Человек-ракета(изд.1947) - Гуревич Георгий Иосифович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/17
• Следующая

Гулиев и не подумал дать дорогу.

«Если ты ловкий такой, — решил он, — сам и сворачивай!»

Удар! Чья-то лыжа пролезает между ног Гулиева. Гулиев стремительно и неотвратимо начинает скользить под гору, цепляя палками за кусты. Лыжи несутся сами собой, ноги разъезжаются. Каскад снега — и Гулиев в глубоком сугробе.

И вдруг мимо него проносится… Кто же это? Надеждин! Он так же нелепо качается, как и Гулиев; зачем-то работает ногами на спуске. Но вот он скрывается за бугром, вот показывается внизу. Падает, вскакивает, бежит по реке — совсем маленький, совсем далеко…

Гулиев с тоской поглядел ему вслед, прикинул расстояние и, насупившись, стал расстегивать крепления. А Игорь уже догонял предпоследнего, заправски крича профессиональное:

— Лыжню дай! Лыжню!

Коля Казаков был доволен собой. Он шел как опытный лыжник. Не вел, не рвался вначале, а взял сразу тот темп, которым мог пройти всю дистанцию. И когда неопытные лидеры истощили силы в борьбе друг с другом, он, чуть сменив ход, начал медленно, настойчиво выдвигаться вперед. Те, кто были перед ним, теряли время, уступая ему лыжню. Коля уверенно вышел вперед и почти без сопротивления обошел ближайших соперников.

Теперь оставалось показать хорошее время, и на последних километрах Казаков прибавил темп. Он шел размашистым, широким шагом, далеко выкидывая палки, сам чувствуя, что идет хорошо.

Укатанные полосы настовой лыжни так и бежали из-под его ног, ровные кружочки от палок по бокам сливались в одну сплошную полоску.

Жаль только, он ничуть не устал к концу дистанции. Слишком много оставалось неистраченных сил. Может, напрасно пошел он со своим институтом — лучше бы с мастерами, чтобы было за кем тянуться. А здесь идешь чересчур уверенный в первом месте, и это расхолаживает.

— Лыжню дай! — донеслось сзади.

Казаков удивился. Кто бы это мог быть? Откуда? Нет, он не намерен давать лыжню. У него хватит сил побороться.

— Лыжню! — голос звучал заметно ближе.

Казаков оглянулся.

За ним был Игорь, бледный, с заиндевевшими бровями и ресницами. Он весь был в снегу; на растрепанных волосах — снег; низы штанин тащили на себе куски плотного снега. Но он настойчиво требовал дорогу.

Ну нет! Коле было не до шуток. Кросс — дело серьезное, и лыжня не для катающихся. Он пригнулся, рванулся в бешеном спурте, каким идут только на финише. Сотня метров, другая… Теперь этот смешной Надеждин должен быть позади.

— Лыжню! — срывающийся голос Игоря прозвучал совсем рядом.

Дисциплина спортсмена заставила Колю отпрыгнуть в сторону, и Игорь промчался мимо, пахнув холодным ветром.

Он шел каким-то нелепым, не спортивным стилем, короткими и быстрыми шагами, и руки у него работали не в лад, тыча палки куда попало; но была в его шагах какая-то неутомимая сила, ноги сменяли одна другую в безостановочном темпе, и этот темп был сильнее, гораздо сильнее, чем у Коли Казакова.

Обойдя Колю, Игорь оглянулся, потерял равновесие, смешно запрокинулся и оказался в канаве. Коля довольно улыбнулся и одним движением миновал Игоря, распутывавшего ноги.

Игорь опять увидел черную цифру «12» на Колиной спине и кинулся за ней вдогонку. Он не стал стряхивать снег. Снег был у него в рукавицах, в карманах, в ноздрях, во рту, лез в брюки и за спину. Холодные струйки текли по шее. Где-то на сучке повисла кепка. Он ни на что не обращал внимания, он видел цифру «12» и требовал лыжню.

Казаков ничего не понимал. Он еще прибавил шагу и сбился с темпа, ход его потерял эластичность, дыхание становилось неровным. Это было страшно… Каким образом Надеждин, беспомощный новичок, мелкота, обходит его? Казаков не уступал лыжню. Должен же был этот Надеждин задохнуться наконец!

И тогда, свернув с пути, Игорь обошел его сбоку, обошел легко, без напряжения, как будто бы Коля стоял на месте. Казаков сам увидел спину с номером, и хотя он выжимал из себя все силы, номер становился все меньше и меньше.

Но Казаков не сдался. «Посмотрим, — подумал он, — что ты на оврагах делать будешь!»

Оркестр, собравшись под натянутым между деревьями огромным плакатом с надписью «Финиш», ожидал появления победителя. Судьи держали в руках секундомеры, капельмейстер поднял палочку. И вот в глубине широкой садовой аллеи, усаженной по бокам аккуратными липами, показался первый лыжник. Блеснула медь труб. Оркестр грянул туш. Ряды зрителей заволновались, зааплодировали, зашумели.

— Великолепное время! — сказали судьи. — Кто это?

Дядя Надя, не утерпев, выскочил на дорогу, стал приглядываться из-под ладони.

Лыжник съехал с горки, взмахнул палками, ударил ими с силой. Левая палка застряла в снегу, позади гонщика. Видно было, как он беспомощно оглянулся и, отчаянно просунув оставшуюся палку между лыжами, покатился, словно на санках, по блестящей на солнце, наезженной аллее.

— Молодец! — сказали судьи. — Кто же это?

— Это Игорь! — воскликнула Валя, первая узнав победителя. «Он срезал дистанцию», подумала она.

Шум, смех, рукоплескания, звон оркестра — все смешалось в ушах Игоря. В шумном хороводе кружились руки, сорванные с голов шапочки, флажки, метровые буквы полотнища. Дядя Надя кинулся навстречу Игорю.

— Сюда! — крикнул он. — Влево! Проезжай сбоку!

Старик не хотел, чтобы ленточку порвал очковтиратель.

Но было уже поздно. Белая ленточка коснулась груди Игоря и упала, запутавшись в лыжах.

Толпа судей, зрителей, «болельщиков» окружила его тесным кольцом. Кто-то поздравлял, кто-то о чем-то спрашивал, Кто-то жал ему руки, кто-то что есть силы дружески хлопал по спине (Игорь никак не мог вспомнить этих друзей), а маленький человек в белом халате суетился вокруг него, то щупая пульс, то, становясь на цыпочки, смотрел в глаза. А Игорь стоял среди толпы, оглушенный, ошарашенный, в длинном потертом пиджаке, с ледяными пузырями на коленях, и все еще не понимал, что он победитель, чемпион, первый из первых.

Отставшие лыжники все еще прибывали, когда Игоря вновь позвали к судьям. Судьи сидели вокруг стола со строгими лицами. И среди них дядя Надя, с видом виноватым и растерянным.

Отставшие лыжники все еще прибывали, когда Игоря вновь позвали к судьям. Судьи сидели вокруг стола со строгими лицами. И среди них дядя Надя, с видом виноватым и растерянным.

— Где ты срезал дистанцию? — спросил дядя Надя.

— Я не срезал дистанции, — ответил Игорь.

— Но пойми, Надеждин, у тебя получилось немыслимое время! Ты не мог показать такое. Я же знаю тебя. Мы не засчитали твой результат.

— Хорошо! — сказали судьи. — Кто же победитель?

Дядя Надя помедлил с минуту и сказал с отчаянием:

— Пишите — Казаков Николай. За него я ручаюсь.

— А я? — настаивал Игорь.

— Надеждин, — произнес дядя Надя очень ласково; почти заискивающе, — мы засчитаем твой результат, если ты пройдешь еще раз. Не сегодня, конечно… Как-ннбудь еще, в другой раз.

— Я вообше не пойду больше никогда! — твердо сказал Игорь. — Вы не имеете права не засчитать мое время. Проверьте у контролеров мои контрольные листки. Спросите всех регулировщиков с флажками, проходил ли я мимо них.

Тогда судьи поддержали, Игоря.

— Товарищ формально прав, — сказали они. — У нас нет оснований сомневаться в показаниях контролеров. Это наши люди — мы за них отвечаем. Но Надеждин ваш, и вы за него отвечаете.

Дядя Надя схватился за голову.

— Пишите! — воскликнул он. — Пишите… Но за Надеждина я все-таки не отвечаю.

Результат Игоря во Всесоюзном кроссе оказался лучшим не только в его забеге, но выше результатов многих мастеров, соревновавшихся в отдельном центральном забеге. Об Игоре заговорили всюду. Спортсмены и болельщики силились выяснить, когда и за кого выступал этот Надеждин. А когда оказалось, что никогда и ни за кого, к Игорю стали являться с приглашениями делегации разных обществ, суля самые необыкновенные блага.

• Предыдущая
• 3/17
• Следующая