Разящий меч - Форстчен Уильям Р. - Страница 45

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая

Он убивал его медленно, наслаждаясь зрелищем смерти. Вука смеялся и протыкал его тело мечом, словно это он убил подлую скотину.

Нет, Хулагар этого не понимает, не осознает всего масштаба этой смертельной схватки.

— Если мы надавим сильнее, — сказал Тамука, — то к рассвету перережем обе дороги с железными полосами.

— Умены со вчерашнего дня проскакали сотню миль, — ответил Хулагар. — Мы выиграли битву, но лошади измучены, им надо отдохнуть. Если мы продолжим наступление сейчас, то на рассвете можем потерять все, воины просто не смогут сражаться. Уже сейчас тысячи умерли.

Тамука недовольно фыркнул, стараясь при этом скрыть, как у него дрожат руки. Он поднял голову к небу, дождь смыл пот с его лица. Холодная вода попала под доспехи, и он вздрогнул от холода.

— Ну почему ночь не может превратиться в день хотя бы один раз?! — воскликнул он. — Только на несколько часов! Они ведь сбегут!

Хулагар, шокированный таким открытым проявлением кровожадности, ничего не ответил.

— Ведь можно закончить все прямо здесь, — запальчиво продолжал Тамука. — Мы можем отрезать им все пути, далеко от их городов, и через пару дней свободно пройдем по всей стране.

— Наш кар-карт считает, что мы и так уже достаточно сделали.

— Тогда он просто болван, — прошипел Тамука. Хулагар развернул лошадь и схватил Тамуку за ворот:

— Ты слишком далеко зашел, щитоносец зан-карта. — Ты забыл, что мы, щитоносцы, тоже обладаем реальной властью, — ответил Тамука. — Ты забыл, что именно мы решаем, когда надо убрать кар-карта, если он не может править достойно, и заменить его.

— Я — щитоносец кар-карта, — прошипел в ответ Хулагар. — И власть принадлежит только мне. И только я могу говорить такое — и то лишь мысленно.

Тамука вырвался из рук Хулагара.

— Один ночной удар. Надо перекрыть дорогу с железными полосами в десяти милях к северу и в пятидесяти милях к юго-востоку. Тогда мы сможем взять их в кольцо.

— Он уже решил, — ответил Хулагар, — а я согласился. Мы и так уже многого достигли сегодня. И хотя нас тысячи и тысячи, нужно помнить, что после этой войны нам еще предстоит сражаться с бантагами, потому что они обязательно нападут, невзирая на все уверения. Наши воины падают от усталости. Из-за дождя даже не видно звезд, по которым можно ориентироваться, — как в такой темноте определить, куда идти? Ты слишком многого хочешь. Завтра они все равно будут не в состоянии сражаться. Мы выиграем эту битву, но надо выиграть ее так, чтобы мы могли выиграть и следующую. Ты говоришь так, словно не имеет значения, сколько воинов мы потеряем в войне против скота — десять тысяч или пятьдесят. Ты слышал, какие потери понес Вушка Хуш?

— Они потеряли больше половины, — ответил Тамука, — но сражались хорошо.

— Да, сражались они хорошо.

Тамука вздрогнул, осознав, что Джубади стоит рядом и слушает. Его охватила секундная паника, потом он устыдился своего страха.

Джубади пристально смотрел на него.

— Мой сын сказал, что ты убил одного из их вождей, — сухо заметил Джубади.

Тамука кивнул.

— Довольно странно для носителя щита.

— Он был у меня на дороге, — ответил тот. Джубади улыбнулся:

— Не забывай о своем главном предназначении. Тамука снова кивнул, но ничего не сказал.

— Всем нам пора отдохнуть, — сказал Джубади, глядя в ночное небо. Мелькнула еще одна молния, и он проводил ее задумчивым взглядом. — Мы никогда не вели ночной войны. И когда просыпается Ворг, это тоже не лучшее время для сражений. Так говорили наши предки.

— Это верно, когда мы сражаемся друг с другом, — возразил Тамука. — Но со скотом?

Джубади посмотрел на Тамуку:

— Мы покончим с ними завтра, они устали не меньше нас и никуда не денутся.

— Будем надеяться, — пробормотал Тамука. Джубади молча повернулся.

— Сожгите все, что осталось! — крикнул Ганс, показывая на склад, доверху набитый армейскими пайками.

Облако пара обдало его ноги, и он посмотрел на поезд, который уже был готов отправиться на восток. Несколько секунд колеса вращались, пробуксовывая на мокрых рельсах, потом наконец состав сдвинулся с места. Мимо проплыли вагоны с ранеными, потом платформы с пушками.

Внезапно он взглянул на юного Григория, который стоял рядом.

— Мне нужно кое-что сделать. Поезжай с этим поездом. Как доберетесь до Нейпера, выгружайтесь.

— Но, сэр, я нужен здесь.

— Делай что сказано, черт тебя побери! — взревел Ганс. — Поезжай!

Григорий секунду колебался, глядя на проезжающий мимо поезд.

— Ну давай, живо! — снова рявкнул Ганс. Григорий отдал честь и вскочил на подножку. — Когда доберешься, — крикнул Ганс на прощание, — женись на той девчонке, о которой я слышал!

Григорий обернулся и опять отдал честь. Ганс смотрел на него, не замечая подошедшего Инграо.

— Немного сентиментально, — заметил Чарли.

— Из него выйдет хороший командир, — ответил Ганс. — Надо дать ему шанс.

И он посмотрел на Инграо, который провожал взглядом уходящий поезд.

— Шанс нужен всем, — сказал Инграо мрачно. — Мне жаль остальных.

— Ты вывезешь всех, кого сможешь, — ответил Ганс.

— Сегодня я потерял половину артиллерии — три батареи «наполеонов» и двадцать четырехфунтовок.

— Ты остановил Вушку.

— Половина артиллерии для того, чтобы остановить один умен? С такими потерями нас хватит на восемь уменов, а остальные тридцать разорвут нас в клочки.

Ганс отвернулся. Снова закололо сердце. И он опять принялся его уговаривать: «Не сейчас, сначала мне нужно закончить с этим».

— Нам нужно еще восемь поездов, — сказал он наконец, оглядываясь на Чарли, словно ожидая, что по его велению из ниоткуда появятся поезда.

В небе сверкали молнии, полил дождь, тут же промочив его плащ.

— Который час? Чарли пожал плечами:

— Наверное, около полуночи. Значит, осталось часов шесть.

Он уже собирался уйти, но Чарли схватил его за рукав.

— Кто-то должен остаться, — сказал он. — Ты же понимаешь, что нужно прикрыть отступление. Ты никогда не сможешь погрузить всех и забрать. Уже сейчас начинается паника.

Ганс кивнул.

Всю ночь он отправлял в тыл солдат, оставшихся от двух с половиной дивизий. Он хотел, чтобы они уехали на восток и не попали в кольцо, которое мерки замкнут на рассвете — Вушка с севера и остальная орда с юга. Осталось всего две бригады. Утром здесь будет хаос.

— Мы их выведем. Я хочу в течение часа перегруппировать оставшихся солдат вдоль железнодорожной колеи. Линию обороны надо оставить, — тихо сказал Ганс.

— Уйти? А если мерки пойдут в атаку?

Новый порыв ветра швырнул в лицо ледяные капли дождя.

— Само небо посылает нам такую погоду, — сказал Ганс. — Сомневаюсь, чтобы они решились атаковать сегодня ночью. Парни должны идти вдоль дороги на восток, а там поезда их подберут. На рассвете мерки сожмут кольцо, но мы уже, возможно, будем на другой стороне. А теперь двигай!

Инграо усмехнулся, отдал честь и исчез во мгле.

Ганс пошарил по карманам в поисках табака. Нашелся лишь маленький кусочек плитки. Ганс выругался. И надо же было, чтобы он закончился как раз сейчас! Он убрал кусок в карман и задумался.

— До рассвета осталось два часа.

Эндрю молча кивнул. Дождь не прекращался ни на минуту, и он мысленно возблагодарил Господа.

Над рекой повис туман. Он слышал, как с противоположного берега сквозь шелест волн доносилась речь мерков. На той стороне мелькнул свет, ударила пушка — заряд картечи попал в земляную стену позади него.

Похоже, им пора. Ночь и дождь, как раз сейчас можно вырваться и спасти армию.

— Ну, с Богом, — прошептал Эндрю и повернулся. Барни стоял возле него, в темноте его практически не было видно. — Ты знаешь, что делать, — сказал Эндрю.

— Продолжать жечь костры почти до рассвета. Доставить пушки к железной дороге.

— Не думаю, чтобы они начали атаку раньше, чем рассветет. Слишком темно и ничего не видно, а стрелять и лезть наугад они не станут.

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая