Погоня на Грюнвальд - Тарасов Константин Иванович - Страница 64
- Предыдущая
- 64/78
- Следующая
Но не весь приступ крыжаки отбили сразу. Десятка три ратников взошли на стену и рубились на невесе, двигаясь к сходням на двор, в радости, что пришла удача, в заблуждении, что за ними катится волна товарищей, и сейчас затрубят рога, и поднимут на дело все хоругви. Но протрубили только немецкие трубы, зажглись факелы во дворе, и ратники поняли, что отсечены, остались одни, без подмоги, в безвыходной западне. Их оттеснили к внутренней стене, и частый, как гребенка, ряд копий, нацеленных в грудь, отгородил их от жизни. За копейниками стояли стрелки с взведёнными арбалетами. Среди этих попавших в ловушку полочан был и Егор Верещака. Их не стреляли и не кололи, чего-то ожидая. И они не двигались, тоже чего-то ожидая, хотя каждому было ясно, что пробить этот частокол копий, вырваться и уйти невозможно.,
Наконец появился рослый начальственный рыцарь. Охрана чуть раздвинулась, дав ему выйти в освещенный полукруг и оглядеть неудачников. Он что-то сказал. Им перевели: «Бросьте оружие! Генрих фон Плауэн обещает сохранить вам жизнь. Вас обменяют на наших пленных. Не раздумывать. Ночь. Пора спать».
Хотелось жить. И так просто было жизнь получить – разжать пальцы, выронить меч и поднять руки. А потом будет день, отворятся ворота, тридцать крыжаков войдут, а их вытолкают со связанными руками к своим на общий смех и презрение. Для чего же лезли – в плен сдаться недобитым крыжакам? Жизнь спасешь – честь потеряешь.
– Эх! – воскликнул Егор Верещака.– Я бросать меч не умею. Кто смелый, за мной!
И, подняв мечи, они кинулись рубить копья и все были расстреляны арбалетчиками при красном, кровавом свете смоляных огней. Утром тела их сбросили со стены.
В таборах начали рассуждать, что осада ничего не дает, что немцы сидят в своем логове прочно. «Да и что,– говорили,– их тут стеречь? Побили в поле большую часть, выползут новые – опять побьем». И польская шляхта размечталась про свои дворы, стала сердиться, оговаривать короля: сам-де виновен, что сразу не пришли. Молвил бы: «Вперед, польские рыцари!» – и летели бы всю ночь, как орлы, опередили проклятого Плауэна. А то ехали – улитка обгоняла; рухлядь разную в замках искали, делили, от лавочников поклоны принимали, всех крыжаков на волю распустили. Теперь, под открытым небом, отмахивайся от заразных мух! Роптали, ворчали, но тихо, королю возражать никто не решался, боясь гнева.
Ягайла стал мрачен, задумчив, закрывался в шатре с великим князем и подканцлером Тромбой, сочиняли письма, и гонцы увозили их стремглав бог знает куда, а другие гонцы привозили от кого-то письма, и зачем нужна была вся эта суета с писульками, что творилось вдали от Мальборка, никто в войске не знал, а кто знал, тому велено было помалкивать.
Ничего хорошего в соседних странах не делалось; наоборот, все, что делалось, направлялось победителям во вред. На приятельственных крыжакам дворах опомнились от потрясения и спохватились спасать орден. Сигизмунд, жаждавший сесть на место умершего Рупрехта, рассылал в немецкие княжества послания, повествующие о тяжкой године крестоносцев, затравленных язычниками, схизматиками и злобнейшими из христиан – поляками. Прислал письмо гданьскому мещанству, призывая хранить верность ордену, ибо недолго терпеть варварское иго, он сам скоро выступит на помощь угнетенному прусскому народу. Стало известно, что такое же письмо Сигизмунда через наемников дошло в замок Генриху фон Плауэну. Лучше бы воз муки передали в крепость швейцарцы, чем эту бумагу. Но Сигизмунд – полбеды, ему пообещать, что другому сплюнуть; еще месяц назад объявил войну, а где та война? «Скоро, скоро приду, ждите!» А когда скоро? Через десять дней? К рождеству? Обычное Сигизмундово пышнословие; придет, когда немцы подбросят денег и отдадут трон. Но все же письма сочиняет, их развозят, их читают, им верят и откликаются. Клин клином вышибают. И Миколай Тромба за два дня написал краткое изложение войны с обоснованием правоты победителей и неправоты ордена. Описал и Грюнвальдское сражение, доказывая, что татар на поле битвы почти не было, ну, несколько сотен, да и все они вовсе не приглашенные для избиения христиан сарацины, а давно осевшие в королевстве его жители. Сочинение это, озаглавленное «Хроника конфликта», самым срочным путем отправили новому папе Иоанну.
Пока ждали ответ, узналась новая беда. Бежавший в Прагу великий ключник фон Вирсберг сумел добиться от короля Вацлава ссуды в десять тысяч гульденов для набора наемников. Никогда раньше никому ни на каких условиях Вацлав не давал взаймы даже стертого гроша, и неожиданная щедрость означала одно – чешский король для спасения ордена решился на крайние меры. Скоро опасения подтвердились: Вацлав и маркграф моравский Йодок назначили выступить против поляков в конце сентября. На занятое же золото Вирсберг пообещал нанять четыре тысячи копейников. Гроза собиралась на границах Польши, надо было, не медля, разделываться с Мальборком; теперь уже отвергнутые условия свеценского комтура казались сносными, но он их не повторял, сидел за стенами, словно умер.
К концу августа посланец папы Иоанна привез в Мальборк письмо. Генриху фон Плауэну предлагалось принять выехавшего к нему папского нунция, слушаться его и стремиться к миру с Польшей. Комтур, прочитав послание святого отца, только усмехнулся: «Слушаться нунция! Чему он научит, этот нунций? Забыть позор Танненберга? Забыть восемнадцать тысяч убитых рыцарей? Отдать земли, замки, города, торговые дороги, людей? Стоять на коленях, бить поклоны? Сами умеем получше любого нунция. Сами учим других, для этого и пришли сюда. Нунций! Приедет мирить! Мы предлагали мир, король отказался. А теперь поздно. Теперь мы будем смывать позор! Ни святая вода, ни чернила самого лучшего мирного договора не отмоют его. Только кровь! Через месяц придут Вацлав, Йодок, Сигизмунд, немецкое рыцарство, пришлет свои хоругви ливонский магистр. Они, не мы, запросят мира. Месяц ждать. Подождем, росу станем пить, если колодцы иссякнут, сапоги пустим в котел, но все вернем и отнимем. Пока мы живы, война не кончилась. Сквитаемся за каждого брата нашего ордена, за каждый снятый рыцарский султан. Искать мира! Пусть ищут! Нам мир не нужен, мы ищем победу! Только ее! Пусть тысяча нунциев приедет, всех запру в часовню молиться за наш успех!» И, решив так, комтур оставил письмо без внимания.
Ливонцы, о которых думал Генрих фон Плауэн, действительно объявились. Витовту доложили, что большой их отряд под командой маршала Берна фон Невельмана прибыл в Кенигсберг. Великий князь отправил маршалу письмо, спрашивая, почему Ливонский орден нарушает заключенное в мае перемирие. Почему ливонские хоругви пришли в прусские земли? Почему маршал набирает кенигсбергских рыцарей? Следует ли это– воспринимать так, что маршал явился воевать с ним, Витовтом?
В ответном письме фон Невельман объяснил, что о перемирии ему не было известно, намерения воевать у него нет, а есть желание встретиться с великим князем и королем для устной беседы. Легко было понять, что маршал предлагает свое посредничество в переговорах с орденом. Ягайла и Витовт, посоветовавшись, решили: войско маршала к замку не допускать, а его самого пропустить; если же обнаружится хитрость, вырубить ливонцев. Великий князь взял шесть хоругвей и выступил навстречу ливонским крыжакам. Через несколько дней на берегу Пассарги литвины и ливонцы встретились. Невельман, проявляя угодливую любезность, принялся рассуждать о пользе заключения мира.
– Я не знаю, что потребует от Плауэна король,– перебил его Витовт,– мои же интересы таковы: вернуть нам Жмудскую землю и Судавы, а все дарственные и договорные грамоты об опеке жмудинов орденом – сжечь. Без этих уступок миру не бывать. Невельман вежливо согласился, что желание великого князя исполнено справедливости. Думал, однако, что никогда Тевтонский орден не откажется от власти над Жмудью. Жмудь – это мост между Ливонией и Пруссией; лишь круглый дурак бросит в огонь литовские грамоты, передавшие жмудинов крестоносцам. Но спорить с Витовтом не хотел, опасаясь, что князь взбесится, крикнет: «Руби!» – и полторы тысячи рыцарей погибнут в неравном бою. Даже не сам бой страшил, боя не боялся. Другие были замыслы. Требовалось выиграть время, чтобы собрать рыцарские отряды в Кенигсберге, и требовалось войти в Мальборк, увидеться с фон Плауэном, обсудить порядок осенней войны. Случай благоприятствовал, и маршал попросил о двухнедельном перемирии, считая с восьмого числа сентября, на время своего проезда в осажденную столицу и переговоров со свеценским комтуром. Витовт ответил согласием.
- Предыдущая
- 64/78
- Следующая
