Мы с королевой - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 16

• Предыдущая
• 16/51
• Следующая

Но худшее было впереди. Кто-то невидимый перевел рычаг громкости, и радио еще сильнее заревело «И мир весь в руце Божией», а сквозь этот рев и пронзительный скрежет помех пробивалось еще что-то вроде телефонного разговора на сербохорватском.

Чарльза всегда занимало, сумел бы он выдержать пытку или нет. Теперь представился случай выяснить. Еще пять минут в этом звуковом аду, и он расколется и будет готов сдать властям кого угодно, хоть собственных сыновей. Он попытался применить на практике постулат «разум выше материи» и стал мысленно перебирать английских королей и королев, начиная с восемьсот второго года: Эгберт, Этельвульф, Этельбальд, Этельберт, Этельред, Альфред Великий, Эдуард Старший, Ательстан, Эдмунд I, Эдред, Эдви, Эдгар, Эдуард II Мученик, — но на саксонцах и датчанах сдался, не сумев вспомнить, один ли правил в тысяча тридцать седьмом году Гарольд Заячья Нога или вместе с Хардиканутом. Добравшись до династии Плантагенетов — до Эдуарда I Длинноногого, — он задремал, продолжая размышлять, какого точно роста был Длинноногий. Но его разбудили «Брильянты навсегда» в исполнении Ширли Басси[23], и он продолжил инвентаризацию. Саксен-Кобург-Готская династия — Эдуард VII, затем быстренько пробежал Виндзорскую династию: Георг V, Эдуард VIII; Георг VI, Елизавета II — дальше шла пустота. Когда-нибудь в будущем, после смерти матери, настал бы его черед — и он оказался бы узником совсем иной тюрьмы.

А тем временем Ли Крисмас, позабывший все унижения, спал, крепко обхватив тощими руками плечи, подтянув колени к впалому животу. Его «реношка» мчалась по шоссе, свеженькая, блестящая, рядом с ним сидела девушка, а рука Ли покоилась на злосчастной пупочке, готовясь переключить передачу.

Королева лежала без сна и с беспокойством думала о сыне. Однажды она случайно посмотрела по второму каналу Би-би-си снятый в Бристоле документальный фильм о природе хулиганства (она-то думала, что покажут картину о диких зверях). Знаменитый врач подчеркивал связь между недостатком материнского внимания и любви в детстве и склонностью к насилию. Не потому ли Чарльз затеял на улице драку? Не ее ли в том вина? Ей ведь никогда не хотелось отправляться в эти бесконечные поездки по всему свету и оставлять Чарльза дома, но она в то время верила своим советникам, а те твердили ей, что без ее поддержки британский экспорт развалится. И что же? Он все равно развалился, с горечью думала она. Так что она могла прекрасным образом оставаться дома с собаками и по часу-два в день проводить с сыном.

И еще одно не давало королеве уснуть: деньги у нее были на исходе. Правда, вот-вот должны вроде бы прийти из Отдела социального обеспечения и принести сколько-нибудь, но пока никто не появился. Как же прикажете ей завтра утром добираться в суд? Нет ведь ни машины, ни денег на такси.

Обследовав карманы мужниных брюк и не найдя ни пенса, она пошла по родственникам просить взаймы десять фунтов. Но королева-мать не могла найти своего кошелька. Принцесса Маргарита притворилась, что ее нет дома, хотя королева четко видела ее силуэт за матовым стеклом входной двери; а Диана, очевидно, растратила пособие, выплаченное им на переезд, купив краску и видеомагнитофон.

Королева не могла взять в толк, куда ушли деньги. Как же другим-то хватает? Она включила ночник и, вооружившись бумагой и карандашом, попыталась подсчитать расходы за время житья в переулке Ад. Когда она записала: «М-р Спигги — 50 фунтов», свет погас. Нужно бы опустить монетку в электросчетчик, но опустить было нечего, и королева смирилась с темнотой.

Она услышала голос Крофи: «Ну же, Лилибет, шевелись, надевай шляпу, пальто и перчатки, мы едем кататься на метро».

Однажды они с Маргаритой и Крофи проехали от Пиккадилли-Серкус до Тотнэм-корт-роуд, сделав на Лестер-сквер пересадку. Какое было захватывающее ощущение, когда в вагоне несколько раз гас свет! Она потом говорила родителям, что это была самая увлекательная часть экскурсии, но родители почему-то не разделили ее восторгов. Для них тьма таила в себе опасность, и Крофи впредь строго-настрого запретили выводить юных принцесс в настоящий мир, полный отнюдь не самых прекрасных людей, к тому же неприглядно одетых и говорящих на своем особом языке.

Королева глядела на сына, стоящего за барьером, который отделяет подсудимых от судей и публики, и вспоминала далекие времена, когда тоже видела его за решеткой. Он тогда играл в манеже, в детском крыле Букингемского дворца.

Сидя рядом с королевой, Диана комкала в руке мокрый платочек. Глаза и нос у нее покраснели. Как же это она забыла попросить адвоката съездить к Чарльзу в полицейский участок? Каким образом такая важная вещь могла выскользнуть у нее из памяти? Она, и только она виновата, что интересы Чарльза представляет назначенный судом адвокат Оливер Мередит Лебатт, рыжий, обтерханный, с пожелтевшими от никотина пальцами и вдобавок заика. Королеве он сразу не понравился. Чарльз помахал рукой и улыбнулся жене и матери, сидевшим на балконе, за что тут же получил замечание от Тони Ригглсуорта, председателя суда и профсоюзного активиста.

— Здесь вам не карнавал, мистер Тек.

Королева насторожилась. «Тек»? Почему вдруг Чарльз взял девичью фамилию своей прабабки? Слава Богу, Филип не пожелал встать с постели и поехать в суд. Очень возможно, что эта новость сразила бы его наповал.

Диана улыбалась мужу, он выглядел потрясающе. Двухдневная щетина придавала ему бесподобно небрежный вид завзятого уличного драчуна. Она подмигнула мужу, а он ей, получив за это очередное замечание от Тони Ригглсуорта:

— Мистер Тек, вы ведь не комик Роуан Аткинсон, так что будьте любезны не фиглярничать.

По залу пробежал подобострастный смешок, не затронувший, однако, места для прессы, ибо представители прессы отсутствовали. Улицы вокруг здания суда были закрыты для прохода и проезда, а главное — для журналистов.

В зале вдруг возник шум: из камеры ниже этажом поднялась Беверли Тредголд и стала рядом с Чарльзом. Она была прикована наручниками к охраннице. Чарльз обернулся и пододвинул Беверли стул. Тони Ригглсуорт в ярости бухнул по столу кулаком и заорал:

— Вы не на распродаже мебели, Тек! Извольте встать, миссис Тредголд!

Чарльз помог Беверли подняться. Их руки соприкоснулись, и Диану кольнула ревность. А Беверли и вправду выглядела бесподобно: пышнотелая, особенно женственная в своем вязаном костюме. Диана решила прибавить в весе хотя бы стоун[24].

Ввели еще одну обвиняемую — Вайолет Тоби, бледную и без косметики сильно постаревшую. Тони Тредголд и Уилф Тоби лишь кивнули женам, из страха перед Тони Ригглсуортом не решаясь на более откровенное выражение теплых чувств.

Началось слушание дела. Обвинитель Сьюзан Белл, один вид которой наводил тоску — типичная отличница, — изложила суду факты. Королева, своими глазами наблюдавшая события, столь эффектно описываемые обвинителем, пришла в ужас. Ведь на самом деле все происходило совсем не так. Вызвали констебля Лэдлоу, и он принялся рассказывать небылицы, будто бы он подвергся зверскому нападению со стороны Чарльза, Беверли и Вайолет.

Нет, объяснить, чем было вызвано это нападение, он не может, но не исключает, что тут сказалось пагубное воздействие телевидения. Инспектор Холиленд подтвердил версию Лэдлоу, назвав происшедшее "разгулом насилия под предводительством этого самого Тека, который громко кричал: «Убить свинью!»

— А имелась ли в непосредственной близости свинья, — прервал его Тони Ригглсуорт, — четвероногая свинья?

— Нет, сэр, я полагаю, клич Тека «Убить свинью!» означал, что он подстрекает своих сообщников умертвить констебля Лэдлоу.

— Чушь, — сказала на весь зал королева.

Ригглсуорт немедленно накинулся на нее:

— Сударыня, это вам не какая-нибудь новомодная театральная студия. Здесь участие аудитории не поощряется.

• Предыдущая
• 16/51
• Следующая