Самый дождливый октябрь - Комарова Ирина Михайловна - Страница 52

• Предыдущая
• 52/54
• Следующая

– Ерунда, – воинственный пыл у Черникова немного утих, но раздражение осталось. – Какой смысл искать здесь что-нибудь, связанное с Лидой? Ее здесь даже не знал никто! А у нас, между прочим, рабочий день! У меня и так все разваливается – заместитель в конкуренты подался и секретарша арестована, вами лично, между прочим, арестована! А теперь вы и оставшимся работать не даете! Вы в курсе, что мы здесь уже два часа сидим?

– Ничего, недолго осталось, – неопределенно пообещал Стрешнев. – Кто здесь будет госпожа Вересова?

Володя видел Катю не хуже меня и не узнать ее не мог – фотография, которую ему дал Гошка, была достаточно качественная. Просто ему надо было остановить Черникова, переключить его мысли на другую тему. Цель была достигнута: Петр Кириллович сбился с пафосного тона и даже немного растерялся.

– Катя? Вон она, у окна сидит. Но зачем она вам? Катя ничего не знает.

– Это вы считаете, что Катя ничего не знает, – мягко поправил его Гоша. А Володя, молча кивнул Мише. Тот подошел к окну и отвесил вежливый полупоклон:

– Вересова Екатерина Анатольевна?

– Она самая, – Катя улыбнулась, немного удивленно, но дружелюбно. – А что такое? У вас ко мне вопросы? Я, кажется, все уже рассказала, что знала. И Рите, и вот ему – она кивнула в сторону Семушкина.

– Совершенно верно, – в первые минуты Миша просто очаровывает своей вежливой предупредительностью. Его фантастическое занудство оцениваешь по достоинству только на втором часу допроса, на себе испытала. – Но у нас появились новые вопросы.

Я пристально всматривалась в безмятежное Катино лицо.

– Как интересно. И что же вы хотите узнать?

Она что, совсем не волнуется? Неужели у молодой еще девушки может быть такое самообладание? Или мы ошибаемся? Что если она сейчас засмеется и все объяснит? Мама моя, просто страшно представить, что Стрешнев со мной тогда сделает! Я бросила панический взгляд на Гошку. Чуткий напарник сразу все понял, наклонился ко мне и прошептал на ухо:

– Не дрейфь, все нормально. Как ни крути, а шкатулка была отправлена под ее фамилией и на ее адрес.

– Действительно, – я немного успокоилась. – Пусть попробует это объяснить.

– Мы изъяли бандероль, отправленную вами пятнадцатого октября, – Миша, тем временем, продолжал общаться с Катей. – Вы помните, что там было?

– Бандероль? – ее лицо осталось таким же безмятежным, только щеки немного порозовели. – Не понимаю, о чем вы говорите.

– Ка-атя, – укоризненный тон всегда получался у Миши безупречно. – Вы же умная девушка. Вы понимаете, что без достаточных причин мы не стали бы вами заниматься. У нас есть свидетель, который видел, как вы выходили из подъезда. И даже если вы рассчитываете, что работники почты не смогут вас опознать, вы должны понимать, что адрес на бандероли написан вашей рукой, и бланк тоже заполняли вы. Я уж не говорю, про отпечатки пальцев.

– Отпечатки пальцев? – Катя на мгновение застыла. Потом тряхнула головой и бесстрастно произнесла: – Мне надо подумать.

– Вы будете иметь такую возможность, – выступил вперед Володя. – А так же, можете сделать телефонный звонок, пригласить адвоката, и все остальное, что предусмотрено законодательством. Гражданка Вересова, вы задержаны по подозрению в совершении кражи, по подозрению в убийстве и покушении на убийство.

– Что? – растерянно спросила Маша.

– Вы с ума сошли, – подхватил Черников. – Кражи, убийства какие-то! Вы еще скажите, массовые казни!

Зинаида Григорьевна и Изабелла Константиновна тоже издали невнятные изумленно-возмущенные звуки. Только Катя не произнесла ни слова. Она, молча, поднялась и прошла несколько шагов по направлению к двери.

– Катя! – беспомощно окликнул ее Черников.

Катя оглянулась и так же бесстрастно повторила:

– Мне нужно подумать.

Наша доблестная милиция, сплотившись вокруг задержанной, удалилась, оставив нас расхлебывать, объяснять и успокаивать. Непростая задача, учитывая шоковое состояние присутствующих и то, что мы с Гошкой не могли рассказывать все, что знали. Тайна следствия, понимаете ли.

Когда мы немного привели сотрудников «Игрушечной страны» в чувство, Изабелла Константиновна, как самая стойкая, задала конкретный деловой вопрос:

– И что нам теперь делать? В данной ситуации?

– Вам? – Гоша пожал плечами. – В отношении Вересовой, вы, я думаю, ничего не можете предпринять. Ну, разве что, передачи организовать, адвоката подыскать, характеристику с места работы сочинить. А в остальном… вам лучше знать. Работайте. Выполняйте свои служебные обязанности.

– Спасибо большое, – главный бухгалтер, с достоинством, слегка наклонила голову. Потом обратилась к Маше и Зинаиде Григорьевне: – Вы слышали? Прошу занять рабочие места, – повернулась, и первая вышла из комнаты. Старший менеджер и дизайнер, деморализованные остатки сотрудников «Игрушечной страны», печально побрели следом.

– Петр Кириллович, – обратился Гоша к Черникову, я понимаю, вам сейчас сложно…

– Кой черт, сложно! Катастрофа! Я совершенно не понимаю, как такое могло произойти! Ведь не случайные, близкие люди, много лет вмести, и вдруг, как обвал! Олег Викторович, Варвара, теперь еще Катю арестовали! Что он там говорил, про убийство?

– А вы разве не поняли? Кроме того, что Катя украла драгоценности вашей жены, есть серьезные основания считать, что именно она убила вашу домработницу.

– Лиду? Но как же… ведь за это уже арестовали Варвару!

– Варвару, думаю, теперь выпустят. А если вы не станете выдвигать против нее обвинения в краже диска, она отделается легким испугом.

– И потерей работы, – мстительно заявил Черников. – Пусть только попробует ко мне явиться – выгоню, как собаку! Да черт с ней, с Варварой, я про Катю не понимаю! Вы что, действительно, считаете, что она могла убить Лиду?

Гоша грустно посмотрел на него:

– Мы в этом уверены.

Мы, конечно, сделали, все, что могли, стараясь успокоить Черникова, но достижения наши были невелики. Можно понять: когда половина состава фирмы внезапно оказывается «за бортом», племянница, пусть и не родная, а по линии жены, обвиняется в убийстве, а вместо драгоценностей в руках оказывается по всем правилам составленная и заверенная опись, человеку трудно сохранить спокойствие и уверенность в себе. Наконец, Гоша, философски упомянув время, которое все лечит и расставляет по своим местам, начал прощаться.

– Окончательный отчет о проделанной работе вы получите в течение трех дней, – заверил он, деликатно опустив напрашивающийся вывод: если работа завершена, то кроме окончательного отчета предполагается и окончательный расчет. – Вам его привезти или вы сами к нам заглянете?

Черников, к его чести, намек понял совершенно правильно.

– Лучше я сам к вам заеду, надо же еще и расплатиться. Только я не понял, Надины украшения – мы их получим обратно?

– Обязательно. Они сейчас являются вещественным доказательством, и, до суда, будут находиться на ответственном хранении. Но вы не сомневайтесь, ни со шкатулкой, ни с ее содержимым, ничего не случится. Конечно, некоторое время, Надежде Николаевне придется обходиться без изумрудов.

– Длительное время? – судя по кривой усмешке, к Петру Николаевичу начало возвращаться чувство юмора.

– Боюсь, что так, – вынужденно признал Гоша. – Сами понимаете, такие дела быстро не делаются.

На этой минорной ноте мы и откланялись.

Слова «дождь все еще продолжался» звучат в этой истории, как припев национального гимна. Но что я могу поделать? Я бы и сама рада была сообщить, что сияло солнце или, хотя бы, упомянуть о сильной облачности. Увы. Когда мы с Гошкой вышли на улицу, дождь все еще продолжался. Но нам так надоело бегать по лужам, что до машины мы дошли спокойным шагом. Включив мотор, Гоша спросил:

– Едем домой?

Домой, это значит в офис, к Александру Сергеевичу и Ниночке, на окончательный доклад. Рассказать все не конспективно, как это сделал Гоша по телефону, а медленно, с самыми мельчайшими подробностями и художественными отступлениями. Выпить кофе с бутербродами, Ниночка непременно позаботится об этом, выслушать от шефа оценку наших действий и наставления на будущее, вот в чем прелести нашей работы.

• Предыдущая
• 52/54
• Следующая