Русская Арктика 2050 (сборник) - Дивов Олег Игоревич - Страница 48

• Предыдущая
• 48/73
• Следующая

На следующий день большинство стран третьего мира, почуяв, куда дует ветер, выступили с осуждением агрессии против России.

За последние три года у меня лично, да и вообще на Севморпути, многое изменилось.

Во-первых, я прошел реабиталицию, компенсацию и все такое в клинике генетических фокусов академика Елисеева. У меня нет больше жировой прослойки толщиной в пять сантиметров, гликопротеинов-антифризов и белков-шаперонов, и с экспрессией генов все нормально, как у любого мужика с улицы. То есть я теперь человек. Внешне точно. Хотя иногда еще чувствую свое родство с забортной тварью, мишками, тюлешками и так далее. Но я не совсем уверен, что копия искина ушла от меня, как он пообещал, когда мы завершили работу над транскрипционными активаторами для леммингов.

Я снова старпом на том же старом добром «Пермякове». А дома меня ждет Варя, ну помните, буфетчица с т/х «Вяткалес». Кстати, это у нее был первый рейс после побега из дома: профессорской дочке надоела благополучная питерская жизнь, где всех-то неприятностей – это малое количество лайков под твоей гламурной фоточкой в Сети. Благодаря мне этот рейс оказался у Вари последним, в смысле, нынче она выходит в море только на нашей яхте, где я уже не старпом, а целый капитан.

Похолодание или потепление, но теперь даже пожилое изделие вроде нашего теплохода спокойно проходит любое стеснение льдов, хоть в проливе Лаптева, хоть в Югорском Шаре. Атомные ледоколы с трансформирующимся носом типа «ножницы» режут ледовый слой как бумажку. А на берегу высятся опоры надповерхностной дороги из углеродных нанотрубок – по ней, как заметно с моря, проскакивают искорки поездов. Каждая опора, словно стебель огромного цветка, завершается сверкающим бутоном – это преобразователи энергии ветра и солнца в энергию движения транспортных средств. Благодаря оживленному курсированию людей и грузов по всему Севморпути взошли, как грибы – они и в самом деле похожи на боровичков своими куполами из диамантоидной пленки, – полярные города.

Так что у нас с Варей и сынком Митей дом в некогда заносимом буранами Певеке, где в наше время и зимой можно заниматься джоггингом, глядя на спокойно проникающее сквозь прозрачный купол северное сияние и вдыхая аромат цветущей сирени. А можно и не джоггингом; Митеньке хоть и два с небольшим годика, но он большой любитель решать задачки из области высшей математики. Приходится как-то ему соответствовать. И в кого он только такой способный?

Небо здесь было огромное и плоское, и море тоже огромное и плоское, параллельное небу. Казалось невероятным, что где-то далеко они все же сходятся в одну линию.

«Как будто сидишь в гребаной коробке для завтраков», – сказал Сандерс, сплевывая за борт.

Земля, впрочем, здесь тоже была плоская, словно бы выглаженная нескончаемыми ледяными ветрами. Норман Вольски сидел на носу катера, правя прямо на торчащие из серо-зеленого моря пологие мрачные холмы, совершенно голые, если не считать белых ледяных языков, сползающих в волны. Если верить картам, это были берега острова с неудобопроизносимым названием Комсомолец, самого северного в архипелаге Северная Земля. Стоял август, и льда в воде почти не было. А ведь, если верить документам, лет сто назад льды здесь вовсе не таяли, и не было даже прибоя…

Сандерс, натянув на лоб шерстяную вязаную шапочку, сидел на корме и грыз спичку – он их все время грыз, наверно, не так давно курить бросил. Смотрел, прищурившись, на скалы впереди и молчал. «Какой из него вулканолог, – подумал Вольски с досадой. – Да у него на лице большими буквами написано, что он майор US Marines! Впрочем, по документам он вулканолог, на «Моргенштерне» числится как вулканолог, а солдафонскую физиономию к документам не пристегнешь».

Вольски нервничал, и чем ближе были берега Комсомольца – тем сильнее. Он-то как раз был настоящим специалистом, гидрографом, соблазнившимся хорошими деньгами от военных. Когда он подписывался на эту авантюру в Сиэтле, перспектива прогуляться в Арктику за чужой счет и «просто понаблюдать» казалась ему весьма привлекательной. Теперь же он трясся от одной мысли о том, что их могут обнаружить русские, ибо на Комсомолец ни Вольски, ни Сандерса никто не звал. Сами пришли.

Третий член группы – парнишка по прозвищу Оз, электронщик, – сидел на дне в обнимку со своим хозяйством, непромокаемыми кейсами с оборудованием. Он застегнул пуховик под самый подбородок, надвинул капюшон, но, судя по мрачному виду, все равно мерз. И трясся от страха ничуть не меньше, чем Вольски.

Вообще-то, Оза звали Вуди Перкинсом, но, судя по глазам, он убил бы любого, кто назвал бы его так вслух – и Вольски его понимал. Не приведи господь иметь такое имечко. Здорово, должно быть, парня дразнили в школе… «Лучше зовите меня Оз, – сказал электронщик, когда группа знакомилась. – Это мой сетевой ник, я привык к нему больше». Впрочем, Сандерс все равно обращался к нему не иначе как «сынок».

– Что, страшно? – рыкнул позади Сандерс. – Не тряситесь так, катер опрокинете. Вольски, скоро эта трещотка замолчит? А то нас на полюсе слышно!

Голос у него был зычный, в самый раз, чтоб командовать на плацу.

– Судя по приборам, должна вот-вот заглохнуть, – крикнул гидрограф, стараясь перекрыть грохот мотора. На самом деле ему не очень хотелось, чтобы катер заглох именно сейчас – до каменных берегов еще плыть и плыть. Но количество горючего в баке было рассчитано точно – чтобы не хватило до земли… И впрямь, спустя минут пять мотор чихнул раз, другой – и умолк.

На Нормана обрушилась тишина – особая, арктическая тишина, сотканная из тяжелого всплеска волн, посвиста ветра и шороха снежинок, которыми то и дело принимались сыпать высокие облака.

– Дальше пойдем на веслах, – велел Сандерс. – Сынок, приготовь свою первую машинку. Держи наготове…

– Я знаю, – буркнул Оз, подтягивая ближе один из кейсов.

Весел было всего две пары, поэтому Вольски и Оз гребли по очереди. Сандерс не сменялся – махал и махал легкими серыми веслами, точно заведенный. Откуда только у него силы берутся? Зато электронщик согрелся и даже капюшон снял, обнажив торчащий из-под шапочки жидкий «хвостик».

Наконец, когда бурые скалы впереди выросли вдвое, Оз бросил весла и потянулся к кейсу.

– Вольски, чего сидишь, как гребаная принцесса, – работай! Ночевать тут собрался?

Вольски подхватил весла. Выпад морпеха он проигнорировал, хотя перспектива ночевать в море при длящемся и длящемся полярном дне представлялась ему весьма сомнительной. Но он все равно время от времени оборачивался поглядеть, чем заняты его спутники. Сандерс, понятное дело, греб, пожевывая спичку. А Оз чего-то ждал, сверяясь с планшетом. Потом аккуратно открыл кейс и извлек оттуда рыбку… Нет, не рыбку. Робота величиной с некрупную сельдь – и очень на нее похожего, за исключением точек датчиков на «голове» и явственно пластиковых плавников. Вместо чешуи «рыба» была покрыта розоватым нанорганическим слоем – чтобы не отсвечивала на радарах.

Оз осторожно поковырялся в «жабрах», что-то переключил, что-то протестировал – «рыба» весьма натурально растопырила плавники и заизвивалась, ну точно только что пойманная. Тогда электронщик без церемоний (но и без лишнего плеска) пустил ее в море, а сам сосредоточенно уставился в планшет.

Минут через десять Вольски начал злиться. Ему что теперь, в одиночку до самого берега грести? Он, конечно, не столь ценный специалист, как Оз, но все равно – где справедливость?

– Идет? – спросил Сандерс электронщика с деланым равнодушием.

– Идет…

– Есть что-то?

Электронщик покачал головой. Да где ж ему оценить, есть или нет – он и дна морского небось в жизни никогда не видел… Сандерс, видимо, сообразил, в чем дело, потому что буркнул недовольно:

– Вольски, глянь. А ты, сынок, возьми у него весла.

Оз принял их с видимой неохотой. Норман уставился в планшет. «Рыба» давала сразу несколько изображений: визуальное, через камеры, эхолокационное, графическое – ползущие параллельно графики перепада температуры, солености, доли растворенных в воде газов… Рельеф дна здесь был неровный, то возвышенности, то впадины, то каменистые россыпи, то темные островки водорослей – на вид бурых, вроде морской капусты. Очень непохоже на дно южных морей, где привык работать Вольски – но, насколько он знал, лет пятьдесят назад здесь не росли даже эти чахлые водоросли, настолько холодным и вечно заледеневшим было море. И никаких следов человеческого присутствия. Вообще.

• Предыдущая
• 48/73
• Следующая