Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов - Страница 48

• Предыдущая
• 48/116
• Следующая

Однако художественные ценности дворца, оказавшиеся на какое-то время доступными широким солдатским массам, не вызывали у них большого ажиотажа. После первого «штурма» проснулся кураж, и захотелось еще и еще брать приступом дворцы, замки, крепости и пр. В этом, возможно, выразилось нереализованное ожидание участия в военных действиях. Ведь на стороне большевиков в подавляющем большинстве оказались запасные батальоны, состоявшие из новобранцев, и солдаты гвардейских полков столичного гарнизона, которые именно потому поддержали лозунг «Долой войну!», что им и в столице жилось неплохо. Но несмотря на это продемонстрировать героизм все же хотелось, и после взятия Зимнего начался непрекращающийся солдатский штурм зданий, в подвалах которых рассчитывали найти запасы спиртного.

С 26 октября пошла череда постоянных винных погромов. Такого в России еще не бывало! Каждый день в разных частях города пьяные толпы солдат, рабочих, уголовных элементов и просто любителей побезобразничать вскрывали частные и государственные погреба. 28 октября в «Деле народа» в статье под названием «Обычное» было напечатано: «В городскую думу стали поступать сведения о разгромах винных складов в Петрограде. На Гутуевском острове сама охрана разгромила склад и перепилась. В связи с этим перед комитетом общественной безопасности встал вопрос о принятии мер охраны общественной безопасности населения столицы. Комитет постановил уничтожить все запасы крепких напитков, хранящихся на частных складах, за исключением содержащих менее 1,5% алкоголя. Вопрос о казенных складах, за их малочисленностью, остается пока открытым»[365].

Примечательно, что комитет общественной безопасности, ставший альтернативным большевикам органом власти, открыто провозгласил то, что еще в конце августа начало делать Временное правительство, – уничтожение алкогольных запасов с целью недопущения массовых пьяных беспорядков. Однако в условиях сложившегося двоевластия, социально-политического кризиса и фактического начала гражданской войны выполнить это было не так-то просто. К тому же новое Временное правительство рабочих и крестьян, или Совет народных комиссаров, игнорировало начавшуюся волну пьяных погромов, по-видимому, не желая портить отношения с солдатской массой (пусть и пьяной), предоставляя своим политическим конкурентам самостоятельно решать эту щекотливую проблему.

Волей-неволей тема пьянства возникала в созданном в ноябре народно-революционном суде – экспериментальном предприятии, на котором и судьи, и присутствовавшая публика (все из рабочих) совместно решали судьбу обвиняемых. Деятельность временного народно-революционного суда, образованного рабочими Выборгской стороны, началась 4 ноября 1917 года. Показательно, что первое же рассмотренное на нем дело касалось солдата-милиционера Беляева. Обвинение было сформулировано кратко: «В нетрезвом виде стрелял из винтовки»[366].

В то время как в новоиспеченном народно-революционном суде, в периодической печати, в стенах Городских дум звучали призывы покончить с уличными безобразиями, эта самая улица продолжала жить по собственным законам. Разгромы следовали один за другим, и газеты не всегда поспевали их фиксировать. Причем погромная волна не утихала по мере удаления от Великого Октября. В ноябре происходило все то же самое: «Вчера (7 ноября) был разгромлен винный погреб во дворце бывшей великой княгини Ксении Александровны, помещающийся на офицерской улице. Из находящейся при дворце кладовой унесено много кусков материи»[367]. Еще удивительно, что перепившиеся громилы додумались поживиться и в соседней кладовой, украв дефицитную материю, которую после несложно было продать на каком-нибудь рынке.

Бесполезно было выставлять охрану у винных складов, так как нередко именно охрана инициировала разгром, и в этом случае ни дубовые двери, ни бетонные стены не были препятствием на пути жаждущей «живительной влаги» толпы: «Команда первого центрального склада, помещающаяся за Невской заставой, взломала бетонные стены погребов завода, в которых хранится большое количество пива. Днем в команде идет безудержное повальное пьянство, которое к ночи превращается в дикий разгул. Все увещевания полкового комитета ни к чему не приводят»[368].

Пока солдатские толпы делали свое «мокрое» дело, власти все еще думали, что можно предпринять с запасами спирта. Ситуацию осложнял тот факт, что в отдельных погребах хранились редкие вина, стоимость которых оценивалась в несколько десятков миллионов рублей. Одни предлагали вывезти вина в Кронштадт, другие настаивали на скорейшей продаже их за границу[369].

Современники вспоминали, что появились даже какие-то иностранные фирмы, предлагавшие выкупить винные запасы за 18 миллионов рублей[370]. Однако ни тем, ни другим планам не суждено было сбыться. Время работало против властей, пытавшихся остановить погромную волну. На подходе было самое громкое «пьяное дело».

Знаменитые кадры штурма Зимнего, имеющие мало общего с реальными фактами, уместнее было бы приложить к другим событиям, произошедшим месяц спустя и остававшимся вне поле зрения историков на протяжении многих десятков лет. Несмотря на свое исключительное внимание к хронике Октября, советская историография скромно умалчивала тот выдающийся факт, что Зимний дворец «штурмовался» революционными массами дважды[371].

В ноябре власти с ужасом подсчитывали количество оставшихся на уцелевших складах бутылок со спиртным. В одном сообщении упоминался какой-то таинственный склад (предусмотрительно не называлось его местонахождение), в котором обнаружено 600 тысяч бутылок дорогих вин[372]. Одним из крупнейших винных складов в Петрограде (если не самым крупным) был, несомненно, погреб Зимнего дворца, «наполненный десятками тысяч бутылок всевозможных вин от столовых до самых высоких марок»[373]. Летом-осенью во время эвакуации из него была вывезена в Москву под видом архива незначительная часть наиболее ценных напитков (столетние бутылки коньяка, мадера и венгерские вина). Основное же количество продолжало оставаться там в ноябре 1917 года, хотя еще в начале марта директор Эрмитажа Д.И. Толстой «ходатайствовал об учреждении постоянного военного караула», обращая внимание на «крайне опасную близость царских винных погребов, находившихся под самым зданием Эрмитажа и ни кем не охраняемых». Толстой уже тогда отмечал, что «погреба эти могли служить сильной приманкой для погромщиков и грабителей и стать источником неисчислимых бед»[374].

Спустя восемь месяцев новая власть спохватилась по поводу того самого хранилища. В начале ноября уже предпринимались попытки проникнуть в царский погреб, и занервничавшие власти попытались предотвратить надвигающийся погром, приказав замазать и наглухо забить все окна и двери подвалов, где хранилось вино (довольно бессмысленное предприятие, если учесть, что падкую до выпивки толпу не останавливали даже бетонные стены). Тем не менее распоряжение было выполнено, и это стало для давно «принюхивающихся» к Зимнему погромщиков сигналом к штурму царского погреба.

В 2 часа ночи с 23 на 24 ноября толпа вооруженных солдат и волонтеров ворвалась во дворец и, взломав двери погреба, приступила к его разгрому. Спустя два дня, в воскресенье, когда разгром уже почти прекратился, была восстановлена хронология событий:

Ночь с 23 на 24 ноября. «Толпа солдат все прибывала и прибывала. Хищение вина шло вовсю. Часть его тут же распивалась, часть отдавалась прохожим и скупщикам, появившимся на месте разгрома. Главный торг шел на Миллионной улице. Известие о разгроме дворцовых погребов с утра разнеслось по городу. Ко дворцу стали стекаться солдаты различных частей. Случаем воспользовались и маклаки, скупавшие у солдат вино по дешевым ценам. Бутылка мадеры шла по 5-10 рублей. С утра были приняты меры к прекращению разгрома. Первым делом была сменена охрана, не устоявшая перед соблазном. Но перемена охраны не помогла. Новая стража, сначала разгонявшая пьяных, к концу перепилась сама. Передают, что таким образом, в течение суток, сменилось 5 караулов» [375].

• Предыдущая
• 48/116
• Следующая