Прекрасные незнакомки - Бенцони Жюльетта - Страница 16

• Предыдущая
• 16/57
• Следующая

Стоя у эшафота, Дантон думал о Луизе. Окружающие слышали его шепот: «Бедная моя женушка!» Но тут же он взял себя в руки и ободрился: «Будет, Дантон! Не унывай!»

И твердым шагом он поднялся по лестнице. Сверху тому, кто готов проститься с миром, все кажется маленьким. Дантон оглядел притихшую толпу. Потом взглянул на ожидающего палача.

– Ты покажешь им мою голову! Она того стоит! – с гордостью произнес он.

Через несколько секунд палач последовал его совету.

А для Луизы жизнь продолжалась. Мало-помалу жуткие воспоминания рассеялись. Она была молода, ей хотелось жить. Прошло несколько лет, и она вышла замуж за адвоката Клода-Этьена Дюпена, во время Империи он станет префектом и бароном, а во время Реставрации – советником при счетной палате.

Только в 1856 году умерла та, что была вдовой Дантона. Она никогда не говорила об этом трагическом времени своей жизни, но когда при баронессе Дюпен произносили имя трибуна, она бледнела…

Когда весной 1793 года, месяца через три после казни короля Людовика XVI, Конвент издал декрет о тюрьме, за которым в скором времени последуют казни «всех советников Парламента, которые не обнаружили революционного образа мыслей», многие из этих советников почувствовали себя очень скверно, и в особенности новоиспеченный маркиз де Фонтене – простолюдин, купивший маркизат.

Сноб, каких мало найдется на белом свете, господин де Фонтене клял себя последними словами за страсть к орденам и дворянской частичке «де», ради которой он в 1789 году купил себе титул маркиза… Как раз тогда началась революция… Теперь же мало того, что он имел подозрительную должность, он был еще и маркизом. Молодой человек не без горечи подумал, что лучше бы ему оставаться Жан-Жаком Девеном, как раньше, чем отягощать свое честное имя обличительным де Фонтене!

Аристократы и в самом деле чувствовали себя день ото дня все хуже. Конвент, казнив короля, без сомнения, решил поступить точно так же и с теми, кого не без изящества именовал «аристо», и молодой человек не имел на этот счет никаких иллюзий. Со дня на день ему придется разделить трагическую участь знати, если он не унесет подальше ноги от революционной бури.

И в это время он вдруг вспомнил о жене, они давно уже жили раздельно, и дело шло к разводу. Теперь он понимал, что не оценил своей жены по достоинству, что она одна из самых красивых женщин своего времени, и ее красота не оставляла равнодушным никого, кто встречался на ее пути.

Пять лет тому назад он из денежного интереса женился на богатейшей, но от этого не менее обворожительной, Терезии Кабаррюс, дочери мадридского банкира родом из Байонны. Банкир разбогател на службе у Карла III, который присвоил ему титул графа. Жан-Жак Девен, который стал к тому времени маркизом, ухитрился жениться без любви на юной Терезии, уже и тогда поражавшей своей красотой – южной, теплой и чувственной. В юной женщине было все, что могло бы удержать любого распутника, и бесчувствие супруга выглядело своего рода подвигом. Но дело было в том, что «маркиза» неодолимо влекло к низкому разгулу, и как только красавица жена родила ему сына, он вернулся к привычным радостям, предоставив, впрочем, Терезии полную свободу. Она могла делать все, что ей заблагорассудится.

Вкусы жены были не столь низменны, как у супруга, но в удовольствиях она себе отказывать не стала. Она любила любовь, любила мужчин и прекрасно знала воздействие своих чар. Опьяненная безграничной свободой, она открыла длинный список любовных связей, самой громкой из которых была связь со знаменитым красавцем Александром де Ламетом, воевавшим за свободу Америки и недавно избранным депутатом.

Но вот что забавно, именно эта связь и пробудила в супруге недовольство. Он не видел ничего предосудительного в том, что Терезия развлекалась, но завести официального любовника!.. Этого он не мог потерпеть и начал дело о разводе.

С тех пор воды текли и текли вокруг острова Сен-Луи, где жили супруги де Фонтене. (Дело о разводе началось еще в те времена, когда муж и жена жили вместе.) Потом Александр де Ламет уехал за границу, и Терезия стала себя чувствовать очень неуютно, потому что и она ощущала приближающуюся бурю и не знала, каким святым молиться о спасении.

И вот в один из тревожных вечеров на ее пороге появился бывший муж. Она не стала спрашивать, каким ветром его принесло, это и так было понятно. Бывший советник тоже не стал утруждать себя красноречием, а сказал коротко:

– Мы с тобой погибнем, если немедленно не уедем из Парижа!

И добавил:

– Несмотря на присягу, данную революции, несмотря на несметное количество денег, которое проглотили эти тигры, жаждущие крови («тигры, жаждущие крови» было очень модным выражением в те времена, им пользовались представители всех партий, и важно было только знать, с какими тиграми ты имеешь дело: с красными или белыми), дошла очередь и до нас. Нас вот-вот арестуют. Значит, нам нужно бежать из Парижа, а еще лучше – из Франции.

– Говорить о бегстве можно сколько угодно, но куда бежать, мой друг? И на севере, и на востоке идет война. Моего отца арестовали в Испании.

– Да, я знаю, – оскалился Жан-Жак, – вам вовсе не хочется попасть в общество эмигрантов, среди них вы не популярны. Еще бы! Вы оказывали милости почти всем мужчинам, которые разрушили монархию. Вы аплодировали разрушению Бастилии вместе с Мирабо, который был вашим любовником!

– А вы, интересно, чем занимались, дорогой? Так объясните же мне, что вам у меня понадобилось? Вам не нужна моя помощь, чтобы стать эмигрантом из «знати старинного рода»? Тогда отправляйтесь вон и позвольте мне спокойно умереть, раз, по вашим словам, именно такая судьба уготована мне в самое ближайшее время!

– Не сомневайтесь, Терезия! Вас скоро арестуют, потому что ваша прелесть не действует на мужчин революционного трибунала. Вам ведь не удастся соблазнить Фукье-Тенвиля, не так ли? Значит, лучше всего уехать, и должен вам сказать, что нам остался всего один шанс, и этот шанс у вас в руках.

– И какой же это шанс?

– Могу побиться об заклад, что вы прекрасно знаете секретаря суда Коммунны, гражданина Тальена, который когда-то служил секретарем у вашего обожаемого Ламета. И могу еще поклясться, что вам не составит труда получить у него пропуск… скажем, до Бордо. У вас ведь там родственники, не так ли? Точно так же, как в Байонне. А Бордо вполне подходящий порт, чтобы уплыть в Америку!

Терезия не спешила с ответом. Она размышляла, взвешивая слова супруга, определяя, насколько они в самом деле толковы. Из глубин ее памяти всплыло забытое воспоминание. Лицо молодого человека.

Она вспомнила чудесный летний день 1790 года. Вместе со своим возлюбленным Александром она гуляла в парке особняка красавца депутата. Вокруг цвели алые розы, именно алые розы ее всегда восхищали. И неизменно любезный Ламет позвал своего секретаря и попросил нарезать букет роз, раз они ей так нравятся.

Теперь Терезия отчетливо вспомнила секретаря: высокий, красивый, хорошо сложенный молодой человек с лицом, может быть, несколько вульгарным, но зато с шапкой кудрявых светлых волос, которые казались ореолом. Юный Тальен нарезал роз и преподнес их возлюбленной хозяина, глядя на нее с нескрываемым восторгом. Одна из роз упала из рук Терезии, он поспешил поднять ее, но попросил о милости – разрешении сохранить эту розу у себя.

Молодая женщина улыбнулась обходительности молодого человека, но ее благосклонность вывела из себя Ламета, и через час он распростился с дерзким юношей, который на его глазах посмел ухаживать за его возлюбленной…

– Ну, так что? – настойчиво поинтересовался Фонтене. – Что вы на этот счет думаете?

– Думаю, что вы правы, – с легкой улыбкой отозвалась Терезия. – Я, пожалуй, нанесу визит гражданину Тальену.

Через несколько дней, 5 марта, супруги де Фонтене с маленьким сыном и двумя слугами сели в карету и отправились в сторону Бордо. Их пропуск был в полном порядке, и выписан он был на имя Жан-Жака Девена, путешествующего по семейным делам. Во время путешествия между супругами царило полное согласие, но как только они приехали в Бордо, Терезия попрощалась со своим супругом.

• Предыдущая
• 16/57
• Следующая