Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 84
- Предыдущая
- 84/115
- Следующая
Вот не люб ей царь, она другого любит, а этот — старый, противный и вообще — жуть!
Естественно аргументами это признано не было. Наталья получила пару оплеух и хлебо — водную диету пока не поумнеет — и осталась одна в своей комнате.
И задумалась.
Царь желает на ней жениться. А она?то любит его сына! Что можно предпринять в этой ситуации?
Можно броситься царю в ноги с мольбами. Поможет?
Вряд ли. Скорее наоборот, если царевича и простят — он?то ни сном, ни духом то ее, Наталью, или в монастырь запрут — или срочно замуж выдадут да за такого человека, что собственный отец ангелом небесным покажется. И царевича она в жизни не увидит.
Значит, так действовать не стоит. А как?
Наталья была далеко не глупа, но все же мир ее был ограничен. И в том числе читала она и романы, где прекрасный юноша и юная девушка любят друг друга без памяти, только вот все против. Но она обязательно находят друг друга и женятся, а все их еще и благословляют. Господин де Мольер обеспечил подобными чувствительными историями не одно поколение мечтательных девиц, да и г — н Шекспир расстарался. А то ж!
Одни его Ромео и Джульетта чего стоили! А в доме известного англофила Матвеева Наталья могла ознакомиться со множеством книг.
Поэтому вывод был прост.
Надо сообщить царевичу о своих чувствах! А уж он, увидев ее еще раз, или просто узнав… ведь он помог ей, и даже ее руки коснулся — разве это не признак чувств?!
Наталье и в голову не приходило, что ее просто пожалели, как любую глупую девчонку — и только?то. Привыкнув к Софьиным девочкам, Алексей Алексеевич абсолютно спокойно общался с любой девицей, которая оказывалась рядом, не испытывая ни смущения, ни возбуждения. Люди, как люди, только с косой.
Но поди, убеди влюбленную девицу?
Наталья приняла решение переговорить с царевичем, а уж как это было сложно…
Что для этого надо сделать?
Для начала — смириться. Потом сообщить, что она все?таки была влюблена в Кахетинского царевича и настаивать на встрече с ним, чтобы объяснить ему свою жестокость — не она это! Ее заставляют!
А вот потом, когда ее чуть выпустят из поля зрения — не завтра ж ее замуж выдавать будут? Траур по царице год должен продолжаться, самое малое!
А вот потом, когда ее чуть выпустят из поля зрения — тогда и ударить!
Передать записку царевичу, объясниться и сбежать с ним!
А потом все будет просто чудесно.
Они поженятся, бросятся в ноги царю, тот растрогается и обязательно простит их. А как же иначе?
Нет, если бы Наталья подумала здраво… но слишком многое тут соединилось! Любовный угар! Ненавистное теперь замужество! Попытка давления со стороны Матвеевых.
И женщина, будучи сильной и решительной, начала сопротивляться. Да, по — глупому. Но ведь и жизненного опыта у Натальи было не так много. Не тот возраст, не тот образ жизни.
Были расчетливость, решительность, ум, характер… но когда женщина влюбляется — все это попадает на службу к сердцу… а в данном органе мозг обнаружен не был. Глупое оно…
Так что план был разработан и Наталья начала претворять его в жизнь.
Впрочем, для начала седьмицу пришлось посидеть на хлебе и воде. Для убедительности.
В жизни б ее опекуны не поверили, что она так легко сдалась. Поняли бы, что она что?то задумала — и вот тогда попалась бы Наташа, как птица в силки.
А так…
Наталья мужественно жевала черный хлеб, пила воду и надеялась, что голод ее красоты не попортит. Впрочем, царевич все равно пока уехал в свое Дьяково, так что планы предстояло осуществлять по его возвращении, а покамест узнавать подробнее. Где, что, как, куда он ходит, чем занимается…
Вряд ли судьба будет так любезна, что вновь приведет ее возлюбленного в ненавистный ему дом Матвеева.
Алексей же, уехав в свое обожаемое Дьяково, о Наталье и не вспоминал. Больше его раздражало то, что отец повадился вызывать его в Москву чуть ли не каждую неделю, отрывая от важных дел. И ведь не откажешься! И не отболтаешься, и просто в болото отца не пошлешь!
Сыновняя непочтительность — штука такая, нехорошая, никогда не узнаешь, кто, как и когда ей воспользуется. А при том гадюшнике в Кремле, который называется Боярской думой…
Единственное, чего не мог понять Алексей — это когда они думают.
Орут — да! Склочничают, заслугами считаются, ладно бы своими, а то еще и всех предков, родовитостью, богатствами… и?!
Польза?то где от этой говорильни?
Конечно, ежели внимательно слушать да примечать, можно выделить, кто с кем, кто кого поддержит, кто из кожи вылезет, чтобы противника утопить, но… сил нет это все слушать!
Хорошо хоть Софья, которой он все эти заседания пересказывал в лицах, потом все перетолковывала на свой лад. Но будь воля Алексея — разогнал бы он всех этих негодяев к такой?то матери… а нельзя.
Пока никак нельзя.
Стрельцы ненадежны, у бояр свои полки есть, опять же иноземцы пес их знает кого поддержат — один Медный бунт вспомнить! Что?то тогда войско царю на помощь не помчалось, теряя по дороге лапти! Пока собрались, да пока договорились — их шесть раз убить могли!
Ну ничего, погодите, умники боярские, на каждую хитрую морду найдется свой кирпич… вы у меня научитесь с вечера сапоги чистить, а утром надевать на свежую голову. Что это значит, Алексей не знал, но Софья так часто приговаривала, со злостью глядя на какую?нибудь бумажку. И ведь помогало…
Так что царевич был готов каждому боярину свежевычищенные сапоги на макушку натянуть. Лично!
Вот езди, сиди рядом с отцом на этих заседаниях, еще и речи о его женитьбе заводят, невест потихоньку подсовывать начинают…
Сталина на них нету.
Кто это — Софья объяснять отказывалась, но пару раз упомянула, что данный человек правителем был и с казнокрадством и разгильдяйством боролся радикально — направляя таких товарищей или лес валить — или к Богу на отчет.
Алексей одобрил. Так вот. И даже сам готов был на те же меры.
Отца Алексей любил, но отчетливо видел его… одиночество.
Да — да. Мечтал мужчина о друге, на которого можно бы положиться в трудную минуту, а судьба такового не дала. То Морозов, то Никон, теперь вот Матвеев… а опереться не на кого, и чувствует это отец, и понимает, что вокруг трясина и сделать ничего не может.
Жалко его до слез.
Как же Алексей был благодарен сестрице. Софья — была. Она была — у него. Она все понимала, ни за что не осуждала и помогала справиться с любыми трудностями. И если он слышал от нее: 'Лешка, ты… герой!' — он даже не обижался. Может, и правда где?то косяк случился. Бывает ведь! Это ж не пустой лай! Это объяснение и помощь!
А еще у него были Ванька Морозов, на которого можно положиться, тетушки, опять же, Аввакум, Ордин — Нащокин со всем семейством, Морозовы — всем родом, была куча выпускников царевичевой школы, который за него в огонь и в воду, казаки, опять же, которые теперь кормились с его руки… царь?то им хлеб сеять запрещал на Дону, чтобы не стали слишком самостоятельными. Вот они и зависели от набегов. А Алексею?то деревни принадлежали. И зерно ему привозили. Да и не только зерно… Вот и отправлялась большая его часть на Дон, в качестве оплаты труда казаков. Сами и охраняли — и горе было тем разбойникам, которые налетали на казачий караван.
Алексей Михайлович это видел, но предпочитал оставлять заигрывания сына с казаками вне своего внимания. А куда их приспособить?
Они ведь тоже не дураки, на смерть не пойдут, а войны пока нет. Отдохнуть стране надо.
Приставил их царевич к делу?
Вот и ладненько. Заодно (политика) есть за что его взгреть, коли понадобится.
А с чего царь повадился таскать наследника в столицу?
Да подход к нему искал. Пытался (лучше поздно, чем никогда) понять, что выросло из сыночка. Вроде бы послушен, покорен, но так ожечь словом умеет, что лучше бы плетью вытянул. Матвеев, вон, сутки с красными ушами ходит, ежели на царевича наткнется. Ни на возраст сопляк не смотрит, ни на заслуги. Отца, правда, мальчишка чтит, но…
- Предыдущая
- 84/115
- Следующая
