Архипелаг Исчезающих Островов - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/73
• Следующая

Не вырыла ли балку какая-нибудь полноводная река, много тысяч лет назад впадавшая в этом месте в океан? Или, быть может, ледник, грузно сползавший с крутого берега в воду?..

Опять звук срывается на большую глубину. Я делаю знак, и Тынты поворачивает влево…

И сейчас еще, спустя много лет, я, засыпая, ощущаю иногда нечто вроде толчка. Будто шел, шел – и споткнулся, оступился в яму. Ух, и глубока же!.. Это вспомнилось то странствие во льдах с “волшебной палочкой” – эхолотом в руках…

Через каждые полчаса мы останавливались и производили наружные наблюдения.

Работать на холоде было нелегко. Мороз достигал четырнадцати градусов. Пальцы обжигало, едва лишь они касались металла. (Перчатки и варежки приходилось снимать.) Особенно донимал ветер. Он дул не переставая, с воем и улюлюканием проносясь по всхолмленной ледяной равнине. Снежная пыль, летящая в воздухе, проникала через малейшие отверстия под одежду.

А работать надо быстро и точно. Термометры нельзя нагревать дыханием. Даже долго в руках их нельзя держать – на показания прибора может повлиять температура тела наблюдателя.

Возвращаясь вприпрыжку к вездеходу, привалившемуся к торосу, я услышал голос Андрея за спиной:

– Леша! Оглянись, Леша!.. Следы светятся!

Я посмотрел под ноги. Ну и чудо! Голубоватый нимб окружал мои подошвы!..

Я сделал несколько шагов, оглянулся. Да, снег искрился, будто я наступал на тлевшие подо льдом угли.

– Вот так так! В святые попал! – сказал я и засмеялся.

Андрей, стоявший у вездехода, ответил шутливо:

– У святых нимб вокруг головы, а у тебя вокруг подошв. Это значит, что благодать почиет только на твоих ступнях. Бедный Леша!..

Затем он вытащил часы и объявил деловито:

– Продолжительность свечения – три секунды. Так и занесем в бортовой журнал…

В свечении льда, понятно, нет ничего чудесного. Мы знаем с Андреем, что явления флюоресценции встречаются не только в бирюзовых водах южных морей. Светятся также морские организмы, находившиеся в воде и попавшие на поверхность льда под снежный покров.

Странная мысль пришла мне в голову, когда мы уселись на свои места и вездеход тронулся. Я подумал о том, что по светящимся следам полагалось бы найти Петра Ариановича. На льду Восточно-Сибирского моря мы с Андреем могли бы увидеть даже слова, начертанные нашим учителем географии, что-нибудь вроде: “Ищите меня к северо-западу”, или: “Не ищите меня! Земля вместе со мной опустилась на дно”… Фу, какая чушь лезет в голову! От этой тряски и холода, что ли? А впрочем, внутренняя логика была бы в этом. На Земле Ветлугина нас должен был встретить сам Петр Арианович Ветлугин.

Я сказал Андрею об этом.

– В качестве нового заполярного Робинзона? – спросил он, не отрывая взгляда от эхолота.

– Да. Птиц там много, если верить догадкам Куркина-старшего. Летом Петр Арианович заготовлял бы и сушил мясо впрок. Можно предположить, что птицы не только кормили бы его, по и одевали.

– Как так? Что ты выдумываешь!

– Ну конечно, выдумываю! Но ведь это могло быть. Он сшивал бы жилами кожу птиц с перьями. Ходил бы в причудливой одежде, сам похожий на огромную птицу…

– Я поверил бы во все это, – сказал Андрей, – если бы Земля Ветлугина была ближе к берегу. Так далеко от материка Петр Арианович не мог бы добраться.

Суровый и рассудительный Андрей! Он никогда не давал мне заноситься за облака, отрываться от земли – от реальной действительности…

Я взглянул на часы и занялся рацией. Настал час радиосвязи.

– Ну, как дела, Алексей Петрович? Как самочувствие? – зазвучал в наушниках заботливый голос Степана Ивановича.

– В порядке! Как у вас на корабле?

– Благополучно. По-прежнему несет на северо-восток. Наше место такое-то… А ваше?

Я дал ему наше место. Степан Иванович сообщил, что о нас уже дважды запрашивали из Москвы. Член правительства, занимавшийся вопросами Арктики, приказал докладывать ему через каждый час о том, как идут поиски земли на вездеходе. Я пожаловался на то, что ухудшилась видимость.

Пошел снег – большие, тяжелые хлопья. Тынты включил фары, но качающаяся белая завеса придвинулась почти вплотную к вездеходу. Двигаться вперед приходилось с большой осторожностью и очень медленно.

– Думаю остановиться и переждать снегопад, – сказал я.

– Правильное решение, – согласился Степан Иванович. – Как бы между торосами гусеницу не заклинило…

Закончив разговор, я приказал остановиться и устроить короткий роздых, не выключая мотора.

– Подремлите немного, – сказал я Андрею и Куркину. – Я послежу за тем, чтобы мотор не заглох. Снег пройдет – разбужу…

Прошло, наверное, часа два.

Я неподвижно сидел, глядя на Тынты, прикорнувшего на спальных мешках подле Андрея. Почему-то мне пришла на ум Лиза. Какие все-таки странные эти женщины! Сама пригласила нас в Весьегонск, но когда Андрей приехал, обошлась с ним сухо, чуть ли не выставила за дверь. А меня так-таки и выставила, хотя я только хотел помирить их. И почему на аэродроме у нее были грустные глаза? Сама смеялась, а глаза были грустные…

Вдруг мною овладело неприятное ощущение. Показалось, что кто-то стоит за моей спиной и смотрит на меня. Я оглянулся.

Сутулая тень прыгнула в сторону.

Да, это был силуэт песца. Вот из-за гряды торосов вышло еще несколько песцов, хорошо видных на фоне серого неба.

Снегопад кончился.

Песцы гуськом протрусили мимо вездехода, то и дело останавливаясь и принюхиваясь к незнакомым запахам. Ушки их стояли торчком, хвосты были зажаты между ног. За силуэтами видна была пологая синеватая туча. Туча? Вот не везет! Значит, снова пойдет снег?

Я стряхнул с себя дремоту.

Туча?.. Какая там туча! Ведь это земля!

Земля!

– Андрей! Андрей!.. Тынты!.. Вставайте! Земля! Песцы шарахнулись от вездехода и припустились бежать.

Я принялся расталкивать своих товарищей, еще не веря глазам, то и дело оглядываясь на синеватую полосу, боясь, что ее развеет ветром.

Андрей и Куркин испуганно вскинулись:

– Что?! Что случилось?

– Вот она!.. Там!

Андрей трясущимися руками выхватил большой морской бинокль и торопливо приник к нему. А я в волнении и забыл про бинокль!

В сильных линзах, дававших восемнадцатикратное увеличение, земля на норд-осте как бы сделала к нам молниеносный прыжок.

Она была холмистой, Округлые очертания ее почти сливались с окружающими торосами. До нее было примерно двадцать-тридцать миль, то есть не более полудня пути.

Впрочем, при определении расстояния надо делать поправку на рефракцию. Из-за особенностей освещения в Арктике, из-за зыбкого марева, почти постоянно висящего над горизонтом, предметы как бы приподнимаются, парят, и расстояние до них сокращается. Они кажутся выше, больше и ближе.

– Три или четыре горы конической формы, – хрипло сказал Андрей, не отрываясь от бинокля.

– Конической? Что ты! Скорее типа плато, со срезанными вершинами… В седловине между двумя горами вижу лес…

– Это тень. Не может быть лесов под этими широтами…

Тынты взялся рассудить нас. Он долго глядел в бинокль на норд-ост.

– Лунная земля, – сказал он.

И это было лаконичное и меткое определение. То, что виднелось вдали, больше всего было похоже на суровый и мрачный пейзаж луны.

Однако через две или три минуты узкую полоску на горизонте затянуло туманом.

Но мы увидели наконец нашу землю!..

Почему же о близости ее заблаговременно не оповестил эхолот?

– Наверное, берега круто обрываются в воду, – предположил Андрей.

Но теперь это было уже не страшно: нельзя было заблудиться даже в тумане. Как ни трясло меня от волнения, я успел засечь направление по компасу.

– Разворачивай вездеход, Тынты, – приказал я. – Держи прямо на тот торос. Жми, жми! Выжимай все, что можешь, из своего вездехода!..

• Предыдущая
• 57/73
• Следующая