мантуи и сестры короля, Роберт Драгун и его зять Ричард, сын Скроба; шталмейстер Онфрой и некоторые другие, к которым король питал личную дружбу, получили привилегию жить в Англии и сохранить за собой должностные места. Лондонский епископ Вильгельм также, спустя некоторое время, был призван обратно. Годвин всеми силами противился этой терпимости, противной общественной воле; но его голос не имел никакой силы, так как слишком много людей желало доказать королю свое доброе расположение и приобрести таким путем значение, которым пользовались чужеземцы. Дальнейшие события показали, кто был лучшим политиком – эти ли придворные или суровый Годвин.

Трудно с точностью определить степень искренности короля Эдуарда в его обращении к интересам Англии и в примирении с семейством Годвина. Окруженный своими соотечественниками, он, может быть, считал себя в рабстве, а может, на свое повиновение желаниям жителей государства, избравшего его своим королем, он смотрел как на пытку. Его внешние сношения с нормандским герцогом и частные беседы с нормандцами, оставшимися около него, – вся эта часть истории представляет собой тайну. Старинные хроники только и сообщают, что между королем и его тестем существовала открытая дружба, но в то же время Годвин до крайности был ненавидим в Нормандии. Иностранцы, которых его возвращение лишило должностей и почестей и для которых легкое и блестящее положение придворных английского короля было теперь недостижимо, называли Годвина всегда не иначе как изменником, врагом своего короля и убийцей юного Альфреда. Это последнее обвинение было наиболее распространено и преследовало патриота-саксонца до самой смерти.

Однажды за столом Эдуарда он внезапно упал в обморок, и этот случай послужил темой для романического и весьма сомнительного, хотя и повторяемого многими историками, рассказа. Они передают, что один из слуг, разливая напитки, оступился, поскользнулся, но от падения удержался, опершись на другую ногу.

– Вот, – улыбаясь сказал королю Годвин, – брат явился на помощь брату.

– Без сомнения, – возразил Эдуард, бросая на саксонца многозначительный взгляд, – брат нуждается в брате, и если бы Бог дал, чтобы брат мой был жив!

– Король! – воскликнул Годвин. – Отчего, при малейшем воспоминании о своем брате ты сурово глядишь на меня? Если я, хотя бы и косвенным образом, способствовал его несчастию, то пусть не даст мне Небесный Царь проглотить этот кусочек хлеба!

Тут Годвин, говорят авторы этого повествования, положил в рот хлеб и тотчас же подавился. Но в действительности, его смерть не была так скоропостижна, – упавши со своего кресла и вынесенный двумя своими сыновьями Тости и Гуртом, он умер пять дней спустя.

Вообще, рассказы об этих событиях расходятся, смотря по тому, нормандец ли писал их или англичанин. «Я вижу всегда перед собой два пути и два противоположных суждения, – говорит один историк, живший менее, чем век спустя, – пусть будут предупреждены мои читатели об опасности, в которой нахожусь я сам». Спустя несколько времени после кончины Годвина, умер нортумбрийский эрл Сивард, который сначала принадлежал к партии, противной Годвину, но в последствии подал голос за примирение и за изгнание чужеземцев. По происхождению он был датчанин и его прозвали Сивардом Силачом; долгое время показывали огромный камень, который, как говорят, он разрубил на две части одним ударом боевого топора. Заболев кровавым поносом и чувствуя приближение смерти, он сказал окружающим: «Подымите меня, чтобы я умер стоя, а не присев на корточки, как корова; наденьте на меня кольчугу, покройте голову шлемом, положите в левую руку щит, а в правую – мой золоченый топор, чтобы я умер в вооружении». Сивард оставил после себя сына, слишком еще юного, чтобы наследовать ему в управлении Нортумбрией. Должность эта была поручена Тости, третьему сыну Годвина.

• Предыдущая
• 2/13
• Следующая