Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов - Страница 38

• Предыдущая
• 38/116
• Следующая

В «бой» шли все, каждый принимал, как правило, дармовую чарку – для храбрости и повышения агрессивности. Масштабные беспорядки вспыхнули в далеком от столичных центров и линии фронта Барнауле, где многотысячная толпа взяла штурмом винный склад, а затем целый день громила город. На подавление беспорядков были брошены воинские подразделения, в результате погибло 112 человек[276].

Громили всех, чья фамилия вызывала сомнения в «русском» происхождении. Хозяевам же винных заведений доставалось вне зависимости от национальной принадлежности, бить или не бить решали в зависимости от того, дает ли владелец винной лавки спиртное взаймы (деньги уже были пропиты) или нет.

И большое количество жертв среди мирного населения объясняется пьяным «угаром», алкогольным «бесстрашием»: вконец опьяневшие русские мастеровые и крестьяне лезли грудью на солдатские штыки. Их, пьяных, били нагайками и прикладами, топтали конями и поливали – порой на морозе – из пожарных шлангов, но все было тщетно: трезвела толпа очень медленно, а похмельный синдром как внутренняя побудительная сила оказывался сильнее, чем страх перед нагайками. 1915 год ознаменовался пьяными погромами в Москве, связанными с разгромами немецких фирм: «Имущество разбиваемых магазинов и контор уничтожалось без расхищения, но к вечеру и настроение толпы и состав ее значительно изменились, начался грабеж, в котором немалое участие приняли женщины и подростки; во многих случаях ограбленные помещения поджигались». Разгром «водочной фабрики Шустера и винных погребов еще более озверил толпу, которая начала уже врываться в частные квартиры, разыскивая немцев и уничтожая их имущество. Поджоги, грабежи, буйства продолжались всю ночь с 28 на 29 мая, и только утром этого дня был прекращен совместными усилиями полиции и войск, с применением оружия, так как в некоторых местах толпа проявила попытки строить баррикады»[277].

В штурме винных складов тоже участвовали женщины и подростки, и на их долю спиртного оказалось более чем достаточно. Эти социальные слои оказались самыми агрессивными, в пьяном виде они были готовы уничтожить все, стоявшее у них на пути. Но, судя по имеющимся данным, баррикады возводили и вполне дееспособные мужчины, и, будь у них на руках оружие, дело обернулось бы большой кровью. То, что на подавление «пьяных бунтов» бросали уже не только полицию, но и армейские части, говорит о серьезном разрастании конфликта.

Правительство же упорно гнуло прежнюю линию. Сокращение доходов от продажи спиртных напитков решили компенсировать введением новых налогов и увеличением старых, что, естественно, вызвало рост цен и появление дефицита. С прилавков магазинов исчезали многие промышленные товары, росли очереди в продуктовых лавках, ассортимент которых неизменно сокращался. Зато росли показатели «черных рынков», где можно было найти все, в чем была потребность[278].

Последствиями антиалкогольных действий русского правительства можно считать и рост спекуляций зерном, перегонки его на самогон, сокращения хлебных поставок[279]. Хлеб прятали, продавали по явно завышенным ценам, не останавливались перед созданием нелегальных «цехов» и лавок по продаже самогонки. Самодельные спиртные напитки в российской деревне гнали не только из зерна, но и из свеклы, яблок, слив и проч., придумывая для них оригинальные названия: «кумышка», «сонная», «гвоздилка». Технология производства подобных «продуктов» хромала, причем «на две ноги», результат – массовые отравления покупателей, особенно в городах. Предприимчивые производители расширяли рынки сбыта, вывозя в уездные и губернские центры целые караваны самогонки[280]. Увеличение закупок сахара, увлечение самогоноварением даже в городах приняло размах эпидемии. Сахар невозможно было найти даже в самых шикарных ресторанах Петрограда и Москвы: кофе там подавали «постным». Зато в ресторанах рангом пониже, прозванных в народе «рыгаловка» и не имеющих права на торговлю спиртным, водку и низкопробный ко – ньяк подавали в… заварочных чайниках или в небольших кофейниках. Об этом существует огромное количество свидетельств – в мемуарной литературе, переписке и дневниках. Кстати, услугами «рыгаловок» пользовались и довольно весомые государственные фигуры, в частности, Григорий Распутин, который устраивал в подобного рода заведениях настоящие оргии.

По проведенным подсчетам, в 1915 году власти раскрыли почти 6000 случаев незаконного производства алкогольных напитков, а в период только с сентября 1916-го по май 1917 года – уже 9351 случай[281], было прикрыто более 500 сомнительных заведений, скрывавших свою деятельность под разнообразными вывесками. Правда, уже через один-три месяца 2/3 из них возобновили свою деятельность, благодаря взяткам, протекциям, личным знакомствам и т. д. Во вновь открытых пивных лавках цены возрастали (владельцы объясняли это необходимостью покрыть расходы, связанные со взятками), а качество спиртного падало. Экономили на всем, в первую очередь, – на человеческом желудке.

Изгнанный из легальной жизни алкоголь вернулся подпольно и привел с собой другого дьявола – наркотики. Уже 1914 год ознаменовался резким ростом наркомании (в 1915 году последовало постановление российского правительства «О мерах борьбы с опиумокурением»), в ход шел не только мак, но и конопля всех разновидностей, особые сорта мха, древесная кора и прочее. Скачок в потреблении растительных наркотиков повлек за собой всплеск преступности в 1916 году, причем не только в городе, но и в деревне (чего раньше не наблюдалось). Сил полиции просто не хватало, население уже боялось выходить вечером из своих домов. В ряде городов – Красноярске, Владивостоке, Владимире – обыватели создавали собственные охранные дружины, которые несли службу по обеспечению безопасности мирных граждан. Писали даже специальные инструкции, в которых прежде всего отмечалась необходимость пресечения деятельности нелегальных производств спиртного, задержания обозов с самогонкой, идущих из близлежащих деревень, и другое. Первое время подобные меры приносили плоды, но фронт требовал все новых пополнений живой силы, и охранные дружины лишались молодых и здоровых мужчин. Приходившие им на смену не отличались необходимым для подобной работы здоровьем, зачастую поддавались соблазну взяток и на многие вещи смотрели сквозь пальцы.

Далеко не все полицейские чины относились к отрядам самообороны с симпатией: одни не хотели терять власть над обывателем, другие – нечистые на руку представители правопорядка – не хотели терять «приработок» в виде взяток.

Наиболее сложная ситуация с потреблением спиртного сложилась в русской армии. «Коллективная потребность в наркотизации»[282] здесь проявилась, как нигде в русском обществе, в самых невероятных казусах.

Как отмечает один из современных исследователей, «бывшие крестьяне могли неплохо воевать, если армия наступала, а им перепадало кое-что из трофеев. Позиционной войны они не любили. Солдаты охотнее шли в атаку, узнав, что у противника полны фляжки спиртным. В дальнейшем стремление «зашибить дрозда» (напиться до потери сознания) для многих приобрело навязчиво-патологический характер. Случаи, когда после захвата спиртных заводов десятки солдат напивались до смерти, становились широко известны»[283].

Еще большее количество солдат оказывалось на больничной койке с единственным диагнозом – «отравление». По некоторым данным, количество пострадавших от самопального алкоголя оказалось на порядок выше, чем от венерических болезней – сифилиса или гонореи.

• Предыдущая
• 38/116
• Следующая