Бригада - Форстчен Уильям Р. - Страница 12

• Предыдущая
• 12/74
• Следующая

Кэтлин, тяжело вздохнув, села, и Эндрю взял ее руку в свою.

Сняв белый чепчик, она встряхнула головой, и рыжие кудри рассыпались по плечам. Эндрю улыбнулся и, коснувшись ее лба, убрал выбившийся локон.

Вздохнув, Кэтлин закрыла глаза и прижалась к его руке.

— Я так по тебе соскучилась. Сколько времени мы уже не спали вместе?

Эндрю тихо засмеялся. Он рос в пуританской среде, учился и работал в Боуден-колледже, где были очень строгие нравы, поэтому Кэтлин иногда приятно удивляла его своей прямотой в тех вопросах, о которых он стеснялся говорить.

— Несколько недель?

— Три недели и четыре дня, Эндрю Лоуренс Кин, и я должна тебе сказать, мой дорогой, что это начинает меня беспокоить.

Эндрю опять засмеялся, не зная, как реагировать на это. Документы, кипами лежавшие на его столе, все были срочные и требовали немедленного рассмотрения. И, несмотря на то что было уже за полночь, он решил работать до рассвета, а затем отправиться на фронт проконтролировать эвакуацию из Капуа.

— Как дела в госпитале? — спросил он, желая отвлечь Кэтлин и в то же время понимая, что ей необходимо поговорить.

— Как всегда, ужасно. В основном обморожения и туберкулез. — Она снова тряхнула головой и добавила: — Я так соскучилась по детям.

Они находились в Суздале под присмотром жены Готорна, чему Эндрю был очень рад. Мэдисон была уже достаточно взрослой и помнила отступление из Суздаля и царившую тогда всеобщую панику. Это воспоминание до сих пор преследовало ее в ночных кошмарах. В Риме им сейчас нельзя было находиться.

Страпшо подумать, но Эндрю совершенно забыл, каково это — держать детей на руках, купать их, поправлять одеяло, когда укладываешь спать. «Моя главная цель, — думал Эндрю, — уберечь семью от страшной смерти в убойной яме. Но если мы все-таки выживем, какие у моих детей останутся воспоминания обо мне? Возможно, наступит день, когда их будут узнавать на улице, потому что они дети Эндрю Лоуренса Кина, но будут ли они помнить его так, как хотелось бы?»

— Я так беспокоюсь за Винсента, — произнесла Кэтлин, как будто за долгие годы службы у Эндрю он тоже стал их ребенком.

— Почему? Ведь его рана зажила.

— Не совсем. У него хронический абсцесс, и это очень больно, хотя он и не показывает виду. Дело в том, что он стал другим, Эндрю. У него такой взгляд, как будто он уже одной ногой в могиле или, что еще хуже, в мире, где властвуют законы орды.

— Я не могу отпустить его. Мы потеряли слишком много людей. Винсент нужен мне для управления штабом и контроля над исследованиями и производством.

— Не доверяй ему больше полевое командование, Эндрю.

— Почему?

— Даже не знаю. Эта война творит с нами что-то ужасное. Я слышала, как ребята в госпитале рассказывали, что они делали с пленными бантагами.

Эндрю кивнул. Его этот вопрос тоже очень сильно беспокоил. Хотя в подобной войне живых пленных оставаться не могло, он бы предпочел, чтобы его солдаты сражались благородно. Если им попадались раненые бантаги, они должны были казнить их на месте. Какие-либо другие действия противоречили приказу, но заставить подчиненных следовать этому приказу было не так просто.

— Я займусь этим. Что же касается Винсента, он не выйдет на поле боя, особенно в такую погоду.

— А что будет с тобой?

Эндрю кивнул в сторону документов.

— Десятки тысяч беженцев, особенно дети и кормящие матери, нуждаются в срочной эвакуации и размещении в Суздале. Транспортировка боеприпасов и продуктов питания в Рим теперь будет осуществляться не по суше, а по морю. Возникли проблемы с производством дирижаблей, Калин воюет с Конгрессом, Марк до сих пор не может оправиться после вывода войск из Капуа, надо найти способ помочь Гансу. Все, как всегда.

Она улыбнулась и погладила его по щеке. Это придало ему уверенности. Несколько лет назад у него появились седые волосы, которых с годами становилось все больше и больше. Глядя на себя в зеркало во время бритья, он замечал, что в уголках глаз образовались морщинки, а щеки впали. «Когда тебе переваливает за сорок, — думал Эндрю, — старость начинает приближаться гораздо быстрее». Странно сказать, но он до сих пор чувствовал себя на тридцать с небольшим, как тогда, когда он впервые оказался на поле боя, хотя отражение в зеркале говорило ему об ином. «Сколько еще войн я смогу вынести? Надеюсь, эта последняя. По крайней мере, на наше поколение уже хватит. А если она все-таки закончится нашей победой, что же будет тогда?»

Самой заветной его мечтой на Земле было вернуться в Боуден-колледж, но со временем желание ослабло. В глубине души он понимал: что бы ни случилось с ним в будущем, самые главные события в его жизни разворачивались на поле битвы, а все, что произойдет за его пределами, не принесет ему такого же удовлетворения.

«Я и предположить никогда не мог, что война продлится еще десять лет, — думал Эндрю, — особенно такая война». Он посмотрел на жену и задумался, как сложилась бы его жизнь с ней в мирное время. Господи, как это было бы хорошо! По крайней мере, не было бы этого ужаса и дети росли бы, ничего не боясь.

«Ну так и чем бы я занимался? Преподавал бы, скорее всего. Этот безнадежный оптимист Гейтс спит и видит, что я напишу полную историю Мэн-ского полка».

35-й Мэнский… Даже он уже казался призраком из прошлого. От первоначального состава 1862 года в полку осталось от силы шесть человек. Все остальные занимались подготовкой офицерского состава. А сам полк вытащили из суздальских бараков и отправили на фронт. Как бы он хотел к ним присоединиться. 35-й Мэнский был последней ниточкой, связывающей его с домом.

Он вспомнил Мэн. Теплый летний воздух с легким ароматом сосен и морской воды, полночный крик гагар над озером и канадских уток, летящих на юг с первыми лучами осеннего солнца.

«Завтра снова на фронт. Сколько раз я играл со смертью и побеждал ее. Сколько раз еще ждет меня впереди?» Недавно Эндрю понял, что устал от этой игры, чувства стали притупляться, появилось ощущение, что игра будет продолжаться до тех пор, пока внезапно не наступит тьма. И он молил бога именно о такой смерти. Это было куда лучше, чем умереть под бантагским ножом или в инвалидном кресле у окна в ожидании, что хоть кто-нибудь о тебе вспомнит.

Мэн… Если бы только можно было вернуться на эту прекрасную землю, которая когда-то была для него всем.

— Эндрю?

Кэтлин удивленно смотрела на него.

— Ты за пять минут не проронил ни слова. С тобой все в порядке?

Он улыбнулся:

— Просто немного устал.

Кэтлин наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Я надеюсь, не очень, дорогой.

Она взяла Эндрю за руку и подняла его из-за стола. Он снова бросил взгляд на ожидающие его документы. Пэт вернулся на фронт, ему тоже надо завтра ехать туда с проверкой, до этого необходимо все это просмотреть.

— Завтра, Эндрю, завтра, — прошептала Кэтлин в надежде, что хотя бы на несколько минут ей удастся отвлечь его от кошмарных мыслей и мрачных воспоминаний.

— Прекрасный день для сражения! — радостно объявил Пэт, вставая по стойке «смирно» и отдавая честь, сошедшему с бронированного поезда Эндрю. Пэт вернулся на фронт сразу же после собрания и выглядел утомленным. Скорее всего, он не спал всю ночь, руководя эвакуацией.

Даже сквозь шум паровоза до Эндрю доносились артиллерийские залпы. Вдалеке он увидел полуразрушенную виллу, вокруг которой разместилась одна из батарей, стрелявшая по невидимой цели.

— Проверка нашего фланга — сюда направляются по меньшей мере двадцать броневиков.

Пэт вытащил изо рта сигару и показал на рощу слева от виллы, в которой было спрятано полдюжины броневиков, ожидающих врага. Дальше к западу заняла позицию цепь кавалеристов.

— Двинулись на нас эшелонами еще на рассвете.

— Какова ширина фронта?

— Приблизительно пять миль. Но, похоже, главный удар будет нанесен сюда. Хотят отрезать железнодорожную станцию до того, как последняя батарея покинет город.

• Предыдущая
• 12/74
• Следующая