Николай Крючков. Русский характер - Евграфов Константин Васильевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/41
- Следующая
И выдал класс со всеми водительскими «выкрутасами». С той поры мне уже не задавали вопросов, сам ли я водил машину, снимаясь в фильме, или за меня это делал дублер. Кстати, с тех пор как «Горожане» вышли на экраны, у меня с таксистами один и тот же конфликт: не хотят «со своего» денег брать за проезд.
Николай Афанасьевич, и об этом не раз уже было говорено, никогда не казался в роли – он всегда переживал жизнь своего героя, не отделяя себя от него. Можно сказать, что бытие экранного или сценарного персонажа Крючкова было инобытием самого артиста. И эту метаморфозу он прекрасно объяснил в своих исповедальных словах, в которых выразил верность в любви к своим зрителям:
«Надо очень любить вас, зрителей, чтобы не иметь права на собственное плохое настроение, не думать о травмах и гнать напрочь мысли о том, что так и не успел вызвать врача к больной дочке. Сражаться врукопашную и танцевать, крутить баранку и гнаться за нарушителем границы, петь озорные куплеты и выступать с высокой трибуны, добиваться любви героини и проделывать всевозможные трюки, а в перерывах между всем этим работать, работать и работать, забывая обо всем, кроме одного – лишь бы люди тебе доверяли. Все это можно делать лишь для действительно дорогих, близких и сердцем, и душой тебе людей. И я вас очень люблю!
И еще раз о любви, на этот раз – о вашей к нам. Ненавижу хамство во всех его проявлениях. Но прежде всего в этаком актерском пренебрежительно-томном: «Ах, эти поклонники, ну просто проходу не дают со своими просьбами дать автограф». Не нравится? Смени профессию – и все дела. Не будут тогда у тебя автографы просить, не беспокойся!
Любовь зрителей для нас, артистов, не просто приятность, тешащая самолюбие, – это катализатор всего творческого процесса, разрешенный правилами допинг, придающий небывалые силы, это величайшая ответственность, наконец. Без зрительской любви, сочувствия, понимания, сопереживания артист – ничто, нет его, пусто. Нам надо, чтобы нас любили, и это мы должны заслужить делом. Вот и вся логическая цепочка без сантиментов и закатывания глаз. А любовь счастлива, когда она взаимна. Так что я в данном случае за взаимную любовь».
А о том, что любовь у Крючкова со зрителями была взаимная, без сюсюканья и, уж конечно, без всякого желания понравиться, речь еще впереди. Но, опережая события, сейчас хочется лишь еще раз напомнить о притягательности самой личности артиста. Он никогда не лгал ни в жизни, ни с экрана. Всегда оставался самим собой, был до конца искренним в словах и в поступках, органичным во всем.
В одной из бесед с писателем Павлом Ульяшовым наш прекрасный артист Михаил Ульянов сказал замечательные слова об искренности, под которыми, уверен, Крючков подписался бы не задумываясь. Писатель спросил Михаила Александровича:
– У вас нет никаких сожалений по поводу сыгранных ролей? Наверное, сегодня вы относитесь к тем прошлым своим героям иначе, чем вчера?
– Вы хотите, чтобы я покаялся? – понял вопрос собеседника Ульянов. – Каяться надо, если бы я лгал. А я не лгал. Не лгали и мои товарищи. Не лгали режиссеры и поэты, которые старались понять то время. Я не отрекаюсь ни от нашей истории, ни от своей жизни. Все мое, актера, творчество было искренне посвящено моей стране, народу и тем людям, которые больше других старались приумножить богатства страны. Театр восполняет в нашей жизни недостаток в высшей справедливости, которую жаждет человеческое сердце. Он вершит суд над подлостью, своекорыстием, над злыми делами сильных мира сего, несет людям слово правды. Нет ничего, кроме искусства и литературы, что более правдиво отражало бы свое время, являло его образ следующим поколениям. Никакие притеснения не лишат театр злободневности. Если он не находит произведений актуального звучания в современной драматургии, он обращается к классике, к историческим сюжетам, чтобы, говоря о временах прошедших, сказать о том, что болит сейчас.
Крючкову не было нужды обращаться к временам прошедшим, поэтому мало довелось играть роли исторических персонажей. Но и они не принесли ему творческого удовлетворения. В картине «Салават Юлаев» он сыграл роль Хлопуши, одного из сподвижников Емельяна Пугачева. Сам по себе этот образ необычайно колоритен. Видно, было в этой легендарной личности нечто такое, что поразило в свое время воображение Сергея Есенина. Но – увы!
Как напишет потом сам Николай Афанасьевич, «волей сценариста и режиссера-постановщика мой герой тащил на своих плечах тяжкий крест заранее предопределенной исторической обреченности. Он был ограничен и вдобавок грубо подогнан под задуманную авторами социальную схему. Вырваться из этого прокрустова ложа я не смог. И даже прекрасная музыка Арама Хачатуряна не могла ослабить для меня горечь от понятного каждому актеру чувства уплывшей из рук отличной роли, но не сыгранной так, как хотелось того».
Так что и исторические персонажи не всегда несут в себе откровение, особенно тогда, когда их характер немилосердно ломают в угоду ложной идее. А Крючков не выносил фальшь в своих экранных героях, будь они его современниками или историческими личностями. Зритель видел это и на искренность артиста отвечал искренней любовью к нему.
«За взаимную любовь»!
Феномен артиста
О Николае Крючкове написаны книги и сотни статей, очерков, рецензий, заметок, рассыпанных по журналам, альманахам, газетам и другим периодическим изданиям. Их авторами были не только театральные критики и журналисты, но и простые зрители, которые выражали благодарность Артисту за его игру, делились с ним самым сокровенным, просили совета для решения сложной жизненной ситуации.
Для этой книги были отобраны лишь несколько очерков, принадлежащих перу людей, пытающихся понять, в чем же заключается так называемый феномен Крючкова. Среди них режиссер, ученый, певица, артисты театра и кино. Всех их связывали с Николаем Афанасьевичем самые теплые отношения.
О трагической судьбе режиссера Владимира Скуйбина, ушедшего из жизни в тридцать четыре года, и его фильмах читатель уже знает. Теперь он познакомится с его очерком, которым и открывается эта главка.
Это было пятнадцать лет тому назад. На железнодорожной ветке, которая проходила там, где сейчас находится лужниковский Дворец спорта, стоял воинский эшелон. Его теплушки были разрисованы характерными для Гражданской войны фигурами «Окон РОСТА». Два красноармейца, в буденновских шлемах, в шинелях с широкими петлицами на груди, вели вдоль эшелона седовласого джентльмена с большим фотоаппаратом. Один был артист Театра революции Толмазов, другой был я – студент театрального училища. Как необыкновенно интересно было все, что происходило вокруг нас, – и приборы, и кран, и кинокамера, у которой сидел режиссер в темных очках и повернутым назад козырьком кепи. Это был Сергей Юткевич – постановщик фильма «Свет над Россией».
Мы шли вдоль вагонов, и вот кто-то крикнул:
– Рыбаков! Шпиона поймали!
Я увидел, как из теплушки на землю спрыгнул матрос с огромным маузером в деревянной кобуре на боку. Он быстро пошел нам навстречу, и что-то неуловимо знакомое показалось мне в этой коренастой, крепкой фигуре. Матрос подошел, и я увидел его лицо. Ну конечно, это был он – Николай Крючков! Кумир сретенской детворы. По многу раз мы бегали в кинотеатр «Уран» смотреть своего любимца в фильмах «На границе», «Комсомольск», «Член правительства», «Яков Свердлов», «Свинарка и пастух».
Прошло десять лет, и вновь мне удалось встретиться с Крючковым еще в работе. Это было на «Жестокости».
Еще занимаясь с Павлом Нилиным над сценарием, мы решили, что в роли начальника угрозыска будет сниматься Николай Афанасьевич. Существует разный подход к выбору актера.
Я, молодой режиссер, испытывал естественное волнение на первой репетиции с известным актером, народным артистом, который до моего фильма снялся уже в шестидесяти картинах. Но мы быстро нашли общий язык. Он был собран, спокоен, прекрасно знал текст и серьезно относился к своей работе.
- Предыдущая
- 35/41
- Следующая