Русская Арктика 2050 (сборник) - Дивов Олег Игоревич - Страница 16
- Предыдущая
- 16/73
- Следующая
Хотя нет, на самом деле напряжение вызывало не чувство опасности, а томительный вопрос: «Рискнет ли Жрущий нанести удар?»
Берецкий не боялся схватки, он мечтал о ней.
И боялся, что бой не состоится.
Несмотря на продемонстрированную напарнику уверенность, ликтор оценивал шанс поймать преступника как невысокий. Людоед знал, что доказательств у Тумана нет, что он может предъявить русским только подозрения, которые те, разумеется, не станут досконально проверять. Другими словами, людоеду достаточно было просто подождать, спокойно перейти границу в Белозерске, получить документы Народной республики и раствориться в бескрайних просторах, но имелся один нюанс: информация о расследовании обязательно появится в личном деле нового гражданина Русской Арктики. Уроду на это плевать – он покинет Белозерск через пару дней и вряд ли вернется. Бобрыкину, возможно, тоже все равно – из Карелии он может отправиться в любую из девяти республик, забиться в какой-нибудь медвежий угол, где его никто не найдет, и жить так, как захочет. А вот видному инженеру Григорию Самойлову, которому предстоит работать в Петрозаводске и быть все время на виду, такая метка в личном деле совсем не нужна.
Если, конечно, он людоед…
– Извините…
Эффект неожиданности. Берецкий позволил себе задуматься и потерял секунду. Не сразу сообразил, что в тамбуре его ждет враг. Не ожидал его увидеть. Не среагировал… И эта секунда едва не стоила ликтору жизни.
– Извините…
Судя по всему, Самойлов был поклонником черного юмора – одновременно с извинениями он нанес Туману резкий удар ножом, который Берецкий парировал беззащитной кистью в самый последний момент. Рана получилась болезненной, кровавой, но лучше уж рука, чем живот.
Следующий выпад ликтор отразил гораздо удачнее, хоть и все той же многострадальной рукой – вновь не позволил клинку достигнуть тела, – и одновременно, в тот самый миг, когда нож людоеда ушел в сторону, Туман выстрелил в первый раз. Не из основного «караулова», что висел на виду и отвлекал внимание, а из запасного плоского «морала» тридцать второго калибра, искусно спрятанного так, чтобы его можно было без труда выхватить левой. Маленькая пуля пробила Самойлову ногу, и толстый инженер заголосил на удивление тонким голосом. Но не побежал, не отпрянул, навалился тушей, стараясь не допустить второго выстрела, и следующая пуля со звоном щелкнула по полу, выбив сноп искр.
– Сука…
Несколько драгоценных секунд сохранялась патовая ситуация: Григорий не позволяет Туману выстрелить, Туман не позволяет Григорию искромсать себя ножом, но рана Самойлова тяжелее и постепенно дает о себе знать – инженер теряет силы.
– Сука…
Позади скрипит дверь, и Берецкий, верхним чутьем поняв, что ничего хорошего это ему не несет, резко давит на врага, заставляя его опираться на поврежденную ногу, а в результате – пошатнуться. В итоге Самойлов позволяет ликтору сменить положение, и маленький топорик лишь скользит по плечу, а не бьет, как было задумано, по затылку.
– Черт!
– Гриша!
– Убей его!
– Он тебя ранил!
– Убей!
Жена Самойлова не стоит на месте, не теряет времени – она вновь отводит руку назад, готовясь ударить, но ликтор отступает к стене и между ними оказывается инженер.
– Скорее.
– Я стараюсь!
Но Берецкий слишком мал, а Григорий – напротив – слишком велик, и Александра никак не может улучить подходящий для атаки момент.
– Скорее!
«Сейчас!»
Несмотря на выстрел, помощь задерживается, счет идет на секунды, очень скоро на его голову обрушится топорик, и Туман решается на отчаянный шаг: вперед, прямо на нож, позволяя лезвию скользнуть по телу и одновременно – ослабляя давление на руку с пистолетом. Инженер, которому кажется, что нож вошел во врага, издает удивленный смешок, а в следующий миг гремит очередной выстрел.
– Нет!
Берецкий стреляет изогнувшись, неудобно вывернув руку, но у него получается: пуля попадает женщине в пах.
Визг.
– А-а!
Еще один выстрел. К этому моменту раненая Александра успевает осесть на пол, поэтому вторая пуля попадает ей в грудь.
– Сука!
По сравнению с ликтором Самойлов огромен, грозен, крепок, но рана забрала его силы. Обозленный, понявший, что проиграл, он решает умереть, убив врага, но не получается.
– Сука!
Пальцы инженера тянутся к горлу Берецкого, но тот спокойно поднимает вооруженную руку так, что ствол упирается людоеду в подбородок, и усмехается:
– Зверю – зверево.
И ставит точку выстрелом.
Все закончилось.
Это случилось настолько неожиданно, что не укладывалось в голове, – все закончилось! Дикое напряжение последних часов исчезло без следа, инженер, как он и надеялся, оказался Жрущим и расплатился за его грехи. Ирония судьбы: у Самойлова, без сомнения, и своих достаточно, но заплатил инженер за чужие. С другой стороны, как бы там ни было, а Самойлову воздалось по заслугам.
«А для меня все кончилось!»
В глубине души он понимал, что успокаиваться рано, что отныне слово «Осторожность» должно стать его вторым именем, но ничего не мог поделать – чувствовал себя победителем. Потому что он действительно прошел по краю, несколько раз едва не взорвался, едва не выдал себя, но сумел сдержаться, не позволил вырваться клокочущей внутри ярости, обманул всех и теперь имел полное право на маленькую компенсацию.
«Только для того, чтобы успокоиться…»
Утихомирить расшатавшиеся нервы и одновременно насладиться изысканным вкусом сырого человеческого сердца. Не заветрившегося, поскольку хранилось в герметичном контейнере.
«Какой потрясающий аромат…»
Он медленно, наслаждаясь каждым мгновением, каждым действием, отрезал кусочек, не снимая с ножа поднес его ко рту, и…
– Приятного аппетита, – мягко произнес вошедший в купе мужчина.
И включил свет.
Порох замер с раскрытым ртом.
– Тебя не смущает, что это сердце Шамиля? – с улыбкой осведомился Берецкий. – Хотя… Кого я спрашиваю? Конечно, не смущает. Кушай.
Одна рука ликтора серьезно повреждена, перевязана, но во второй, здоровой, он уверенно держит «караулов», неброский, но надежный девятимиллиметровый пистолет, черный глаз которого недружелюбно и многообещающе смотрит на ошарашенного людоеда.
– Но как? – бормочет Порох.
– Помнишь, я попросил тебя закончить дела с Самойловыми, а сам пошел в головной вагон на перевязку?
– Ты был весь в крови.
– По дороге я подбросил сердце в вещи Самойловых… Где ты его потом и нашел. В герметичном контейнере, чтобы оно не потеряло для тебя привлекательности.
– Ты? – Порох до сих пор не может осознать, что его обыграли, и способен лишь на короткие вопросы, почти междометия. Он опустил нож, но в этом жесте не было ни угрозы, ни подготовки к нападению – только растерянность.
– Это я убил Шамиля, – любезно ответил Туман. – И в поезде я охотился не за нашей парочкой, а за тобой, Порох, только за тобой. Я должен был выяснить, людоед ты или нет.
– То есть ты не знал?
– Вы прекрасно устроились в Ярике, поверь – я восхитился. – Берецкий прислонился спиной к стене, поставил ногу на диван и положил вооруженную руку на бедро – теперь она не устанет. А расстояние до сидящего у окна Жрущего и мешающий ему столик, делали невозможным атаку. – Много случайных людей, пассажиров, беженцев – убивай кого хочешь, ешь от пуза, а потом расследуй преступление и назначай виновным кого угодно. – Пауза, угрюмая усмешка. – Представляю, как вы с Шамилем потешались. У вас была не жизнь – сказка.
– Как же мы попали под подозрение?
– Месяц назад вы съели очередного одинокого беженца, а его смерть повесили на комби по имени Крюк. Помнишь?
– Он стал свидетелем, – вздохнул Порох. – Обычно мы не трогаем комби.
– Если он стал свидетелем, нужно было его просто убить и спрятать, – жестко произнес ликтор. – Потому что один из друзей Крюка, человек, которому я обязан, поклялся мне, что комби – не Жрущий. И я поехал в Ярик разбираться.
- Предыдущая
- 16/73
- Следующая
