Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ) - Мамаева Надежда - Страница 48

• Предыдущая
• 48/62
• Следующая

Первым нарушил молчание Илас:

— Знаешь, один мой сослуживец говорил: 'Жизнь — это дуэль со смертью, и тут главное — не ошибиться в выборе оружия', — и я в роли акинака в этой битве выберу правду. Молчать и бежать, конечно, тоже вариант, но сдается мне, далеко и надолго нас не хватит…

— Правда, — это хорошо, — заметил Эрден, — но одной правды мало. Сказанная в большом зале она разлетится по углам и по умам, раздробиться на домыслы и не дойдет до того, кому предназначена.

— И кому же эта правда предназначена? — Васса тоже включилась в диалог.

— В первую очередь Ваурию 13.

— А донести тогда до императора? — Это подал голос Леш, усиленно потеющий под скруткой и выздоравливающий.

— Есть такое понятие 'личная аудиенция', — хитро улыбнулся Эрден. — И у меня даже есть план, как ее добиться.

Дальнейший разбор плана походил на бои местного назначения. Илас бил себя кулаком в грудь, доказывая, что фьерриной он больше 'в жизни не будет', на что получил ироничное Вассы 'а в смерти?'. Эрден рисовал схему расположения резиденции, куда прибудет Ваурий тринадцатый. Блондин утверждал, что диспозиция дурна. Дознаватель распалился, утверждая, что не собирается спорить с дураком, иначе опустится до его уровня, а там Илас задавит его своим опытом.

После этой реплики перехода к рукопашной не последовало. Охладил пыл мужчин ехидный комментарий лицидейки: 'Ваш спор превращается в бесполезную дискуссию: в нем не используются железные аргументы или другие подручные предметы'.

Васса же смотрела на рисунки на снегу и ловила себя на мысли, что каждый новый день люди строят планы на будущее. Но у будущего свои планы, поэтому самое верное в их случае — надеяться на 'авось пронесет'. Такие думы возникли из?за того, что чем больше Эрден убеждал их, тем отчетливее приходило осознание: ничего более авнтюрного в жизни девушки еще не было.

Почему?то думают, что блефовать стоит лишь для того, чтобы создать иллюзию, что у тебя на руках сильные карты. Отнюдь, блефовать стоит всегда, потому как истинное удовольствие от игры — в блефе.

Из мемуаров Хайроллера

Прием — дело хлопотное. А прием в императорской зимней резиденции еще и, до зубовного скрежета, затратное. Казначей ходил по залам попеременно то хватаясь за сердце, то нюхая нашатырь: амарийские розы с длинными стеблями без шипов по злотню за штуку, невесомый газ и шелк по полтора злотня за аршин, вазы из тончайшего бримерского стекла (под конец вечера, наверняка, пары штук не досчитаются — гости не всегда бывают аккуратны, а претензии им не предъявишь).

Слуги старались вовсю. Веселая гризетка, мурлыча бравурную песенку себе под нос, начищала паркет. Юбки ее были при этом подоткнуты так, что крепенькие ножки оставались доступны мужскому взору, как и щетки, одетые на манер тапок на ступни очаровательной прелестницы. Две, уже умудренные придворным услужением, дородные женщины мыли витраж, изображавший усекновение Змеевича доблестным Улериком — драконоборцем. При этом меч героя, по сравнению с габаритами ящера, напоминал скорее скорняцкое шило, нежели доблестный булат. Но автор шедевра, поправ законы логики, придал морде Змеевича выражение обреченное, а Улерику — победоносное.

Казначей недовольно покачал головой. Он был реалистом, и прекрасно понимал, что в таком сражении победа достанется никак не человеку. Хотя легенды говорили иное… Но легенды ведь зачастую придумывают, чтобы облагородить историю. Скорее всего, ящер был размером не больше теленка, раз его сумел победить один рыцарь, но доблестному герою не пристало сражаться со злом мелким… это как?то не солидно. Вот и подрос Змеевич, при пересказе из уст в уста.

Меж тем в дверном проеме на противоположенной стороне зала показался распорядитель грядущего торжества. Казначей поспешил убраться, дабы этот попрошайка не взялся выклянчивать очередную сумму на 'чрезвычайно важное и непомерно необходимое'. Хранитель императорских богатств сгорбился еще сильнее, втянул голову в плечи и, прикинувшись фикусом, что стоял в кадке неподалеку, начал отступать к выходу. Стратегический маневр был замечен, и разодетый распорядитель бойцовским петухом налетел на несчастного казначея.

— Герр Арисмундий! Вы?то мне и нужны. Для торжества необходимо закупить еще свечей, а то посольство этих мракобесьих веремов, прости Хоган, больно уж свет любят, не напасешься на них! И свечи требуют в покои непременно воска самой высокой очистки, чтобы не коптили. — Распорядитель весь бурлил, как кипящий на плите котелок.

— Составьте прошение со сметой, я рассмотрю! — сухо ответил казначей.

— Герр Арисмундий, помилуйте, какое прошение! К вечеру уже посольство должно будет приехать, а у меня работы непочатый край. Еще и писульки составлять? Увольте!

— Смету, смету, я сказал! — казначей отгородился от наседавшего на него распорядителя тонкой папочкой с бумагами, которую до этого держал под мышкой, как щитом.

Его противник по словесному бою словно и не заметил данного жеста и, выпятив грудь, пошел на таран сухонького герра Асмундия. Казначей начал пятиться, но монетных позиций не сдавал, душой радея за каждый грош.

— Герр Арисмундий, я требую! Его императорское величество дал четкие указания выделить из казны запрашиваемую сумму для устроения приема по высшему уровню!

— Только через бумагу! — казначей рачьей поступью наконец?то добрался до выхода и, вдохнув поглубже, гордо распрямил плечи: — А теперь разрешите откланяться, у меня срочные дела.

И, пока распорядитель не успел вставить ни слова, развернулся на каблуках и припустил по коридору. Этот финансовый бой был выигран, но впереди стояло сражение за смету праздничного стола.

Меж тем, его императорское величество, Ваурий тринадцатый, и не подозревая, какие баталии развернулись в малом приемном зале, размышлял о гостях, к приему которых дипломаты обеих держав готовились не один год.

Веремея — государство сопредельное, маленькое, но гордое. Подмял бы император уже давно всю их гордость под обода великой державной армии, но мешали земли, которые населял веремский народец. Непролазные топи, чередующиеся с лесами. В них вязла конница и пехота, лучникам негде было развернуться: в ельниках и ивняках много ли настреляешь, когда ни противника толком не видать, ни стреле прямо пролететь? А за каждой кочкой ждут дружественные силки, или бочаги, замаскированные плавуном под полянку, распахивают свои объятия. Меж тем через Веремею пролегает кратчайший путь к восточным морским воротам.

Пробовал идти войной Ваурий, два раза пробовал, а толку чуть — пройдет войско маршем, по колено в грязи не приняв ни одного сражения, растеряв по болотам половину солдат. Объявит Веремею взятой, оставит гарнизоны да остроги из самых невезучих и вернется. На следующий год поедут обозники за данью, а собирать ее не с кого — остроги пусты, гарнизоны и заставы выжжены стоят посреди болот и… никого.

Иногда императору Ваурию казалось, что эта маленькая болотистая Веремея — бездонная яма, в которую сколько ни кидай солдат и средств — все равно не наполнится. Вот и пришлось идти на мировую, посольство это хвостато — ушастое.

Ваурий был замечательным политиком — не умный, но мудрый — ровно настолько, чтобы разобраться, когда его пытаются обокрасть министры, и в меру глупый, чтобы не ввязываться в интриги, которые подданные плели неустанно. И что примечательно, правитель умел соблюсти грань между делами государственными и постельными, что весьма печалило его фавориток. Ведь каждая из них, сменив свою предшественницу, считала, что она?то обязательно сумеет если не стать шеей его величества, то уж влиять на его решения будет точно. И каждая, получив отставку, убеждалась в своем глубоком заблуждении.

Правитель еще раз вздохнул, и, скинув халат, звонко щелкнул пальцами. Из?за распахнувшейся двери споро выбежали несколько слуг и без лишней суеты и подобострастия ловко начали одевать своего господина. В дверь поскреблись. Выразительно так, с интересом.

• Предыдущая
• 48/62
• Следующая