Первые люди на Луне(изд.1939) - Уэллс Герберт Джордж - Страница 24
- Предыдущая
- 24/50
- Следующая
Какими неизгладимыми чертами вся эта картина запечатлелась у меня в памяти: затылок низко опущенной головы Кавора прямо передо мной, его устало поникшие плечи, лицо проводника с широко разинутым ртом, то и дело оборачивающееся в нашу сторону, и бдительные конвойные со стрекалами. Все это, взятое вместе, напоминало одноцветный рисунок, оттиснутый синей краской. И если не считать этого, то я припоминаю теперь только одну вещь, не имевшую прямого отношения ко мне лично, — а именно нечто вроде жолоба, тянувшегося сперва по дну пещеры, а потом вдоль каменистой тропинки, по которой мы шли. Жолоб был наполнен тем ярко светящимся голубым веществом, которое вытекало из большой машины. Я шел как раз возле него и могу засвидетельствовать, что светоносное вещество совсем не излучало тепла. Оно ярко сияло, но не было ни теплее, ни холоднее, чем все остальные предметы в пещере.
Кланг, кланг, кланг! — Мы прошли прямо под глухо стучавшими рычагами другой огромной машины и достигли широкого туннеля, который, если не считать голубой ниточки, струившейся справа от нас, совсем не был освещен. Здесь было тихо, и мы уже могли расслышать шаги наших необутых ног. Гигантские причудливые тени, отбрасываемые нашими телами и телами селенитов, падали на неровные стены и своды туннеля; здесь и там покрывавшие их кристаллы сверкали, как драгоценные камни. Местами туннель расширялся, превращаясь в сталактитовую пещеру, ответвления которой исчезали во мраке.
По этому туннелю мы шли очень долго. С легким журчанием струился жидкий свет, и топот наших ног будил нестройное эхо. Я не переставал думать о своих цепях. Если повернуть одно кольцо так, а потом отогнуть вот так… Заметят ли селениты, что я пытаюсь освободить руки? И что сделают, если заметят?
— Бедфорд, — сказал Кавор, — мы спускаемся. Мы спускаемся все ниже.
Его замечание отвлекло меня от мрачных мыслей.
— Если бы они хотели убить нас, — сказал он, замедляя шаги, чтобы поравняться со мной, — они уже давно могли бы сделать это.
— Да, — сказал я, — это верно.
— Они не понимают нас — говорил он. — Они думают, что мы какие-то невиданные звери, быть может одичавшая разновидность лунных коров. Но когда они присмотрятся к нам внимательнее, то поймут, что мы разумные существа.
— Это случится тогда, когда вы начнете им доказывать ваши геометрические теоремы, — откликнулся я.
— Это очень вероятно.
Некоторое время мы шагали молча.
— Видите ли, — сказал Кавор, — я полагаю, что это селениты низшего класса.
— Адские шуты! — сказал я, злобно глядя на их отвратительные рожи.
— Если мы будем терпеливо сносить все, что они…
— Мы вынужденны все сносить, — сказал я.
— Но, должно быть, существуют и другие, не столь глупые. Ведь, это лишь внешняя корка их мира. Он несомненно спускается далеко вглубь, — пещеры, переходы, туннели и, наконец, море на глубине нескольких сот километров.
Слова его заставили меня вспомнить о двух с лишним километрах скал и туннелей, которые, быть может, уже лежали над нашими головами. Мне казалось, что страшная тяжесть давит мне на плечи.
— Так далеко от солнца и свежего воздуха, — сказал я. — В рудниках даже на глубине одного километра бывает очень душно.
— Здесь мы этого, однако, не замечаем. Вероятно действует вентиляция. Воздух с неосвещенной части Луны стремится к Солнцу. Он выдувает из пещер всю углекислоту, питающую растения. Вы чувствуете здесь легкий ветерок… И какой это, должно быть, удивительный мир. Вспомните шахту и машину.
— И стрекала, — подхватил я, — пожалуйста, не забывайте стрекал.
Некоторое время он шагал чуть-чуть впереди меня.
— И стрекала тоже, — сказал он.
— В самом деле?
— Я тогда рассердился, но… Быть может, это было неизбежно. У них не такая кожа, как у нас, и вероятно совсем другие нервы. Они не понимают нашего негодования… Совершенно так же существу, прилетевшему с Марса, мог бы не понравиться наш земной обычай толкаться локтями.
— Я бы посоветовал им быть осторожнее и не толкать меня.
— Да, вот еще геометрия… Избранный ими способ, в конце концов, тоже ведет к взаимному пониманию. Они начинаются с главных стихий жизни, а не мышления. Пища. Принуждение. Боль. Они пускают в ход самое существенное.
— О, в этом не может быть никакого сомнения, — сказал я.
Кавор стал говорить о чудесном, поразительном мире, в который мы теперь поневоле углублялись. По тону его голоса я постепенно начал догадываться, что его вовсе не ужасала перспектива спуска в самые глубокие норы этой чуждой нам планеты. Мысли его были заняты машинами и изобретениями, и он отнюдь не разделял мрачных опасений, терзавших меня. Он интересовался всеми этими вещами совсем не потому, что хотел извлечь из них какую-нибудь практическую пользу; нет, он просто мечтал изучить их.
— В конце концов, — сказал он, — это небывало счастливый случай. Встреча двух миров! Чего только мы не увидим! Подумайте, что находится внизу, у нас под ногами.
— Ну, мы не много увидим при этом освещении, — заметил я.
— Это только внешняя корка… Там внизу… Там вы найдете все, что угодно. Заметили вы, как сильно эти селениты отличаются друг от друга? Нам будет о чем порассказать, когда мы вернемся обратно на Землю.
— Какое-нибудь редкое животное, — возразил я, — может утешаться такими же мыслями, в то время как его ведут в зоологический сад… Откуда вы взяли, что нам будут показывать все эти вещи?
— Когда они заметят, что мы разумные существа, — сказал Кавор, — они пожелают узнать что-нибудь о Земле. Если даже чувство великодушия им неизвестно, они будут учить нас, чтобы самим учиться… А чего они только не знают! Вещи, которых мы и вообразить не в состоянии…
Кавор принялся рассуждать о том, что селениты, вероятно, обладают такими знаниями, о которых на Земле нельзя и мечтать. Он философствовал как ни в чем не бывало, тогда как рана, нанесенная стрекалом, должно быть, еще не подсохла у него на теле. Многое из того, что он тогда говорил, улетучилось из моей памяти; к тому же я был занят совсем другим: я заметил, что туннель, по которому мы шли, становится все шире и шире. Движение воздуха указывало, что мы приближаемся к какому-то весьма обширному помещению. Но истинные размеры этого помещения мы определить не могли, потому что оно не было освещено. Маленький поток света изгибался и исчезал где-то далеко впереди. Скалистые стены по обе стороны от нас тоже исчезли. Теперь ничего нельзя было различить, кроме тропинки и журчащего быстрого ручейка, излучавшего голубое сияние. Фигуры Кавора и селенитов, шедших впереди меня, их ноги и головы, обращенные к ручейку, были ярко озарены голубым светом, но с противоположной стороны их тела, больше не освещаемые отблесками стен туннеля, слились с окружающим мраком.
Вскоре я увидел, что мы приближаемся к какому-то провалу, потому что маленький голубой поток внезапно пропал из вида.
Несколько минут спустя мы достигли самого края обрыва. Сияющий ручеек, как бы испугавшись, сворачивал под прямым углом и затем низвергался вниз. Он падал с такой большой высоты, что звук от его падения совершенно не долетал до нас. Где-то далеко внизу, в неизмеримой глубине, виднелось голубоватое сияние, нечто вроде светящегося тумана, а тьма, — после того как исчез ручеек, — казалась совсем пустой и черной, и в ней можно было рассмотреть лишь что-то вроде дощечки, начинавшейся на краю обрыва и уходившей во мрак. Из пропасти на нас повеяло жарким воздухом.
Одну минуту мы с Кавором стояли у самого края, так близко, как только было возможно, и всматривались в озаренную синеватым мерцанием бездну. Затем проводник потянул меня за руку.
После этого он оставил меня, подошел к концу дощечки и остановился там, глядя назад. Потом, видя, что мы следим за ним, повернулся и пошел по доске так уверенно, как будто это была твердая земля. Одну секунду его фигура была видна совершенно отчетливо, потом обратилась в расплывающееся синеватое пятно и наконец исчезла во мраке. Мне почудилось, что неясные очертания какого-то предмета обрисовываются в черноте.
- Предыдущая
- 24/50
- Следующая