Хроника смертельного лета - Терехова Юлия Константиновна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/140
• Следующая

– Что? – спросила она дочь, подойдя, но та ей не ответила, а только перевела дыхание и ткнула пальцем в манекен.

– Ах, какое чудо! – Галина Васильевна любила красивые вещи и мгновенно оценила волшебное платье. – Купи себе – оно словно для тебя сделано.

– Угу, – мрачно кивнула Катрин. – Сделать-то его для меня сделали, только насчет цены посоветоваться забыли, – она кивнула на табличку рядом с манекеном, словно тот – ценный музейный экспонат. На табличке была обозначена цена, сопоставимая со средней зарплатой по Москве – за полгода.

– Ничего себе, – охнула Галина Васильевна.

– А я что говорю… – простонала Катрин.

Они постояли около манекена еще минуты три, после чего Галина Васильевна втолкнула упирающуюся дочь в кабинку с бархатной портьерой и заставила ее примерять платье, приведя обнадеживающий довод: – Может оно тебе не подойдет, тогда и страдать нечего!

Но платье, снятое с манекена, село на Катрин словно вторая кожа, как будто она родилась в нем. Идеальное в своей простоте – скромный кусок жемчужного шелка – платье приняло ее в объятия нежным любовником. Прямые плечи, высокая грудь и тонкие щиколотки молодой женщины были словно созданы для него. Галина Васильевна одобрительно оглядела дочь, не скрывая гордости.

– Мам, я не могу, – прошептала Катрин. – А что потом? Зубы на полку?

Тем временем Галина Васильевна достала из сумки карту и решительно двинулась к длинноногой продавщице, приказав той: – Выписывайте!

– Мама, – завопила Катрин. – Ты сошла с ума!

– Мне заплатили перед Новым годом за работу в МЧС, – заявила Галина Васильевна. – Признаюсь, внушительную сумму. Могу я подарить единственной дочери платье на Рождество?..

Через несколько минут продавщица вручила Катрин красивый пакет с платьем, завернутым в тонкую бумагу. Все еще не веря, что она таки стала его счастливой обладательницей, Катрин заглянула в пакет и, убедившись, что вожделенное платье там, в восторге повисла у матери на шее. С тех пор прошло несколько месяцев, а оно все висело в шкафу в ожидании звездного часа. И вот – кажется, дождалось…

Надев белье и подколов длинные, ниже пояса, густые темно-каштановые волосы, она присела к трюмо. Итак, что бы ей нарисовать? Немного коричневых теней на веки, тушь на ресницы, но без подводки, чтоб не выглядеть вульгарной. Хорошо, что кожа у нее белая, чистая, не нуждается в тональном креме. Немного пудры, совсем чуть-чуть, чтобы нос не блестел. Черты Катрин строгий критик назвал бы скорее классическими, чем красивыми – высокие скулы, чуть длинноватый, но идеальной формы нос. Блеск темно-карих глаз гасился стрельчатыми ресницами.

Она с удовольствием окунулась в прохладу шелкового платья, стянула с полки бледно-розовый, шелковый же палантин. Обмотала длинное жемчужное колье вокруг узкого запястья. Получился довольно-таки массивный браслет. Теперь волосы. Может, распустить? Катрин вынула шпильки, придерживавшие ее шевелюру, пока она одевалась, и длинные пряди упали ей на спину. Нет, пожалуй, это уже слишком…

И она собрала тяжелую массу в низкий узел над самой шеей. Туфли на высокой шпильке, Serge Noire[5] в качестве заключительного аккорда. Все костры средневековья в этом загадочном аромате… Повертелась у зеркала и осталась довольна. Мать перед уходом заглянула в комнату, одобрительно покивала и испарилась со всеми пакетами и пакетищами…

Мобильник призвал ее голосом Милен Фармер «Fuck them all». Очень вовремя и очень актуально…

– Катрин?

– Серж? – откликнулась она.

– Тебе извозчик не нужен? Или ты сама поедешь? Или за тобой Орлов заедет?

«Ой, как кстати!» – мелькнуло в голове Катрин.

Булгаков работал под началом ее матери – заведующей отделением Склифа. Галина Васильевна не возражала бы заполучить его в качестве зятя. Но Катрин и Сергей оставались всего лишь хорошими друзьями. По мнению Катрин, Булгаков вел себя отвратительно по отношению ко всем женщинам, с которыми заводил романы, и ни одну она не видела более двух раз. А когда она спрашивала Сергея про кого-либо из них, он лишь рассеянно откликался: «О ком это ты?». Сам Булгаков прекрасно сознавал, что в тот момент, когда он совершит хоть одно двусмысленное телодвижение в сторону Катрин, и она расценит его не как дружеское, их теплым отношениям придет конец.

– Мне как раз нужен извозчик, – с благодарностью произнесла Катрин и начала сбивчиво объяснять. – У меня шпильки высокие, в метро точно в дырку какую-нибудь провалюсь, за рулем каблук сломаю, а такси вызывать лень…

– Все с вами ясно, леди, – проговорил Булгаков насмешливо. – Короче, во сколько за тобой заехать?

– Полседьмого. И зайди, ладно, чтобы мне на улице не стоять, а то ты знаешь, я в таком виде, – тут она прикусила язык.

– Да ты что там, голая собралась ехать? – радостно заурчал Булгаков в трубку.

– Ага, размечтался, – фыркнула она, и на этом их разговор завершился.

…– Послушай, – говорил Булгаков, пока они спускались в лифте, – у меня в машине барышня сидит. Уж будь с ней поприветливее, а то она какая-то испуганная.

Катрин чуть не взвыла от досады.

– Я ее знаю?

– Нет. Это медсестра из нашего отделения.

– Серж, ты докатился – соблазняешь средний медперсонал, – ехидно хихикнула Катрин, дабы скрыть разочарование. До этого она предвкушала, как взбесится Орлов, когда она появится у Ланского под руку с Сержем. Ее ревнивый любовник кривился, замечая вовсе не дружеские взгляды Булгакова, обращенные к Катрин. Грех не воспользоваться возможностью прищемить ему хвост. Увы! Все ее планы рухнули из-за какой-то медсестры, невесть откуда нарисовавшейся на горизонте.

Сергей тем временем наблюдал за лицом Катрин, как на экране отразившем всю гамму обуревавших ее чувств. Он ни на секунду не обманывался насчет ее отношения к нему. «Бабы! – презрительно подумал он. – Даже лучшие из них – хитрые и расчетливые стервы!».

– Да, в таком виде на улице лучше не стоять и такси лучше не ловить, – Булгаков старался оторвать жадные глаза от глубокого выреза ее платья.

– Что-то не так? – вскинула она голову.

– Все не так, – дернулся он. – Ты вся – одна сплошная провокация.

Катрин подняла бровь и грустно усмехнулась.

– Будет мне сегодня за мою провокацию, – тихо обронила она. Выходя из лифта, Сергей пропустил Катрин чуть вперед, специально, чтобы исподволь полюбоваться на крутой изгиб, которым ее тонкая талия перетекала в бедра.

Катрин недовольно скользнула взглядом по смущенной рыженькой девушке. Но после того, как Булгаков, не колеблясь ни мгновения, пересадил ту на заднее сиденье, снисходительно ей кивнула. Н-да, как некстати… Интересно, как объяснил Булгаков новой пассии его отношения с ней, Катрин? «Сейчас мы заедем за женщиной, которая мне нравится»? Или – «Я только заберу тут одну – она живет с моим другом уже черт знает сколько лет и на потеху всей компании они все никак не могут расстаться»? Тоже ничего. Катрин мельком глянула в зеркало дальнего вида – на симпатичном личике, усыпанном веснушками, было ясно написано отчаяние.

«Почему меня должно это занимать? – спрашивала себя Катрин. – Она не моя проблема, а Булгакова. Девочку жалко, милая девочка… А собственно, что мне ее жалеть, сама виновата!», – с неожиданным раздражением подумала она. Булгаков молча вел машину. Он бы с радостью поболтал с Катрин, но мешала рыжая за спиной. Нечего посвящать ее во внутренние дела королевства…

Так, в гробовой тишине, они доехали до дома Ланского.

Этот дом построили в начале восьмидесятых, для государственной элиты в одном из самых престижных в то время районов Москвы – в начале Олимпийского проспекта. Ланские занимали отличную пятикомнатную квартиру на втором этаже. Кроме них на площадке жила только одна семья – дипломата высокого ранга.

Отец Антона – именитый ученый-нефтяник – вечно пропадал с женой то в Сибири, то за полярным кругом, то в далеких восточных странах. Антона воспитывала бабушка. Она умерла, когда тот учился в университете. Родители продолжали жить за границей, а их просторная квартира превратилась в пристанище для друзей Ланского в трудные моменты жизни.

• Предыдущая
• 7/140
• Следующая