Игра страсти - Косински Ежи - Страница 54

Ванесса молчала. Не отрывая глаз от дороги, Фабиан ощущал на себе ее взгляд. Сбавив скорость, он повернул свой трейлер на площадку для парковки. Вдыхая влажный воздух, девушка наблюдала за тем, как Фабиан вешает на оба бока прицепа таблички с надписью «Карантин». Взяв ее под руку, он повел ее на другую сторону улицы и остановился перед внушительного вида зданием. После того как он позвонил, дверь — массивная металлическая плита — скользнула вбок.

Перед ними стоял молодой человек с мускулистыми руками и плечами, обтянутыми черной футболкой с надписью золотыми буквами: БИРЖА ГРЕЗ. Отступив назад, он проводил их к конторке, за которой сидела молодая женщина в футболке с такой же надписью. Она так обтягивала ее, что, казалось, соски проткнут ткань. Женщина предложила Фабиану заплатить за входной билет и протянула ему карточку, которую он должен был подписать. После того как он выполнил ее просьбу, она нажала на кнопку и позволила Фабиану и Ванессе пройти через турникет. Они шли вдоль черных виниловых стен в золотых рамках, обитых войлоком, и спустились по лестнице, покрытой ковром. Их путь освещали переливающиеся всеми цветами радуги стеклянные панели, мозаичные панно, сложенные из сверкающей, как павлиньи перья, гальки, подсвеченные сзади и создающие незабываемый эффект.

— Кого же сюда пускают? — негромко спросила Ванесса.

Поднеся к глазам членскую карточку, Фабиан вслух прочитал набранный мелким шрифтом текст: «Действителен для любого мужчины и женщины, достигших совершеннолетия, приходящих парой и оплативших наличными или кредитной карточкой полную стоимость входа. Оплата входного билета подтверждает членство „Биржи грез“ в течение шести недель и дает возможность членам в дальнейшем получать входные билеты по сниженной цене».

— Если сюда пускают кого угодно, то к чему членство?

— Как клуб, «Биржа грез» свободна от разного рода правил, действующих в заведениях, удовлетворяющих потребностям широкой публики.

— И что же ты получаешь за свое членство?

— Бесплатные напитки, бесплатные закуски и, разумеется, бесплатное использование других помещений, предназначенных для встреч согласных пар.

— Согласных на что?

— На то, чтобы находиться в обществе других мужчин и женщин.

Они стояли на краю гигантской раковины, над которой поднимался пар и бьющие по ушам звуки музыки диско. Сладковато-приторный запах марихуаны, к которому примешивался аромат сигаретного дыма, повис над танцевальной площадкой, на которой толкались и прыгали множество мужчин и женщин, озаряемых вспышками света.

Почти половина танцующих были голы и босы: на иных были трусики, плавки или полотенца; лишь несколько человек танцевали в одежде. На краю площадки в размеренном ритме двигались две женщины, обнимавшие друг друга за шею, прижавшись друг к другу обнаженными грудями. Рядом с ними танцевала еще одна женщина, вихлявшая бедрами. Не сбиваясь с темпа, она опустила руку и стала осторожными движениями ласкать член своего партнера, затем наклонилась и уткнулась носом в его заросший волосами пах.

Другие посетители, многие из которых были голые, лежали на диванах или стояли, прислонясь к зеркалам, которые обрамляли комнату, и наблюдали за танцующими. Какой-то мужчина с полотенцем вокруг талии прищелкивал пальцами в такт музыке, в то время как его спутница, обнаженная девушка, равнодушно разглядывала себя в зеркало, приподняв ладонями груди и пощипывая и сжимая соски. Молодой человек, усевшийся на колени партнера, терся, совершая медленные, продолжительные движения. Сидевшая на кушетке женщина смотрела на мужчин, затем стала сверху вниз гладить свои полные ляжки. Мышцы ее живота стали сокращаться, и она, охваченная страстью, закрыла глаза, проведя рукой между ног. Жест был великолепен, чего нельзя было сказать о самой женщине.

Удивленная увиденным, Ванесса придвинулась поближе к Фабиану. Вспышка синеватого огня озарила ее белки, заставив сократиться зрачки.

— Что это за люди? — спросила девушка.

— Обыкновенные люди с разными вкусами, начиная от появления желания до его удовлетворения, — отвечал ее спутник. — Когда «Биржа грез» впервые открылась в Нью-Йорке, то журналисты объявили, что это дворец, где происходят самые омерзительные со времен гибели Помпей оргии. Благодаря такой рекламе она быстро стала знаменитой, и вскоре филиалы «Биржи грез» открылись во всех штатах.

Он вел девушку мимо тел, влажных от пота, лежавших на матрасах или подушках, прижатых к стене, — тел, встающих на колени или изгибающихся рядом друг с другом, наклоняющихся, двигающихся сверху или снизу, целующихся, обнимающихся, прижимающихся к паху партнера. Во влажном тумане совершались эти путешествия в один конец и обратно.

— Мои подруги ни за что бы не поверили, если бы я рассказала им, чем тут люди занимаются в присутствии посторонних, — заметила Ванесса.

— Как только мы начинаем не верить тому, что могут делать другие, мы в конце концов начинаем не верить тому, что можем сделать мы сами.

— Ты здесь бывал?

— Бывал, — ответил Фабиан.

— Ты тут занимался любовью? — спросила Ванесса после продолжительной паузы.

— Да, — сказал он. Это была обыкновенная констатация факта.

— И делил здесь с кем-то женщину?

Он кивнул.

— Женщину, которую ты сюда привел?

Он снова кивнул.

— И что тебя заставило прийти сюда с ней?

— Потребность в перемене, — спокойно ответил Фабиан. — Я чувствовал, что начинаю топтаться на месте, ощущал себя усталым актером, играющим в скучной пьесе. Каждый вечер тот же выход, те же лица, та же сцена. Здесь, по крайней мере, сцена была другая.

«Биржа грез» вошла в жизнь Фабиана несколько лет тому назад. Однажды вечером владелец известных конюшен на Восточном побережье — человек щедрый, с широкой натурой, — пригласил его на бенефис некой певицы, бывшей когда-то живой легендой, записи с песнями которой больше не давали сборов и которая не появлялась на людях в течение многих лет.

Когда Фабиан и остальные гости заняли передние места в зале, он с любопытством увидел широкую циклораму — белую полосу, натянутую через всю сцену. Неожиданно в зале погас свет, и на экране появилась разноцветная лента — фильм, состоявший из эпизодов жизни знаменитой певицы: вот она крупным планом, вот она снята издалека, как обитательница Олимпа, вот она младенец на руках у матери, школьница, нимфетка, девушка-тинейджер, затянутая в кожу, — то соблазнительно приближающаяся, то провокационно отступающая. Вот она застыла в позе, наклонилась, совершая какое-то движение, вот ее задержание за наркотики, арест и приговор, заключение в тюрьму, освобождение, ее браки, дети, хиты, дававшие рекордные сборы, роли в кино, ее фигура во весь экран, словно икона возвышающаяся над зрителями и сценой, уменьшающаяся на глазах до крохотной точки. Ее голос, превращенный в шепот, становился громче, усиливался звуковой системой, с трудом выносимый аудиторией. Фабиан почувствовал себя пронизанным этим звуком насквозь, связанным по рукам и ногам не только серией кадров, но и перекрещивающимися лучами света, которые то и дело меняли цвета, формы, звуки, создавая круговорот эмоций.

Появившаяся наконец на эстраде звезда показалась Фабиану рожденной из пены технологии Венерой. Теперь ее голос и песни почти ничего не значили: она торжествовала, как образы, возвещавшие ее появление.

Под бурным натиском этого похожего на оргию спектакля, поддавшись пылу, охватившему обезумевшую, экзальтированную толпу, доведенную до такого состояния с помощью точно выверенной стратегии вторжения и манипулирования чувствами людей, — результата, которого не могло достигнуть ни одно устройство, ни один механизм, даже самый мощный, — Фабиан сдался.

Он понял, как сильно повлияли на качество ее исполнения новомодные звуковые и световые эффекты. Осознал, что на фоне этой искусственной, созданной современной техникой драмы краски его собственной жизни стали бледными, тайный источник его энергии и поисков истощился, утратил жизненную силу.