Золотая пряжа - Функе Корнелия - Страница 52

• Предыдущая
• 52/77
• Следующая

С ним Лиска. В царской кунсткамере были волшебные орехи, попробовав которые человек влюбляется в первую встречную женщину. Джекоб едва удержался от того, чтобы не стащить их за спиной у Молотова. Он и раньше слышал о них от одной московской нищенки.

Черт подери, Джекоб. Что за мысли внушает тебе вид собственного голого тела?

– Коллекция впечатляет, ваше величество, – ответил он, – и я сделаю все, чтобы ее пополнить.

Медведь положил голову на обнаженное плечо хозяина и уставился на Джекоба такими же янтарными, как царская кожа, глазами. Согласно легенде, когда-то давным-давно один из пращуров Николая III избавил медведя от голодной смерти, предложив ему на съедение собственное тело. Зверь ограничился левой рукой своего спасителя. Быть может, поэтому московские мастера делают такие замечательные протезы.

– В решении политических проблем от магических вещей мало толку, – рассуждал царь, почесывая медведя за ухом. – Кто и когда завоевывал страну при помощи семимильных сапог или ведьминого зелья?

«То, что тебе нужно, лежит в заплечном мешке моего брата», – мысленно ответил ему Джекоб.

Хотя в принципе Николай был прав. Большинство колдовских предметов исполняли только личные желания. Молодость, красота, любовь до гроба… Джекоб знал в Каледонии женщину, у которой был необыкновенно долгий роман с Овчаркой. Она и притащила его в Левонию.

Хватит, Джекоб.

Царь отвернул медвежью морду в сторону. Дыхание зверя, пусть даже одетого, зловонно.

– Я хочу поручить вам поиски одного колокола… – (Слуга протянул Иванушке горсть листьев, и Джекоб почувствовал запах мяты.) – Его звук возвращает к жизни мертвецов. Вы, конечно, знаете о таком? Кому искать его, как не охотнику, побывавшему в царстве смерти?

Ни о чем подобном Джекоб никогда не слышал, однако признаваться в этом царю не собирался.

– Разумеется, – кивнул он. – Колокол висит в одном храме в предгорьях Ямантау. Но колдовство действует, только если намочить его язык соленой водой. Эта штука посвящена морскому царю.

Он почти сам себе поверил. Неплохо, Джекоб. Остается надеяться, что медведь не распознает ложь по запаху, как о нем говорят. Его хозяин, во всяком случае, был впечатлен.

– Мне неизвестны такие подробности, – сказал он. – Когда планируете отправиться в путь? Я дам вам самого быстрого из своих коней.

Все оказалось проще, чем предполагал Бесшабашный.

– В горах Ямантау с лошадьми тяжело. Куда уместнее был бы один из ковров-самолетов вашего величества.

Профессиональный плут! В конце концов, он лгал в печи лотарингской деткоежки и в гробу одного каталонского вампира.

Николай III наморщил лоб. Капли пота блестели, как жемчужины, на его янтарном лбу.

– Не знаю, право. Это чужеземное колдовство… Вы уверены? Может, лучше все-таки лошадь?

Чужеземное колдовство. Типичные для Зазеркалья страхи. Но даже если ковры сделали фарсы, пуштуны или альмохады, их магия не коварнее варяжской.

– Не беспокойтесь, – ответил Джекоб. – Я собираю сокровища по всему миру, это моя профессия. Хотя, быть может, мне потребуется некоторое время, чтобы во всем разобраться.

– Как хотите. – Николай взял бокал, который принес ему слуга. – Мне даже легче будет расстаться с ковром, чем с лошадью.

Второй бокал предназначался для Джекоба. В нем оказалось приправленное травами вино. В жаркой парной холодная вода была бы уместнее.

– Простите за вопрос, ваше величество, но кого вы хотите воскресить?

Пустой бокал вдребезги разлетелся о стену. Слуги тут же бросились убирать осколки. В Варягии верили, что разбитое стекло прогоняет призраков прошлого.

– Сына, – ответил царь. – Максима.

– Как давно он умер?

– Триста дней и пять часов с минутами тому назад. Привезите колокол, и я вас озолочу. – Царь поднялся с подушек, давая тем самым понять, что аудиенция окончена.

– Я добуду вам колокол.

На этот раз ложь далась Джекобу тяжело. Она сделала царя Варягии его врагом, и это было гораздо обиднее, чем в случае с императрицей Аустрийской или кронпринцем Лотарингским.

Слуга плеснул на каменку розовой воды. Густой пар повис над полом белыми облачками.

– Будь по-вашему, – вздохнул царь. – Я пришлю вам ковер. Надеюсь, Молотов знает, какой именно?

– Да, но это самый дорогой экспонат вашей коллекции.

Чтобы оживить ковер-самолет, ткачи должны были десять дней топтаться по нему босыми ногами. Так рассказывал Роберт Данбар: «Но главное – это искусство. Каждый, кто стал мастером своего дела, уже маг». Халат, который предоставил Джекобу царь, являл собой настоящий шедевр: диковинные птицы на его полах раскинули огненные крылья по золотому фону. Можно ли назвать волшебником автора этого узора? И главное, сделало ли его мастерство кого-нибудь счастливее?

Николай махнул медведю в сторону двери:

– Я пришлю вам ковер завтра. Вы все еще живете у Барятинского?

Джекоб вздохнул. Как все просто!

– До свидания, господин Бесшабашный, – сказал царь по-варяжски, протягивая гостю руку. – И благодарю за честь, как у нас говорят.

С этими словами Николай III последовал за своим медведем. Слуга вытер Джекоба полотенцем и проводил в предбанник одеваться.

– Сколько лет было царевичу, когда он умер? – спросил его Джекоб.

– Седьмой годок, барин, – отвечал слуга. – Скончался в тифозной лихорадке.

На душе стало совсем скверно. Джекоб поклялся себе во что бы то ни стало раздобыть злополучный колокол. Они сделают это вдвоем с Лисой, как когда-то в старые времена. Без фей и эльфов – только они и потерянные сокровища мира.

Однако стоило Джекобу потянуться за рубашкой, как на пол упала картонная карточка.

В самое сердце.

Надежды на аванс оправдались. Попросив шофера остановиться возле дворцовых ворот, Джекоб вместе с серебряным рублем сунул в шапку мальчика-попрошайки мятую карточку.

– Закопай возле речки, будь добр. Но тысяча проклятий на твою голову, если выбросишь.

Ревность от этого не утихла, однако на душе заметно полегчало.

Теперь держи ухо востро, Неррон. Шестнадцатая едва переставляет ноги и постоянно соскребает с них кору. Ее братец тоже то и дело пускает корни и обрезает их собственными ногтями. И с каждым днем все хуже: пробивающийся сквозь туман влажный свет и тени в листве. Колдовство Феи проняло стекляшек, теперь это очевидно. Остается рассчитывать только на себя. А как быть с мечтами о сокровищах потерянных городов и путешествии в другой мир? Черт тебя подери, Неррон! Похоже, ты забыл мозги в седельной сумке.

Заслышав движение в дубовой кроне над головой, гоил поначалу ничего не заподозрил. Это все ветер и дождь, который тянется за Феей, словно мокрый шлейф. Но потом раздался пронзительный свист – и с дерева упало что-то похожее на ощипанную птицу.

Старые легенды предупреждали: здешние леса так и кишат ими. Соловьи-разбойники промышляли бандами и превращались в стаи птиц, когда их настигали. Один охотник за сокровищами как-то показывал Неррону флейту, звуки которой имитировали разбойничий свист: некие ловкачи с ее помощью якобы обчищали целые деревни. Неррон не поверил и назвал того охотника лжецом. И вот теперь их с Уиллом окружили герои этих легенд. Хотя походили они скорее на нищих. Грязные и оборванные, они одним только запахом за милю, должно быть, выдавали свое присутствие.

У одного не хватало уха, у другого глаза. И перья не росли из их тел, а были кое-как воткнуты в лохмотья. И не только соловьиные, но и зябличьи, и вороньи. Бездельники умудрились даже ощипать не тех птиц!

Их было двенадцать. В день Кровавой Свадьбы Уилл убил гораздо больше, но тогда он носил нефритовую кожу. Вдвоем они зарубили троих, прежде чем банда успела спрыгнуть с дерева. Неррон крикнул Шестнадцатую и Семнадцатого, когда почувствовал, как вокруг его шеи затягивается петля. Негодники хотели заставить его болтать ногами в воздухе! Они едва не сломали ему шею и вздернули-таки, но не раньше, чем хрустнула еще пара носов. Щенок отрубил кому-то руку, однако потом и сам уже повис рядом с гоилом. Извивался он, как рыба на крючке, – каменная кожа защищала от веревок гораздо лучше. Вскоре Щенок обмяк и начал задыхаться.

• Предыдущая
• 52/77
• Следующая