Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая - Корджева Елена - Страница 1

• 1/65
• Следующая

Всю ночь Алексу снились какие-то двери. То они открывались, едва он к ним приближался, и пропускали в длинный, почти бесконечный коридор, то смыкались прямо перед носом, не давая проходу. И приходилось поворачивать по этому странному коридору назад и толкаться в какие-то другие двери. И невозможно было понять, зачем вообще ему нужно идти куда-то, блуждая среди этих нескончаемых дверей.

Утро облегчения не принесло. Проснулся он таким разбитым, словно и впрямь всю ночь бродил в поисках выхода.

– Вот что значит любопытство, – подколол он сам себя, наливая горячий кофе в любимую им чашку в горошек.

Чашку он купил сам и приволок её к Соне. Утвердив тем самым своё окончательное переселение к ней. Никогда не засматривался на посуду, но от этой, случайно увиденной чашки отказаться не смог. Чем-то притянули его большие белые горохи на ярко-красной – «революционной», как шутила Соня, – поверхности. Ну, революционная она там, или нет, но чашка стала любимой и неизменно ставилась на стол, замечательно вываливаясь из тщательно подобранной Соней солнечно-жёлтой гаммы. Сама Соня высказалась по этому поводу только однажды, зато ёмко:

– О вкусах не спорят. Тем более о вкусах дорогих сердцу людей. Ты для меня важнее посуды.

И вопрос с чашкой в горох решился раз и навсегда.

Алекс завтракал, лениво болтая по тарелке заблудившуюся в молоке горсть каких-то хлопьев, и нервничал. Он пытался делать вид, что ничего такого особенного не происходит, что это абсолютно в порядке вещей – получить от самого Конрада Шварца, члена правления ничего себе какой корпорации, где сам-то работает всего без году неделя, приглашение, да к тому же звучащее как приказ.

О-го-го себе, ничего особенного!

Делать вид, тем более перед самим собой, было глупо, а пожалуй, и архиглупо. И Алекс, вместе с остатками завтрака отбросив всякое притворство, направился к большому зеркальному шкафу, намереваясь подобрать «прикид».

– Хм, – стоя у шкафа, Алекс разговаривал сам с собой, пытаясь принять верное решение. – С одной стороны – воскресенье, день выходной, значит, никаких костюмов с галстуками… С другой стороны – член правления… Но не официально, домой… Но старой закалки….

Простояв едва не полчаса перед раззявленным шкафом, Алекс разозлился:

– Да что я, на свидание собираюсь? В конце концов, не понравится ему, так это не моё, а – его дело.

И решение наконец было принято в пользу молодёжности и воскресенья. Правда, от джинсов Алекс в итоге отказался, но посмотрев в зеркало на себя в синих брюках, подаренной недавно Соней водолазке «барселона» и короткой дутой куртке, выбор одобрил. В зеркале отражался высокий молодой человек, чьи широкие плечи удачно подчёркивались курткой, ярко-синий цвет которой хорошо оттенял стального цвета глаза и светлые, зачёсанные на выпуклый лоб волосы. Если не слишком приглядываться, то пока почти совсем незаметно, что эти самые волосы потихоньку начинают образовывать небольшие залысинки.

– Даже если я и буду лысым, то не раньше, чем к сорока годам, – на всякий случай утешил себя Алекс, в остальном вполне одобряя свою внешность.

Соня любила подшутить над тем, как он красуется перед зеркалом. Но сегодня Соня отсутствовала, и Алекс ещё пару раз прошёлся перед большим шкафом взад и вперёд, отмечая, как хорошо сидят на нем брюки, и как правильно, что он, несмотря на занятость, хотя бы два раза в неделю ходит в тренажёрный зал. Он – молодец.

Чтобы не думать о визите, Алекс постарался подольше задержать эту мысль у себя в голове. Но волнение не проходило.

К трём часам он уже стоял перед парадной дверью большого особняка на Изештрассе и делал вид, что абсолютно не волнуясь нажимает на кнопку звонка.

Дверь открыл довольно молодой – в костюме, с ужасом отметил Алекс – мужчина.

– Вы герр Берзин? – мужчина даже не спросил, а словно сам себе дал подтверждение. – Проходите, пожалуйста. Я – помощник герра Шварца Ханс Келлер. Позвольте, я провожу вас.

И буквально через минуту, уже без куртки, Алекс оказался в довольно просторном кабинете, где на удобных белой кожи креслах его уже ожидали Конрад Шварц и его сын Рудольф.

После недлинного ритуала приветствий и формул вежливости Алекса усадили на такой же белый, захрустевший под ним кожей диван, а помощник, не спрашивая, принёс и потихоньку расставлял на журнальном столике кофе.

Пользуясь секундной передышкой, Алекс огляделся. Кабинет, несмотря на довольно преклонный возраст хозяина, выглядел суперсовременно. Хай-течные – матовое стекло-металл – шкафы, столы и угадывающийся в нише экран, кожаная роскошь, на которую страшно пролить кофе, – всё это выглядело чертовски дорого. Алекс порадовался, что не надел костюм:

– У тебя хай-тек, а у меня – «барселона», – подумал он и расправил пошире плечи.

Разговор начал герр Шварц.

– Итак, молодой человек. Давайте внесём ясность. То, что я пригласил вас сюда, никакого отношения к вашей работе в компании не имеет и не будет иметь. Да, я сам одобрил вашу кандидатуру, и как к сотруднику у меня нет к вам абсолютно никаких претензий. Наша с вами беседа будет носить исключительно частный характер. Мне бы хотелось, чтобы вы полностью понимали – чем бы она ни закончилась, это никак не скажется на вашей карьере в компании. Надеюсь, вы это понимаете.

Алекс, кажется, понимал. С одной стороны, у него отлегло от сердца: только сейчас, перед самой свадьбой, ему не хватало неприятностей на работе. С другой стороны, что такого «частного» могло произойти, чтобы он оказался здесь, на этом белом диване с этой дорогущей, едва не прозрачной чашкой кофе в руке, напротив этого хай-течного старикана и его сыночка с потливыми руками.

Если честно, Алекс не понимал ничего. Но на всякий случай кивнул и приготовился внимательно слушать.

– Так вот, герр Берзин. У меня есть самые серьёзные предположения, что ваша истинная фамилия совсем не Берзин, как вы всю жизнь привыкли считать. Я полагаю, что вы – единственный наследник древнего дворянского рода. Позвольте, я расскажу вам одну историю.

И Конрад Шварц, отставив и позабыв свою чашку, откинулся на спинку кресла. Его взгляд, до этого цепко не выпускавший из поля зрения ни Алекса, ни его «барселону», ушёл куда-то внутрь. Глухим старческим голосом он начал рассказывать о том, что происходило на его глазах летом и осенью 1939 года.

Как оказалось, детство Конрада Шварца прошло вовсе даже не в Германии, а – в Латвии. Там он и родился, в прекрасной усадьбе возле маленького латвийского городка Кандава, оттуда же и уехала семья в связи с началом Второй мировой войны в октябре 1939 года. К моменту отъезда Конраду исполнилось уже 8 лет, и он отлично помнил и усадьбу и всех, кто в ней проживал.

– Ну, мама и папа, это само собой понятно. И сестра Эмилия, старшая… Мир ей…

Герр Конрад задумался ненадолго, восстанавливая в памяти своё детство.

– И фройляйн Августа, Августа Лиепа. Она дружила с Эмилией и жила в доме. Вроде бы родители взяли её в дом, чтобы у сестры появилась подружка. Очень умная, разные книжки читала. Потом отец почему-то себе её в секретари взял. Чем-то там она ему помогала. Может, и вправду толковая была.

В последний год мама очень болела, и папа её с Эмилией отправил в Европу лечиться. Почти перед самой войной. Уже в Польшу войска вошли, когда мама приехала.

А пока мама отсутствовала, вся история и случилась.

Сначала приехал к папе фон Дистелрой. Не тот, который отцу поместье продал, а его сын – молодой Дистелрой, Георг. И вот он-то и влюбился в эту фройляйн Августу. Так, что даже оставался в усадьбе почти до конца лета. Ходили по саду, за ручки держались. Я-то хоть и маленький, но всё видел. Ребёнка же никто не замечает, а фройляйн Августа вообще очень заносчивой была – и не поговорит никогда, постоянно только в библиотеке или у отца в кабинете печатала. А тут вдруг в саду и в саду. Тогда-то она от него и забеременела.

• 1/65
• Следующая