Ной Морсвод убежал - Бойн Джон - Страница 25

• Предыдущая
• 25/31
• Следующая

Мама посмотрела на него как-то грустно и покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Нет, иди домой, если хочешь. Я просто думала, что мы вместе встретим рассвет, всего разок. И теперь, когда ты в будущем увидишь другие восходы, – может быть, подумаешь обо мне.

Ной кивнул и побежал в дом, взлетел наверх по лестнице и сбросил на пол халат. Но перед тем, как улечься снова, быстро выглянул в окно и очень удивился: мама стояла там же, где он ее бросил, у самого забора, только забралась на две поперечины, как по лестнице, и от нее до земли теперь было несколько футов. На фоне огромного леса впереди она была совсем одна – на всем белом свете сейчас не спит один-единственный человек, подумал Ной. Мама раскинула руки навстречу яркому солнечному утру, а голову запрокинула, чтобы лицом ловить солнечное тепло. Зрелище было необычайное.

А в следующую минуту Ной уже лежал в постели. Хотя он очень устал, снова заснуть не получалось. И только заслышав мамины шаги в доме – в дверь и медленно по лестнице наверх, – он успокоился и ему стало как-то надежно.

И тут он услышал ее крик – громкий крик боли – и подскочил на кровати, а шевелиться не хотелось. Хлопнула дверь родительской спальни, по лестнице побежал папа. Он громко звал маму по имени.

– Мне кажется, я начинаю понимать, – сказал старик. – Если всех, кого любишь, бросить, жизнь может стать очень одинокой. Нужно быть очень уверенным в том, что делаешь. Рано или поздно приближается такой рубеж, когда домой возврата уже нет.

– Но вы же вернулись, – сказал Ной. – Сдержали слово. Как только получили письмо, где говорилось, что ваш отец болеет. Вы снова вернулись домой.

– Не все так просто, – грустно ответил старик и потянулся за следующим куском дерева. Долго смотрел на него, а потом начал резать пару ног у основания. – Я же еще не дорассказал. Но посмотри, сколько уже времени, – добавил он. – Тебе не кажется, что все-таки не убегать – неплохая мысль? Ты еще сможешь вернуться домой дотемна, если захочешь.

– Мне кажется, что если я сейчас вернусь, у меня будет слишком много неприятностей, – ответил Ной. Он уже немного жалел, что вообще так поступил. – Лучше мне держаться моего первоначального плана.

– Я уверен, родители тебя простят, – сказал старик. – Они просто будут рады, что ты вернулся.

Ной задумался. Хотя дома его не было всего несколько часов, он уже немного соскучился. Но стоило об этом вспомнить, он сразу принимался думать, что, если вернется, придется иметь дело с тем, что будет дальше, а он не был уверен, что готов к этому.

– Но отчего же? – спросил старик, вновь очень удивив мальчика: тот был уверен, что вслух ничего не сказал. – Что же будет дальше?

– Плохое, – ответил Ной.

– Какое – плохое?

– У вас правда никогда не было мамы? – спросил старика Ной.

– Не было, – грустно ответил тот. – Только отец. Я, конечно, часто жалел, что у меня нет мамы. Мне всегда казалось, что мамы – очень милые люди. Ну, в большинстве своем. До сегодняшнего дня.

– А почему? – спросил Ной. – Что сегодня по-другому?

– Ну… – Старик негромко хохотнул. – Ты мне рассказываешь все эти чудесные истории про свою маму – какая она добрая, какая заботливая. Но ты же все равно от нее убежал. Могу только предположить, что она совсем не такая славная, какой ты ее мне рисуешь.

– Но это же совсем не так! – воскликнул в отчаянии Ной, встал и подошел к окну. – Смотрите, – сказал он минуту спустя, потому что увидел на улице какую-то суматоху. – Там внизу много народу собралось.

Перед лавкой внизу бурлила толпа. Все смотрели на лавку игрушек и что-то записывали. Среди людей стоял такс, который был так любезен с Ноем утром, – похоже, все более оживленно он обсуждал что-то с краснолицым пожилым человеком. Тот выглядел заводилой – много махал руками и велел людям вести себя спокойней, потому что ему надо подумать. Осел ел банан, который почистила себе одна женщина – но так и забыла в руке, а сама смотрела на лавку через дорогу.

– Чего они хотят?

– О, не стоит обращать внимания, – ответил старик, даже не обеспокоившись выглянуть в окно. – Время от времени они тут собираются и все записывают. А потом сочиняют статьи в сельскую газету, где развенчивают меня. Эту газету все выписывают, но никто никогда не читает. Но у них не ко мне претензии. И не к лавке. На самом деле они против дерева. – И старик показал на ветви, которые чуть покачивались от ветерка, но как только поняли, что за ними наблюдают, тут же замерли. – Люди говорят, что тут происходит что-то ненормальное, а я им отвечаю, что мне все равно. Кто их мнение вообще спрашивает? Но такс точно будет на моей стороне. Осел тоже. Они сдержат смутьянов. А что ты вот об этом скажешь?

Ной повернулся и взял у старика игрушку, которую тот закончил вырезать. Что-то вроде мангуста.

– Очень хорошая, – ответил Ной. – Как вам удалось сделать ее так быстро?

– У меня много опыта, – пояснил старик.

Ной еще немного посмотрел на толпу, а потом сел на подоконник.

– Папа говорит, что врачи маму вылечат, – произнес он немного погодя. – По крайней мере, раньше так говорил. А теперь – что я должен мужаться.

– А мама? – спросил старик. – Не ошибусь ли я, если предположу, что она сейчас в больнице?

– Была, – ответил Ной, отвернувшись, чтобы старик не заметил, как на глаза у него наворачиваются слезы. – А теперь она дома. В постели. Вернулась она вчера, понимаете?

Сама так захотела. Сказала, что там она хочет быть, когда… когда она… – Он понял, что не может вытолкнуть изо рта слова, и весь наморщился и сжал кулаки, чтобы как-то успокоиться.

– Но если она сейчас дома и ей нехорошо, ты разве не должен быть с ней рядом?

Ной повернулся и посмотрел на старика.

– Вы сами убежали из дома, – сказал он.

– Но я же вернулся, – ответил старик. – Когда узнал, что отец болеет.

– И скоро вы вернулись? – Теперь Ной встал и помог старику убрать со стола последние чашки и стаканы. Живот его наконец был полон, и хотя на стойке рядом еще оставался поднос с шоколадками, Ной лишь коротко на них глянул и отвернулся. Они уныло зашаркали к буфету. – Успели вовремя? До того, как он… как что-нибудь…

– До того, как он умер? – переспросил старик. – Что случилось, мальчик? Ты не можешь сказать этого? Знаешь, это же просто слово. Группа букв, нанизанных вместе в случайном порядке. Само по себе это слово ничего не значит по сравнению с его смыслом.

– Да, вот это вот, – кивнул Ной и уставился в пол. Зубы и кулаки он сжал так плотно, что подумал – пальцы вот-вот проткнут ему ладони и вылезут с другой стороны, если он не будет осторожен. В сундучке он заметил одну последнюю марионетку, вытащил ее и осмотрел. Похоже, это был пожилой кролик, – если дергать за проволоку, у него шевелились усики. Ной положил куклу ко всем остальным. – Вы успели вернуться домой до того, как он умер?

Когда я прибежал к лавке игрушек (сказал старик), все в ней казалось точно таким же, каким было, когда я уходил. Все стены по-прежнему в игрушках, весь пол по-прежнему в опилках и стружках, а за прилавком остались незакрытые банки краски, и по их бокам стекали тягучие радуги цветов. Кассу заплело паутинами.

– Эгей? – прошептал я, озираясь. Я рассчитывал, что из теней в любой миг вынырнет отец. – Паппо?

Но мне никто не ответил, и я закусил губу. Что же делать дальше? Больница была от нас всего в нескольких милях – я мог бы оказаться там за пару секунд, стоило мне захотеть, но что-то мне подсказывало, что Паппо ни за что не согласился бы лечь в больницу. Он сам выстроил эту лавку игрушек, в конце-то концов. Создал ее на ровном месте, и она держалась не одними кривыми кирпичами и кое-как положенным раствором. Ей не давало рухнуть и все, что в ней было, – все до единой игрушки на прилавках и полках. Он ни за что отсюда не уйдет, в этом я был уверен.

• Предыдущая
• 25/31
• Следующая