Крещенский апельсин - Басманова Елена - Страница 27

• Предыдущая
• 27/55
• Следующая

– Господин Лиркин, – миролюбиво прервал его Треклесов, – очень вас прошу, не надо скопом оскорблять коллег.

– А меня, меня, по-вашему, никто не оскорбляет? Мне, как какому-то половому, предлагают поднести рюмку водки! А рюмка валерьянки? Издевательство! Мне – валерьянку! Когда все, абсолютно все, кроме, может, молокососа Самсона, знают, что у меня в доме пуды лекарств! Ведра валерьянки!

Данила, вернувшийся в приемную с подносом, на котором стояли две рюмки водки, замер на безопасном отдалении.

– Ну и черт с тобой, – заявил равнодушно Мурыч. – Не пей водку, не пей валерьянку, подыхай от злости!

Он ловко схватил с подноса рюмку, опрокинул в рот ее содержимое и с вызывающим звоном шмякнул рюмку обратно.

– От вашего визга, господа, – застонал почувствовавший себя забытым Синеоков, – звенит в ушах. Дайте мне водки. Зубы болят. Может, боль утихнет… Лучше бы подумали, как я буду работать над номером в таком виде? Ведь нельзя в приличном обществе показаться!

Данила, соблюдая меры предосторожности, обогнул Лиркина и двинулся к театральному рецензенту. Следом за ним, сжавшись, чтобы выглядеть еще меньше, неслышно ступала Ася с валерьянкой в склянке.

– Вы, господин Синеоков, – распорядилась госпожа Май, – можете в ближайшую неделю заняться своим лечением. Расходы за счет редакции. Театральный материал у нас есть: напишем о «Спящей красавице», мы ее видели.

– Этот материал вместе с фотографиями займет несколько полос. Обойдемся, пожалуй, и без Скрябина, – помня о своем незавершенном переводе, торопливо заявил Платонов. – И Элоизу можно добавить.

– Значит, вы хотите, чтобы следующий номер «Флирта» вышел без меня, без Синеокова? – театральный рецензент, подкрепив свои силы рюмкой водки, возопил с новой силой.

– Я все понял! – взвизгнул в его поддержку Лиркин. – Вы все так специально и задумали! Хотели выбить нас из колеи! И я могу указать на заказчика этого подлого и гнусного погрома! – Длинный палец с криво остриженным ногтем описал дугу и замер, вытянувшись по направлению господина в пенсне. – Это вы, Иван Федорович, вы, господин Платонов! Я всегда знал, что вы состоите в черной сотне! И вот, как вы ни таились, истина открылась! Это вы натравили своих архаровцев на меня!

– А кто на Синеокова? – подзудил Фалалей.

– Не сбивайте меня с толку! – Лиркин набросился на фельетониста. – И вы не без греха! Шляетесь по полицейским, ручкаетесь с жандармами и городовыми… Не исключаю, что вы знали о замысле негодяя – и скрыли ото всех!

– Я тоже думаю, что я невинная жертва, – Синеоков скривился, подмигивая Даниле и указывая взглядом на рюмку.

– Антон Викторович, – госпожа Май поморщилась, – выдайте пострадавшим по пятьдесят рублей на лечение. Проведите как безвозмездную ссуду.

– Будет исполнено, Ольга Леонардовна, – Треклесов вытянулся. – Надо бы доставить их домой. Послать Данилу за извозчиком?

– Что? – Лиркин надменно оглядел собравшихся. – Вам так не терпится от меня избавиться, что даже на общий сбор не хотите оставить? Вы же видите, я жив и здоров! И с головой у меня все в порядке!

– Вы нам надоели, господин Лиркин. – Аля повернулась и с досадой выскочила из приемной.

– Да кто она такая? – взвился Лиркин. – Я ей надоел! Пусть убирается! А я останусь! Останусь – и все! Никому не удастся выжить меня из «Флирта»!

– Вам надо лечиться, господин музыкальный обозреватель, а мне ваши вопли слушать некогда, работать надо. – Сыромясов вздохнул и тоже вышел вон.

– Леонид Леонидович, дорогой, милый вы наш, вы недооцениваете последствий нападения. – Ася едва не плакала, хотя только что выпила валерьянку, невостребованную потерпевшими.

– Давайте без намеков! Я не сумасшедший! – пробурчал Лиркин себе под нос.

– Вы для меня более не существуете, господин Лиркин, – растерянный Платонов, вновь обрел дар речи. – Вы для меня – пустое место.

С брезгливой гримасой он гордо прошествовал мимо сопевшего и раздувавшего ноздри Лиркина в коридор.

– Собрание отменяется, – заявила Ольга Май. – Прошу всех явиться завтра в положенное время и в спокойном состоянии.

Лиркин, казалось, только этого и ждал. Он сжал кулаки и выкрикнул вслед удаляющейся Ольге:

– Да ведь они только этого и добивались! Специально сорвали нормальную работу, чтобы всем было удобней следить за Эдмундом! Сговорились ходить за ним по пятам и меня подбивали.

Ольга обернулась в дверях, внимательно посмотрела на Лиркина и, ни слова не говоря, скрылась из виду.

– Самсон, бежим скорее из этого ада, – Фалалей, сохранявший благоразумную сдержанность, тронул стажера за рукав. – Уносим ноги, пока она не передумала.

– А куда? – спросил Самсон, собиравшийся провести день в редакции, чтобы овладеть хотя бы некоторыми навыками журнальной технологии.

– Неважно. На улицу, на свободу, – фельетонист настойчиво подталкивал юнца к дверям. – Асенька за болезными присмотрит, а нам и так есть чем заняться. Еще конь не валялся в моем фельетоне. А ты, ты уже написал свой шедевр?

– Нет, времени не было, – откликнулся Самсон, ныряя в свою буфетную.

Там он вытащил пистолет из баула и опустил его в карман, на всякий случай. Наскоро натянув на себя пальто, шапку и на ходу заматывая шарф вокруг шеи, он выскочил за Фалалеем на лестницу. Они кубарем скатились по ступенькам и оказались на воздухе. Морозная сырость окутала их.

– Уф, – вздохнул Фалалей, и изо рта его вырвалось облачко пара. – Вот так всегда: переругаются, перегрызутся. Славы им мало. Как только Ольга выносит их дрязги?

Самсон вышагивал рядом с другом, и мысли его были уже далеко от происшедшего. Он подозревал, что стал игрушкой чужих амбиций и интересов.

– Кстати, дружок. – Фалалей толкнул его локтем. – А ты не знаешь, за что этих дураков побили?

– Знаю, – ответил Самсон, – за мой дебют во «Флирте». Ольга показывала мне письмо с угрозами избить Золотого Карлика и Нарцисса.

Фалалей расхохотался.

– Вот здорово! Получается, что ватага макаровских извозчиков подстерегла авторов байки в засаде. Они, глупые, решили, что Лиркин – это и есть Золотой Карлик, а женоподобный красавец – Нарцисс? Вот потеха!

– Я же не специально, сам понимаешь. И на меня могут напасть, если разберутся…

– Понимаю, братец, что зелен ты еще, и шишек набьешь немало. А ведь я с утра сегодня Макарова навестил. Лютует деляга! Вот что значит популярность!

– Неужели он так популярен в столице? – изумился Самсон. – Я в Казани никогда о нем не слышал!

– Да не он популярен, черт бы тебя побрал, – крякнул Фалалей, – а наш журнал! Проник в самую гущу масс. Даже Макарову попался на глаза. Доброхоты постарались. А он сделал из вашей писанины тот вывод, что жена его спуталась с извозчиком Яковом. Вот и отдубасил поленом невинную, до выкидыша. Так что виноват ты, братец, в избиении макаровской жены. Отмаливай грех. На твоей совести. А мне надо бежать дальше, волка ноги кормят.

– А куда же я? – Пораженный Самсон притормозил. – И зачем ты тогда меня на мороз выволок?

– Ты идешь со мной, – заявил Фалалей. – Я же за тебя отвечаю, забыл, что ли? Мне надо материал добыть – осталось всего два дня! Тебе-то есть о чем писать…

– А почему два дня? – не понял юноша.

– О, ты же ничего не знаешь! – воскликнул, остановившись наконец, Фалалей. – Третий вылетит на слежку. Тебе не говорили?

– Нет, – Самсон захлопал глазами. – А за кем ты следишь?

Фалалей еще пуще заторопился.

– Пока ни за кем, пока следит Сыромясов. Он мне и сказал, что в четверг моя очередь бегать за Эдмундом.

Самсон ничего не понимал.

– А зачем? Зачем следить за больным человеком? – спросил он. – Его сегодня даже не было в редакции.

– Оберегать надо голубчика. Как бы с ним вновь чего не случилось. Забыл, что ли, как Ольга грозилась всех нас уволить? И уволит, будь спокоен, рука не дрогнет.

Самсон успокоился, угрозы об увольнении он помнил превосходно.

– А куда мы бежим? – спросил он.

• Предыдущая
• 27/55
• Следующая