Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 90

• Предыдущая
• 90/115
• Следующая

— убить, государь?

Алексей Алексеевич покачал головой.

— Что ты, Степан. К чему нам душегубство?

— тогда что делать надобно, государь царевич?

— Девка эта до того, как перед царем хвостом вертеть, с царевичем Кахетинским куры строила. Вот и устроить бы их счастье?

— что делать прикажешь, государь?

Софья могла только еще раз повторить за мудрецом — что Бог ни делает, он все делает ВОВРЕМЯ!

Недели не прошло с приезда Степана, как Алексей Михайлович объявил детям, что не век ему вдовцом вековать. Желается ему опять невест созвать со всех краев Руси — матушки, да и выбрать себе любушку по сердцу. К Рождеству и начать бы с этим делом! *

Неизвестно, что он ожидал услышать, но в ответ Алексей Алексеевич только улыбнулся. Вот старшие дочери — те истерику закатили, на колени пали — тятенька, не надо нам мачехи! Вслед за ними и младшие плакать начали.

Марфа да Софья переглянулись — и плечами пожали. Мол, ежели пожелаешь, тятенька — женись. Дело хорошее! Пусть съедутся красавицы в Кремль, да и выберешь себе любушку по сердцу.

* в реальной истории это произошло чуть позже, но на то были свои причины, которых нет в этой версии. Прим. авт.

Но так спокойны были только они — а потому вскоре, не вынеся криков и плача, огневался царь, да вышел и дверью хлопнул.

А вечером пришел в гости к сыну.

Алексей Алексеевич на тот момент сидел, книжку читал. Отца встретил уважительно, с поклоном, Алексей Михайлович его по плечу потрепал.

— Взрослый ты у меня стал, сынок. Совсем мужчина. И не верится уж, что шестнадцатый год тебе. Я в твоем возрасте уж шапку Мономаха принял…

— Тяжко было, батюшка?

— Да уж нелегко… Не осуждаешь меня, сыне?

— За что, тятенька?

— За решение мое. Знаю, думаешь ты, что матушку я твою скоро забыл…

— тятенька, неужто ты в жизни своей хоть немного счастья не заслужил? Первый раз тебя любимой лишили, так может, сейчас кого по сердцу найдешь.

— Ты и об этом знаешь?

— О Касимовской невесте в тереме только ленивый да глупый не болтал.

Алексей скромно умолчал, что нормальные люди переболели бы любовью, да и дальше жили без бед и горестей. И уж точно не дали бы жену травить и бесконечными родами мучить — или не женились бы, раз душа не лежит…

А то как детей делать — так Машка хороша. А как страдать — не люба она мне! Комедиант греческий! Такого юноша не понимал — и не собирался. А вот отца растрогало. Вздохнул, глаза заблестели.

— Эх, сынок. Любил я Фимушку. Любил без меры и памяти… и сейчас полюбил. Никогда не давай тебя с любимой разлучить, никто между вами встать не должен!

Алексей мимоходом подумал, как это отличается от того, что понимал он.

С любимой тебя разлучить не должны? А ежели твоя любовь всей стране большой тяжестью на плечи падет? Когда глупа твоя девка, да и зла без меры, и не тебя она любит, а власть твою?

Уж что?что, а оценить Наталью он мог, ему пышные перси глаза не застили. И видел парень, что для нее власть — главное. Это ее воздух, ее вода, ее душа — рано или поздно она бы все равно сама это осознала, а потом и головы полетели бы. Потому как царствовать и править — вещи разные.

— Когда полюблю, тятенька, обязательно твои слова мудрые вспомню. Но покамест свободна душа моя. А вот ты, смотрю, и правда, полюбил. Не знаю я ее? Чьего рода сия дева будет?

Алексей Михайлович улыбнулся.

— Рад я, что понимаешь ты меня. Да и девочки — Марфуша с Сонюшкой, порадовали. Знаешь ты девушку эту — она воспитанница боярина Матвеева.

— Уж не Наталья ли?

— да, сынок. Помнишь ты ее?

— Кажется, она на представлении для сестренок была? Нет?

— Да, Алешенька.

— Вроде как помню. А то и нет…

— Какая она красавица, сыне! А уж разумница…

Царь сел на своего любимого конька — и следующие полчаса царевич слушал, как его отец превозносил достоинства Натальи. Хотя сам тоже мог бы кое?что сказать о добронравии и благочестии означенной персоны. Но — молчал.

И лишний раз убеждался, что его сестра худого не посоветует. Софья говорила — молчать и не возражать. Только дело попортим, ежели царю глаза открывать будем!

Так и вышло.

Изливший весь трепет души царь, удалился, а царевич выскользнул в коридор и направился к сестре.

Софья еще не спала. Сидела, размышляла о чем?то, крутила в руке дорогой кинжал с каменьями самоцветными.

— Красивая игрушка.

— Стенька привез. Ты заметил, как он на тетку Татьяну смотрит?

— что, еще один влюбленный на наши головы?

— Второй — наш батюшка?

— Ну да. Права ты была — Нарышкина это.

— А то нет? Завтра, Алешенька, позови к себе боярина Стрешнева, да попроси его помочь?

— В чем бы?

— Лошадник он. А нам бы где кормов на зиму прикупить, своих маловато. Стенька нам татарских жеребят пригнал, умные, конечно, но кормить?то надо! Мы ж на них не рассчитывали!

— Просто так и позвать?

— Э, нет. Не просто так. А вот как придет он, мы с тобой вместе должны быть.

— И?…

План был идеально прост. Софья собиралась не только нейтрализовать Наталью, но и натравить всех остальных на Матвеева. Через Ордина — Нащокина уже была пущена сплетня, что царь жениться собирается — и боярское море заволновалось.

Милославские таки прорвались к Алексею — и тот подбросил второго ежа, посокрушавшись, что он?де сын от нелюбимой жены. А вот ежели женится царь еще раз, то и вовсе про них забудет, как и не бывало.

Настало время пустить третью сплетню. Они ведь завсегда достовернее, ежели из разных источников.

Спустя час царевич уходил значительно спокойнее, чем пришел.

— Ох, Сонюшка, что бы я без тебя делал?

— Жил бы и горя не знал…

Софья чмокнула братца в щеку, уселась на кровать, задумалась…

Вошла верная Груня, помогла раздеться, улечься… про молитву Софья и не вспомнила. Куда ей, она делами молится, а без дел, хоть лоб разбей…

Сколько уж прошло, как она себя осознала в теле трехлетнего ребенка?

Почти десять лет.

Что сделано за это время?

По большому счету — две вещи. Набирается и готовится кадровый резерв. Создан грамотный механизм его подготовки и интегрирования в жизнь страны. Это плюс. Набирается интеллектуальный резерв. Вот, пищали, опять же. И золото. И еще много чего… один из мальчишек узнал, как добрую сталь варить — отписал. Второй чуть ли не ткацкий станок описывает…

Третий пишет, что губернатор казнокрадствует — и подробно расписывает, куда, сколько, кому — это ж радость!

Алексей, когда на трон взойдет — своих людей получит. Да и войско мальчишечье, вроде и потешное, а все ж таки свое. И казаки под его рукой. А золото — оно всегда золото.

У него есть своя партия, которая хоть и потребует денег, но все же не станет давить. Ему есть кого и на какие места поставить.

И все равно, первое, что придется сделать — это разобраться со стрельцами. Второе — с боярами. Навести у себя порядок, а то распустил всех отец — спасу нет.

Кровь?

Будет. И простит ли она себя за это? Хотя вопрос глупый. Себя она всегда простит. Вот других — уже вряд ли. А себя, любимую, с полным на то удовольствием. Сейчас вот еще Матвеева окоротить, лучше с летальным исходом…

Софья заснула с довольной улыбкой, и снился ей боярин Матвеев. Она на него гневалась и топала ногой, а мужчина пятился назад и падал куда?то в пропасть.

Иван Федорович Стрешнев к царевичу шел с радостью. А чего ж не пойти?

Умный он, добрый, вины за ним никакой нет, значит, желает ему царевич поручить что?то. Чего б и не…

Но замер мужчина перед дверью кабинета. Слуга словно растворился, а из?за двери донеслись голоса.

— …Матвеев зарвался! Девку свою под царя подкладывать!

— Алешенька, не горячись так! Может, и неправда это!

— Соня, государь мне вчера чуть ли не прямо сказал, что смотр невест объявит, а сам на Нарышкиной женится. Чтобы не спортили ее раньше времени.

• Предыдущая
• 90/115
• Следующая