Убежище. Дневник в письмах (др.перевод) - Франк Анна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/71
• Следующая

Теперь, когда спускаешься вниз, нужно сначала нагнуться, а потом прыгнуть, так как ступенька снята. Через три дня мы все набили страшные шишки на лбу, потому что все стукались головой о низкую притолоку. Потом Петер сделал ее как можно мягче, прибив к ней тряпку, набитую древесной ватой. Посмотрим, поможет ли!

Учусь я немного, до сентября я сама себя отпустила на каникулы. Потом папа собирается давать мне уроки, но для этого надо сначала купить новые учебники.

Жизнь тут однообразная. Сегодня Петер помыл голову, но в этом нет ничего особенного. Мы с менеером Ван Дааном постоянно ссоримся. Мама обращается со мной, как с маленькой, а я этого не выношу. В остальном стало как будто лучше. Петер мне все еще не нравится, он противный парень, весь день валяется на кровати, иногда что-то мастерит, а потом опять спит. Такой тюфяк!

Мама сегодня утром опять читала противную нотацию. Наши мнения прямо противоположны. Папа – милашка, хотя он может иногда минут пять на меня злиться.

Погода теплая, и вопреки всему мы извлекаем из этого как можно больше пользы, лежа на чердаке на раскладушке.

Менеер Ван Даан в последнее время подлизывается ко мне, а я никак не реагирую.

Милая Китти!

Менеер и мефрау Ван Даан страшно поссорились. Такого я еще в жизни не видела, потому что папа с мамой ни за что на свете не стали бы так орать друг на друга. Повод настолько пустячный, что о нем и говорить не стоило. Впрочем, каждый на свой лад!

Конечно, это ужасно неприятно для Петера, он же находится сейчас между двух огней, но Петера уже никто не принимает всерьез, потому что он невероятный неженка и лентяй. Вчера он страшно заволновался оттого, что у него язык стал синего цвета вместо красного. Однако это редкое явление исчезло так же быстро, как и возникло. Сегодня он обмотал шею толстым шарфом, так как она одеревенела, а еще менеер жалуется на прострел в спине. Боли между легкими, сердцем и почками ему тоже не чужды. Типичный ипохондрик! (Кажется, это так называется?)

Мама и мефрау Ван Даан не очень ладят друг с другом. Поводов для недовольства достаточно. В качестве небольшого примера хочу рассказать тебе, что мефрау Ван Даан забрала из общего бельевого шкафа все свои простыни и оставила только три. Она, конечно, считает, что маминым бельем могут пользоваться все. Ей, наверно, очень не понравится, когда она увидит, что мама последовала ее хорошему примеру.

А еще мефрау ужасно бесит, что пользуются ее сервизом, а не нашим. Все время пытается узнать, где мы припрятали наши тарелки, и не подозревает, что сидит в двух шагах от них! Ведь мы спрятали их на чердаке, в картонных коробках, за кучей реклам «Опекты». Пока мы прячемся, они в неприступном месте. Тем лучше! Мне все время не везет. Вчера я вдребезги разбила суповую тарелку из сервиза мефрау.

Мефрау сердито закричала: «Ой, будь же осторожнее! Это единственное, что у меня осталось!»

Пожалуйста, имей в виду, Китти, что эти две дамы говорят у нас по-голландски безобразно (о господах я не смею ничего сказать, их бы это ужасно обидело). Если б ты только услышала эту тарабарщину, ты бы расхохоталась. Мы уже не обращаем внимания, поправлять все равно не имеет смысла. Я не буду, когда я пишу о маме и мефрау Ван Даан, передавать их оригинальный говор, а буду писать на нормальном голландском.

На прошлой неделе произошло небольшое нарушение нашей монотонной жизни, повод к тому – книга про женщин и Петер. Должна тебе сказать, что Марго и Петеру разрешают читать почти все книги, которые нам приносит менеер Клейман, но эту особую книгу о женском вопросе взрослые все же решили придержать в своих руках. Это сразу разожгло у Петера любопытство. О чем таком запрещенном написано в этой книге? Он тайком вытащил ее у матери, пока та болтала внизу, и скрылся с добычей на чердаке. Два дня все шло гладко. Мефрау Ван Даан давно знала, чем он занимается, однако не выдавала его, пока менеер Ван Даан не напал на след. Он рассердился, отнял у Петера книгу и решил, что на этом дело кончено. Но он не представлял себе, насколько разгорелось любопытство у его сына, который ничуть не растерялся после решительного поступка папаши. Он стал придумывать, как бы дочитать эту более чем интересную книгу.

Тем временем мефрау посоветовалась с мамой, какого та мнения. Мама сказала, что и для Марго эта книга не подходит, хотя во многих других книгах она не видит зла. «Между Марго и Петером большая разница, мефрау Ван Даан, – сказала ей мама. – Во-первых, Марго девочка, а девочки взрослеют раньше мальчиков, во-вторых, Марго прочитала больше серьезных книг и она не выискивает вещи, которые ей уже не запрещены, и, в-третьих, Марго гораздо развитее и умнее, и это естественно после четырех лет лицея».

Мефрау Ван Даан согласилась, но все же считала, что в принципе не стоит давать молодежи книги, предназначенные для взрослых.

Между тем Петер улучил момент, когда никто не обращал внимания ни на него, ни на книгу. Вечером, в половине восьмого, когда все семейство слушало радио в кабинете директора, он снова забрался со своим сокровищем на чердак. В половине девятого он должен был опять сойти вниз, но книга была такой захватывающей, что он, забыв о времени, спустился с чердачной лестницы как раз в тот момент, когда его отец входил в комнату. Понятно, что тут последовало; стук, удар, рывок, и вот книжка на столе, а Петер снова на чердаке.

Так обстояли дела, когда супруги пришли ужинать. Петер остался наверху, никто о нем не вспоминал, его оставили без ужина. Мы продолжали есть, весело болтая, когда вдруг до нас донесся пронзительный свист. Все положили вилки и, побледнев, в ужасе уставились друг на друга.

Тут мы услышали голос Петера, кричащего через печную трубу: «Не воображайте, что я спущусь!»

Менеер Ван Даан вскочил, уронил на пол салфетку и, покраснев как рак, закричал: «Нет, это уж слишком!» Папа схватил его за руку, боясь, как бы он не наделал беды, и они вместе поднялись наверх. Петер долго сопротивлялся, отбиваясь руками и ногами, после чего его препроводили в его комнату, закрыли дверь и мы продолжали есть.

Мефрау Ван Даан хотела отложить для сыночка бутерброд, но менеер был неумолим. «Если он сейчас же не попросит прощения, пусть спит на чердаке».

Мы протестовали, считая, что остаться без ужина – достаточное наказание. Если Петер простудится, то нельзя даже позвать врача.

Петер не попросил прощения, он снова сидел на чердаке. Менеер Ван Даан больше не вмешивался, но на следующее утро увидел, что постель Петера смята. В семь часов он опять забрался на чердак и только после дружеских уговоров папы согласился сойти вниз. Три дня все ходили хмурые, упрямо молчали, а потом все пошло по-старому.

Милая Китти!

Сегодня расскажу тебе про будничные новости в нашем Убежище. Над моим диваном повесили лампочку, так что в случае стрельбы я могу дергать за веревочку. Однако пока этого делать нельзя, так как наше окно днем и ночью приоткрыто.

Мужская половина Ван Даанов соорудила очень удобный продуктовый шкаф, его проморили и натянули настоящие сетки от мух. Эта шикарная вещь стояла сначала в комнате Петера, но была перемещена на чердак, так как там прохладнее. Вместо нее здесь теперь полка. Я ему посоветовала перенести туда стол, с симпатичной скатертью, а там, где теперь стол, повесить на стену шкафчик. Тогда может получиться вполне уютный уголок, хотя я там не очень-то хотела бы спать.

Мефрау Ван Даан невыносима. Я получаю от верхних постоянные выговоры за мою вечную болтовню. А я не обращаю внимания! У мадам новая причуда. Вдруг ей взбрело в голову не мыть кастрюли. Если осталась хоть какая-нибудь еда, то она не складывает ее на стеклянное блюдо, а оставляет портиться в кастрюле. А когда потом днем для Марго остается много кастрюль, то мадам говорит: «Ох, Марготь, Марготь, у тебя дел по горло!»

• Предыдущая
• 8/71
• Следующая