Верность и терпение - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 97
- Предыдущая
- 97/148
- Следующая
Отправив гонцов к Багратиону с письмом, извещавшим его, что пунктом встречи будет Смоленск, Барклай тут же послал письма к губернатору и предводителю дворянства Смоленской губернии, требуя принять все меры к обеспечению обеих армий продовольствием.
Начав отступление от Витебска к Смоленску, Барклай по-прежнему делал все, чтобы неприятель оставался в уверенности, что русские готовятся вступить в решительное сражение.
Арьергарду 1-й армии была поставлена задача сдерживать противника до полудня, а главные силы в это время снова должны были оторваться от преследования.
Барклай рассчитывал, что французы поверят в его намерение драться, и 15 июля дело ограничится с их стороны лишь рекогносцировками и авангардными сшибками.
Это его намерение исполнилось превосходно, и Барклай приказал главным силам оставить Витебск и отходить на Смоленск.
Утром Наполеон обнаружил, что русская армия снова исчезла. Многие французские мемуаристы утверждают, что именно в эти дни Наполеон впервые засомневался относительно успеха всей задуманной им кампании.
Прошло более месяца, а ни 1-я, ни 2-я армии не были уничтожены, в то время как численность его собственных войск сократилась примерно на сто тысяч человек: и из-за растянутых коммуникаций, и из-за многочисленных мелких и средних стычек и сражений. Недостаток продовольствия, обнаруживавшийся уже в это время, также подрывал моральный дух наполеоновской армии.
Выдержав длительный и кровопролитный бой с арьергардом 1-й армии, Наполеон остановился. Он простоял около недели, дав войскам отдых, подтягивая обозы, подвозя продовольствие и еще более «собирая» его в окрестностях. Штаб Наполеона разместился в Витебске, и здесь-то и произошло первое столкновение императора с маршалами, не желавшими наступать дальше.
Но Наполеон остался непреклонен. «Заключение мира ожидает меня у московских ворот», — ответил он маршалам, не допуская мысли, которая показалась бы ему совершенно невероятной, что пройдет менее двух лет, и он подпишет капитуляцию в Париже.
Отступая к Смоленску, Багратион досадовал на себя и негодовал на Барклая. Человек прямой и честный, горячий и бескомпромиссный, воспитанный под знаменами Суворова и с младых ногтей приверженный его тактике — тактике наступления, он не понимал происходящего и не мог мириться с беспрерывным отступлением.
И хотя до Смоленска 1-я армия отходила чуть больше месяца — этот срок казался Багратиону чудовищно долгим.
Уже 1 июля — на девятнадцатый день войны — Багратион в письме к царю из Слуцка настоятельно требовал дать Наполеону генеральное сражение. Отступление Барклая от Витебска две недели спустя привело Багратиона в совершеннейшую ярость.
Он написал Барклаю письмо, полное упреков, и утверждал, что его отход от Витебска открыл французам дорогу к Москве.
Барклай ответил Багратиону, что отступлением он выигрывает время, чтобы дать возможность составить новые ополчения и получить идущие к нему резервы. Тон его письма был спокойным, изложение фактов и доказательств — деловым.
Однако аргументация Барклая не убедила Багратиона. Решительно настроившись на борьбу с Барклаем, Багратион стал искать сторонников. Интриганов из Главной квартиры он презирал и добиваться поддержки у них считал ниже своего достоинства. Своими союзниками он пытался сделать Аракчеева, московского главнокомандующего Ростопчина и Ермолова.
Если Аракчеев и Ростопчин не были подчинены по службе Барклаю, то Ермолов являлся не только его подчиненным, но и особо доверенным лицом. В этом, конечно, для Ермолова была немалая сложность положения.
Сначала Ермолов попытался взять сторону Багратиона и в приватных своих к нему письмах подыгрывал ему, однако вскоре понял, что правда не на стороне Багратиона.
И Ермолов, хотя и продолжал испытывать к Багратиону чувства искренней симпатии и уважения, как человек честный и дальнозоркий, не мог согласиться с командующим 2-й армией. Он понимал правильность стратегического замысла своего командующего и в создавшейся ситуации видел свою задачу в том, чтобы смягчить отношения между Багратионом и Барклаем.
Ермолов писал в эти дни своему другу Казадаеву о Барклае: «Несчастлив он потому, что кампания 1812 года не в пользу его по наружности, ибо он отступает беспрестанно, но последствия его оправдывают. Какое было другое средство против сил всей Европы? Рассуждающие на стороне его; но множество, или те, которые заключают по наружности, против него. Сих последних гораздо более, и к нему нет доверия. Я защищаю его не по приверженности к нему, но точно по сущей справедливости».
А «сущая справедливость» была такова, что к Смоленску подошла ровно половина Великой армии: за тридцать восемь дней войны Наполеон потерял и оставил в тыловых гарнизонах 200 тысяч человек.
Однако в России почти никто не разделял концепции Барклая. В образованном русском обществе подавляющее большинство людей были единомышленны с Багратионом, да и в армии его сторонников становилось все меньше.
В обстановке все более разгорающейся распри Барклай первым протянул Багратиону руку примирения. 19 июля он писал Багратиону: «Позвольте теперь Вас просить предать все забвению, что между нами могло производить неудовольствие. Мы, может статься, оба не правы, но польза службы и государя и Отечества нашего требует истинного согласия между теми, коим вверено командование армий. Прошу Ваше сиятельство быть уверенным, что почтение и уважение мое к Вам останется всегда непоколебимо».
В постскриптуме этого письма Барклай добавлял: «Я с нетерпением ожидаю времени того, в котором честь иметь буду видеться с Вашим сиятельством и согласить с Вами общие наши действия. Я не могу Вашему сиятельству изъяснить, сколько мне больно, что между нами могло существовать несогласие. Прошу Вас все забыть и рука в руку действовать на общую пользу Отечества».
В то время как 1-я и 2-я армии с запада и юга шли к Смоленску, 1-й пехотный корпус генерала П. Х. Витгенштейна, прикрывавший петербургское направление, одержал первую крупную победу в начавшейся войне. В упорном бою, длившемся с 18 по 20 июля, Витгенштейн выиграл сражение у маршала Удино, заставив его корпус отступить с поля боя. Особо отличился в сражении отряд генерал-майора Кульнева. Все три дня он был на переднем крае сражения, но во время преследования противника сам Кульнев был смертельно ранен у деревни Клястицы, Россошского уезда Витебской губернии.
В те самые дни, когда была одержана победа под Клястицами, удача сопутствовала и двум Западным армиям, отступающим к Смоленску: к армии Барклая через боевые порядки французов прорвался конный корпус Платова, вскоре встретившийся в районе Рудни с войсками 1-й армии, а вслед за тем Барклаю стало известно, что от Быхова через Мстиславль форсированным маршем идет к Смоленску и вся 2-я армия.
Барклай остановился в доме губернатора Аша. Прежде всего он приказал, чтобы были срочно сформированы команды хлебопеков, ибо обозы с хлебом по неразумению и халатности смоленского губернатора были отправлены из Смоленска к Витебску.
На следующий день весь город ждал 2-ю армию. Она была еще на марше, когда у городских ворот появилась блестящая кавалькада генералов в парадной форме, в лентах и орденах.
Их уже ждали и чиновники, и духовенство, и толпы горожан.
Впереди шести молодцов-генералов прошел гусарский конвой, а вслед за тем появились и главные военачальники подходящей армии.
Впереди скакал генерал-аншеф князь Петр Иванович Багратион, в голубой Андреевской ленте через плечо, с полудюжиной орденов, которые получил он из рук Потемкина и Суворова, Екатерины Великой, императоров Павла и Александра. Его узнали сразу же и по пышному орденскому банту, и по тому, что скакал он первым, и более всего по характернейшему орлиному профилю.
Вслед за ним шли иноходью кони еще пяти генералов. Их всадники поражали взор блеском многочисленных наград, мужественностью лиц и прекрасной кавалерийской осанкой.
- Предыдущая
- 97/148
- Следующая
