Ладья света (СИ) - Емец Д. А. - Страница 42

• Предыдущая
• 42/59
• Следующая

Ощерившись, Джаф вырвал у Улиты карту. Он был в такой ярости, что ногтем содрал ей кожу на пальце. Через плечо стража Улита разглядела на карте узкую, рисунком намеченную площадку, а сразу за ней — бездну. Совсем недавно бубновая дама еще была здесь, а теперь… теперь ее не было.

— Психопатка! — прошипел Джаф. — Разве ей плохо было у меня? Прыгнуть в Тартар — это опуститься в еще большие его глубины! А вы, все трое, — молчать! Тоже сигайте, если хотите, за своей подружкой! Ну! Я вас не держу!

Пиковая, червонная и трефовая дамы трусливо заметались на своих узких площадочках, стараясь держаться как можно дальше от края.

Улита с ужасом смотрела на Джафа, вместе с ребенком пятясь к дверям. Спохватившись, что выдал себя, страж натянул на лицо вежливую маску. Но держалась она плохо. Дикая злоба лезла из всех уголков.

Все равно ты проиграла! Ты вытащила бубновую! Остальные три — все здесь! Значит, бубновая! Тебе не отвертеться!

Дверь за спиной бывшей ведьмы захлопнулась. Быстрая, как змея, рука Джафа легко миновала Улиту, изогнулась, как никогда не смогла бы изогнуться рука живого человека, и попыталась скользнуть в грудь ребенку. И — ничего у нее не получилось. Улита услышала короткий яростный крик, какой бывает, когда кожу обдает раскаленным паром.

Пытаясь нашарить дверную ручку, Улита задела выключатель. Вспыхнул свет. Джаф метнулся к стене, спиной закрывая свою страшную, уродливую тень, которая, не желая сидеть тихо, прорывалась ^За контуры его спины.

— Все равно заберу! Мрак признает эту сделку законной! — зашипел он. — Ты вытащила бубновую даму!

— Я вытащила картонный прямоугольник, — упрямо повторила Улита.

— Мне безразлично! Произноси слова отречения, или я убью вас! Hу!

Что-то трижды стукнуло, точно колотушкой по дереву, Джаф гневно дернулся.

— Опять я кому-то нужен! И отказать не имею права!.. — процедил он сквозь зубы. — Тухломон! Где этот идиот? Никуда ее не выпускай! Я скоро!

Из стены важно вышагнул Тухломон. Недавно выпавший в окно комиссионер был облачен в строгий черный мундир. На переносице поблескивало пенсне. В руках он держал некую громоздкую конструкцию, густо смазанную ружейным маслом.

Джаф махнул ему рукой и скрылся. Тухломон кисло поглядел на Уличу и, прицелившись в нее, предупредил:

— Надеюсь, ты понимаешь, ведьма, что все серьезно? Никаких фокусов! Пулемет не пластилиновый, боевой!

— Это не пулемет! — сказала Улита, вытирая пот с красного лица.

— Почему не пулемет? — напрягся Тухломон.

— Он только похож на пулемет. Это «FG 42» — винтовка парашютистов вермахта. Из-за чрезмерной мощности патронов быстро выходит из строя. Американцы после войны сплагиатили с нее свой пулемет «М 60», вот ты и обознался, бедненький. Но у тебя именно винтовка! Ты хоть знаешь, где предохранитель?

Это Тухломон, к сожалению, знал.

— Не двигайся! Пули не только серебряные, но и разрывные, с руиной насечкой! Про ребенка не знаю, но ведьму ухлопать точно можно! — предупредил он, вскидывая винтовку к плечу.

Ведьма с любопытством заглянула в черный зрак дула, где жила уготованная ей пуля.

— Привет, милый! Ты, как всегда, вовремя! А мы тут плюшками балуемся! — проворковала она.

— Это ты кому? — настороженно спросил Тухломон.

— Да уж не тебе, гадик пластилиновый! Эссиорх пришел, муж мой!

Тухломон ехидно закивал, изображая, как страшно он напутан.

— А больше никто не пришел? — поинтересовался он. — Что-то я не слышал мотоцикла!

— Больше никто, — вежливо сказала Улита. — Пожалуйста, милый! Только не табуреткой! Мы еще не выплатили кредит!

Тухломон несколько мгновений подумал и недоверчиво обернулся. В следующий миг могучая, резкая, гневная сила подхватила его и размазала по стене. Эссиорх и правда пришел.

Размазанный по стене, Тухломоша пискнул и, плоский, как вырезанный из бумаги силуэт, попытался стечь на пол. Эссиорх схватил его и снова швырнул на стену. Тухломоша не растерялся и, прилипнув к стене, быстро переполз на потолок. Эссиорх подпрыгивал, пытаясь его стащить, но Тухломон не отдирался, прилипнув к потолку, как жвачка. Телепортироваться он не пытался, потому что знал, что все заблокировано.

— Вам не стыдно? Нечестно бить маленьких и слабеньких! — пожаловался он.

Эссиорх снова подпрыгнул, но не дотянулся.

— Еще как честно! — сказал он и снова безуспешно прыгнул. — Не представляешь, сколько подлостей творят маленькие и слабенькие! Гитлер, Геббельс, Наполеон… Будь они большие и сильные — крушили бы челюсти в пивнушке!

Улита попыталась вскочить на табурет, чтобы все-таки отодрать комиссионера от потолка, но сделала это так резко, что ножки табурета подломились, и она, охнув, обрушилась на пол.

— Больно? Вавы нет? — участливо спросил Тухломон.

Не тратя времени даром, он ухитрился раскататься по потолку- таким тонким слоем, что подцепить его нельзя было даже ногтями. Тухломон торжествовал, готовясь бесконечно болтать и сюсюкать, но он не учел, на что способна разгневанная женщина. Кривясь от боли и держась рукой за бок, Улита тяжело поднялась, взяла газету, скомкала ее, подожгла от газовой конфорки и, вскинув руку, принялась выжигать Тухломона с потолка.

Слишком поздно он сообразил, что, раскатавшись чрезмерно тонко, сделал себя уязвимым для огня. Пламя охватило комиссионера, стремительно распространяясь от центра в противоположные стороны. С потолка закапал расплавленный пластилин. Капли превращались в червячков, которые расползались в разные стороны, оставляя на плитке липкий след.

Улита и Эссиорх прыгали по кухне, давя их. Эссиорх делал это, проворачиваясь на пятке, а Улита колотила их сорванной с ноги тапкой. Наконец от Тухломона остался единственный червячок Он сложился в крошечного, почти неразличимого человечка со смазанными чертами лица, голого и лишенного пола. Человечек замахал руками, не то в гневе, не то в крайней степени глумления пропищал нечто негодующее, присел и опрометью метнулся за батарею, спасаясь от прыгнувшей к нему Улиты.

Ведьма сгоряча рванула батарею, но та держалась крепко. Улита отступила, тяжело дыша. На пол упало нечто, до того прилипавшее к потолку. Эссиорх наклонился и, подняв контейнер от фотопленки, заглянул в него.

— И ведь это далеко не все! Наверняка у него по тайникам много чего распихано! — сказал он с сожалением.

— Мы его убили? Или нет? — спросила Улита, вновь пытаясь трясти батарею.

Хранитель, подумав, покачал головой:

— Не убили. Но он впал в ничтожество, почти стерт. Ты видела его лицо? На нем нет выражения, только буравчики глаз и едва намеченный рот.

— Он снова соберется!

— Будет пытаться, но на это, возможно, уйдут месяцы. У комиссионеров разум пропорционален объему.

Эссиорх лег животом на пол и. насколько было возможно, заглянул за батарею. Там, куда уходила труба отопления, темнела узкая щель. Туда и просочился пластилиновый человечек.

— Где он? Что теперь будет? — спросила Улита.

Эссиорх встал, спокойно отряхивая колени и ладони

— А ничего не будет.

— Совсем ничего?

— Где-то по бесконечным трубам Москвы, в канализационных колодцах, лифтовых шахтах, мусопроводах, воздуховодах будет скитаться мелкое, безликое, лишенное разума зло, заглядывать в квартиры, пробираться в сны. Трогать сердце пластилиновыми лапками, умолять пожалеть себя, раздувать ненависть, вползать в трещины обид, требовать предательства, провисающей вялости… День и ночь будет ползать! И еще важно: Тухломон теперь почти не имеет личности, он будет маскироваться под самого человека, под его собственные желания, подмешиваться к его собственному «Я».

— Страшно! — тихо сказала Улита.

— Страшно, — согласился Эссиорх. — Но что ж сделаешь, если мы его не додавили?

Прижимая к себе ребенка, Улита шагнула к Эссиорху. Он обнял их обоих.

— А Джаф? — спросила она, дрожа. — Он же вернется! Ему нужен мой эйдос и эйдос Люля! Слышишь, я почти обещала их ему!

• Предыдущая
• 42/59
• Следующая