Золотая пряжа - Функе Корнелия - Страница 2

• Предыдущая
• 2/77
• Следующая

– Даже если генералы вашего величества не считают милитаристские потуги гоилов достойными внимания, Альбион, смею заверить, разделяет мою обеспокоенность, – продолжал Джон. – Именно поэтому парламент и поручил мне представить вашему величеству кое-что из моих последних изобретений.

На самом деле повеление исходило от Уилфреда Альбийского. Упоминание парламента было лишь данью уважения демократическим традициям, которыми так гордился Альбион, нисколько не смущаясь тем, что на деле власть в стране по-прежнему оставалась в руках короля и высшего дворянства. Совсем как в Лотарингии, где народ, правда, был настроен куда менее романтически, отчего мятежи вспыхивали в столице один за другим.

Луи снова зевнул. Если верить слухам, кронпринц дурак не только с виду. Глуп, капризен и проявляет такую склонность к жестокости, что это пугает даже его отца. А ведь Шарль Лотарингский стареет, хотя и красит волосы в черный цвет и вообще следит за внешностью.

Джон кивнул гвардейцу, сопровождавшему его от самого Альбиона по личному приказу Моржа, – это прозвище Уилфреда I казалось Джону таким метким, что он опасался ненароком употребить его в беседе со своим венценосным патроном.

Уилфред Альбийский настоял на этой поездке, невзирая на общеизвестное отвращение Джона Бесшабашного к морским путешествиям. Вероятно, Морж полагал, будто в устах известного инженера предложение союза прозвучит более убедительно.

Чертежи, которые гвардеец как раз передавал своему адъютанту, Джон Бесшабашный изготовил специально для этой аудиенции. В случае успеха миссии их оставалось дополнить лишь несколькими необходимыми деталями.

Инженеры Горбуна, конечно же, ничего не заподозрят. Им ли тягаться с техническими возможностями его мира…

– Я назвал их танками. – Джон с трудом удержался от улыбки, видя, с какими лицами склонились над его бумагами лотарингские коллеги. – Против них бессильна даже кавалерия гоилов.

В другой папке Джон представил проект ракеты со взрывающейся боеголовкой. Он даже почувствовал нечто вроде угрызений совести, когда лотарингские инженеры развернули бумаги.

Но в конце концов, он подарил Зазеркалью и немало других изобретений, в том числе и своих собственных, которые сделали здешних обитателей сильнее и здоровее. Кроме того, Джон занимался благотворительностью. Он жертвовал в альбийский сиротский дом и общество защиты прав женщин, словно хотел таким образом загладить свою вину перед Розамундой и сыновьями.

– Но кто будет поставлять нам эти вентили?

Брошенная через зал фраза вернула Бесшабашного к действительности, в мир, где у него не было никаких сыновей, а супруга, дочь левонского дипломата, была пятнадцатью годами моложе его.

– Если их будет поставлять Альбион, – подхватил король мысль одного из своих инженеров, – думаю, остальное мы потянем. Или мне придется отправить своих людей в университеты Лондры и Пендрагона, чтобы подучились?

Инженер изменился в лице, а советник Горбуна смерил Джона холодным взглядом. Каждый в этом зале понимал, что означает ответ короля: отныне союз Альбиона и Лотарингии – дело решенное. Исторический момент. Две нации, которым на протяжении столетий не нужно было искать предлога, чтобы развязать друг против друга войну, объединились против общего врага. Старо как мир.

Теперь Джону оставалось лишь уведомить короля и парламент об успехе дипломатической миссии. Депешу Бесшабашный решил написать в замковом саду, хотя там не так-то просто было отыскать скамейку, вблизи которой не просматривалось никаких статуй. С некоторых пор при виде каменных изваяний Джону Бесшабашному становилось не по себе – сказывался опыт гоильского плена.

Пока Бесшабашный составлял послание, призванное потрясти основы зазеркального мира, его вооруженный охранник развлекался тем, что наблюдал за дамами, прогуливавшимися вдоль фигурно подстриженных кустов. Слухи о том, что Горбун задался целью собрать при своем дворе самых красивых женщин королевства, судя по всему, не были преувеличением. Супруг из Шарля Лотарингского никудышный, и эта мысль утешала Джона. Ведь, в отличие от короля, Бесшабашный не изменял своей Розамунде, по крайней мере пока в его руки не попало волшебное зеркало. А что до его проделок в Шванштайне, Виенне и Бленхайме, то еще неизвестно, как их оценивать с точки зрения морали его мира. Имело ли здесь место нарушение супружеской верности? Джон вздохнул: да, имело.

Не успел он поставить под депешей свою подпись – собственноручно модернизированным пером, поскольку ему надоело ходить с перепачканными в чернилах пальцами, – как на белой гравийной дорожке появился человек. Бесшабашный заприметил его еще в тронном зале, где он стоял рядом с кронпринцем. Нежданный визитер казался не выше рослого карлика и носил старомодного покроя сюртук. Мужчина остановился перед Джоном и поправил съехавшие на кончик носа очки, сквозь толстые стекла которых его глаза казались огромными, как у насекомого. Расширенные зрачки, черные и блестящие, как у жука, усиливали это сходство.

– Месье Брюнель? – Незнакомец отвесил поклон, по его лицу пробежала улыбка. – Позвольте представиться: Арсен Лелу, наставник его высочества кронпринца. Могу ли я, – тут мужчина прокашлялся, словно то, с чем он сюда пришел, застряло у него в горле, – обратиться к вам с просьбой?

– Разумеется. А в чем дело?

В первый момент Бесшабашный подумал, что Лелу требуется помощь в разъяснении кронпринцу каких-нибудь технических новинок. Нелегко быть наставником будущего короля в столь стремительно меняющемся мире. Однако просьба Арсена Лелу не имела никакого отношения в новой магии – так называли достижения науки и техники по эту сторону зеркала.

– Вот уже несколько месяцев люди моего венценосного ученика заняты поисками одной особы, состоящей также и на службе альбийского королевского дома. Не могли бы вы при случае обратиться к его величеству от имени его высочества с просьбой посодействовать ее поимке?

Джон Бесшабашный невольно посочувствовал упомянутой особе. Он был достаточно наслышан о том, как Луи Лотарингский обращается со своими врагами. Тем не менее Джон решил, что проявить отзывчивость в любом случае будет нелишним.

– Разумеется, – повторил он. – Могу я узнать имя?

– Бесшабашный, – ответил Лелу. – Джекоб Бесшабашный. Печально известный охотник за сокровищами. Помимо всего прочего, частенько выполнял поручения низложенной императрицы Аустрии.

Рука, протягивавшая гвардейцу подписанную депешу, задрожала, и это не ускользнуло от внимания Арсена Лелу. Джон выругался про себя, негодуя на то, как легко реакция тела выдала его чувства.

– Последствия морских странствий, – объяснил он наставнику. – Огни святого Эльма, видели? Ничего нет ужасней. Пять лет прошло, а все никак не уймется.

Оставалось радоваться, что он вовремя сменил черты лица. Новая внешность Джона даже отдаленно не намекала на родство с Джекобом Бесшабашным.

– Передайте его высочеству, что он может прекратить поиски, – проговорил Джон. – По моим сведениям, Джекоб Бесшабашный погиб при нападении гоилов на альбийский флот.

Джон был рад, что ему удалось сохранить внешнюю невозмутимость. Во всяком случае, по его голосу Арсен Лелу вряд ли заподозрил, что когда-то это известие на несколько дней выбило Бесшабашного из рабочего графика. Он хорошо помнил, как все было. Хлынувшие из его глаз слезы насквозь промочили газету. Джон сначала даже не поверил, что это он разрыдался.

Старший сын… Разумеется, Джон предполагал, что когда-нибудь Джекоб отыщет дорогу в Зазеркалье. Потом он читал в газетах о его подвигах. Тем не менее неожиданная встреча в Голдсмуте обернулась для него настоящим потрясением, хотя новое лицо и на этот раз спасло его, позволив скрыть переполнявшие Джона чувства – внезапный ужас и любовь. Да, любовь. Джон и сам удивился тому, что она не угасла.

Для него не было неожиданностью, что Джекоб последовал за ним. В конце концов, записку со словами, указывающими дорогу, он сам почти преднамеренно «забыл» в книжке. В одном из трудов по химии, который оставил Розамунде в наследство один из ее знаменитых предков. Джон находил забавным, что его старший сын посвятил себя сохранению исторического прошлого этой земли, в то время как сам он указывал ей путь в будущее. Что касается характера, здесь Джекоб скорее пошел в мать. Розамунда всегда подолгу цеплялась за старые вещи и неохотно меняла их на новые.

• Предыдущая
• 2/77
• Следующая