Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 45
- Предыдущая
- 45/115
- Следующая
Софья только выругалась — и подумала, что надо было накормить иезуита парой ложек мышьяка. А можно и не мышьяка. Самую обыкновенную соль, крупного помола — чтоб сожрал пять столовых ложек и копыта отбросил…
Каков умник!
Сейчас царь приедет с инспекцией, особенно если неожиданно, найдет недостатки, разгневается — или кто?то что?то не то ляпнет — и понеслась арба по кочкам. Ну погожи ж ты у меня, Самуил, земля круглая, сочтемся…
Но пока было не до того.
Три царевны схватились за голову и принялись на скорую руку заделывать огрехи и прорехи.
Да — да, и Татьяна тоже. На воле ей понравилось намного больше, чем в Кремле — и возвращаться она не имела ни малейшего желания. Зато отписала царевне Ирине с тем же гонцом.
И все, включая царевича, поблагодарили боярина Ордина — Нащокина за предупреждение. Теперь у них есть время. А еще… надо бы отписать обратно царю про Симеона. В лучших традициях анонимок. Да, подло, некрасиво, мерзко, но он сам начал первый. А раз так — пусть получает полной ложкой по лбу.
Царевна Ирина получила письмо вовремя, иначе и не скажешь.
Сестры (что Анна, что Татьяна) в один голос уверяли, что счастливы, довольны жизнью и вообще — не могла бы сестрица любимая…?
Ирина могла, да еще как.
Умна была царевна, этого не отнять. Самая хитрая из сестер, она стала дороже всех венценосному брату — и видела, что примерно тот же процесс происходит в отношениях Алексея — младшего и Софьи. Вот и ладненько.
Помешать можно, но не нужно, у каждого должны быть близкие люди. Она вот, брата любит, а сейчас, когда две другие сестры уехали, она рядом с ним одна осталась. И в душе, и в разуме… разве плохо? И влиять на царя могла, хоть и немного.
А сестры просили о том, что и ей было выгодно.
Сейчас все тихо, спокойно, ни ссор, ни скандалов, вернутся еще две царевны — опять брат на части рваться начнет, опять буча поднимется в тереме… не — ет… пусть остаются, где и хотят.
Письмо пришло в утро, а вечером пришел и братец любимый, сел в кресло, взглянул горестно. И поделился, мол, так и так, приехал Симеон, да такое рассказывает, что страшно становится. Не ошибку ли я совершил с Алексеем, дав сыну слишком много воли?
Не к беде ли?
Не получи Ирина письма, она бы тоже сомневалась, думала, переживала. Она же была спокойна и попыталась, как могла, успокоить брата. Хотя бы простым вопросом — а кто клепал?то?
Ах, Симеон?
А кто он такой, чтоб царского сына судить? В чем вина Алексея?
Не прислушивается?
Так и не обязан. Что с ребенком будет, ежели он с детства всяких там слушать привыкнет? Родители у него есть, а остальные — вон пошли. Ты ж, братец любимый, с ним воспитателей отправил, а Симеон — кто? Официально — не пришей кобыле хвост, так?то. Его дело было ребенка латыни учить, а он куда полез?
Сам захотел поехать?
А с какой целью? Что он вообще на Руси делает? Кто он такой? Латинянин, иезуит… хоть и ученый, а только не вся ученость на пользу идет! Кто его в Виленской академии учил? Да иезуиты и латиняне, в коих православия, что в волке — овечьего!
Не слишком ли он старается к власти приблизиться?
Можно ли ему доверять, тем более ребенка доверить? Царя будущего?
Ой ли…
Алексей Михайлович даже чуть растерялся под натиском сестры и руками развел.
Человек, божий, за просвещенность ратует… так просвещенность?то она разная бывает. Ежели на европейский манер, так они там в разврате живут! У нас девицы, чай, в строгости воспитываются, а у них? Голые титьки вывалит и пошла плясать перед мужиками? Не — ет, тут серьезно надо разобраться, почему Симеон сбежал и принес донос. Не с воспитанником попытался справиться, не Аввакума обуздать, а сразу — к царю!
Так что воинственный настрой Алексею Михайловичу на несколько дней сбили, а там и письмецо пришло от сына.
Мол, так и так, батюшка, старец Симеон, не иначе, недоброе задумал. Они тут с Аввакумом Петровичем ненароком спор затеяли — и переругались вдрызг. Вот старец и заявил, что мол, протопоп наглый еще пожалеет. Не к тебе ли он поехал? Ежели так, все в воле твоей, только сначала прошу тебя, как самого справедливого царя, обе стороны выслушать, а уж мы, как почтительные и любящие дети, любой твой приговор примем.
Алексей Михайлович призадумался. Зная по собинному другу Никону, до чего доходили дела в церкви, в благочинность религиозных деятелей он уже лет десять как не верил. Ежели все и правда просто распри между Аввакумом и Симеоном… да и пес бы с ними! Пусть собачатся, ежели им вера позволяет! Главное, что сын, вроде бы, в ересь не впал и по — прежнему отца любит. И пишет здраво.
Надо бы, конечно, съездить, но еще дела добавились.
Болела царица, болел младшенький сынок, сильно плох был любимый воспитатель Борис Морозов, плохие вести шли с войны, не хватало денег — ну и?
Тут не до разборок, выстоять бы без подпорок.
Одним словом, царевна подарила сестрам почти две недели — и ими воспользовались с избытком. Хотя все равно времени не хватало…
В Дьяково Алексей Михайлович нарочно приехал с малой свитой. Мало ли что вскроется? И только головой покачал, глядя на аккуратные строения, на занимающихся детей… Алексей его чуть ли не в воротах встретил, на шею кинулся.
— Тятенька!!!
Сына царь любил искренне, а потому растрогался, обнял.
— Ну, как ты тут, сыне?
— Тятенька, у нас тут столько всего… ты позволишь показать тебе да ближникам твоим?
Алексей Михайлович чуть заметно улыбнулся.
'Тятя, у меня игрушка эвон какая! Мячик, синенький, да с колокольчиками…'
Мальчик вырос. И играет другими игрушками. А хорошее настроение у царя и потом сохранилось.
Когда он увидел аккуратные дома. Баню, в которой раз в неделю обязательно мылись все, кто жил в школе, а то и чаще. Саму школу, где дети, сидящие и слушающие учителя, согнулись в низком поклоне при виде государя и стояли так, пока он не разрешил подняться. И ведь учились же! При нем отвечали на всяческие вопросы, а Алексей тут еще ввернул, что Симеон — от не стал их латыни учить, отказался… И храм. Маленький, но красиво расписанный, и счастливая царевна Татьяна: 'Братец любимый, посмотри, что мы с девушками учинили специально для тебя, готовились, старались' — показывающая роскошные росписи и вышивки. Он уж и не помнил, когда сестра такой счастливой была. И царевна Анна, потчующая вкусными яствами, и малышка Софья (как же ты выросла за это время!) которая лезла на руки.
Все в школе были спокойны и счастливы. А что же Симеон?
Этот вопрос царь и задал своему сыну. Алексей только что плечами пожал.
— Так не знаю, батюшка. Не по нраву мы ему пришлись, верно?
— Это чем же не по нраву?
— Симеон — бяка! — радикально вставила Софья. Обижаться или сердиться на ребенка царь посчитал глупостью и потребовал объяснений от царевича. Ну и получил их. На Симеона жаловались все.
Анна считала его слишком уж скользким, Алексей считал, что Симеон не умеет заниматься с детьми, Софья вообще считала его бякой, Татьяна морщила нос, мол, Симеон, может, человек и хороший, но… тут?то он к чему?
И последней каплей стал протопоп Аввакум.
Когда оный выплыл в парадной одежде, величаво благословил всех присутствующих, а потом вдруг отмахнул земной поклон царю и стоял так, пока Алексей Михайлович ему подняться не разрешил, глаза на лоб полезли у всех.
— прости меня, государь…
Алексей Михайлович аж онемел от шока. А Аввакум продолжил.
— В гордыне своей возомнил я, многогрешный, что знаю все на свете. И господь наказал меня, как наказывают детей неразумных, а затем и вразумил, послав туда, где могу я принести пользу чадам его. Позволишь ли ты мне остаться и далее рядом с чадами, дабы мог я помочь им избежать моих ошибок и бесовских уловок?
И в том же духе еще минут десять!
Царь, естественно, сначала опешил, а потом чуть ли не со слезами умиления обнял Аввакума.
- Предыдущая
- 45/115
- Следующая